Делонг хотел, чтобы его команда успела насладиться несколькими деньками арктического лета и принять участие в веселье, которое царило в этом суетливом порту на самой северной оконечности американской империи. И все же Сент-Майкл показался ему «жалким местом». Делонг счел, что там чувствуется налет разложения, гниения и распутства, подпитываемого выпивкой и алчностью. Однако он понимал, что это, скорее всего, последняя на долгие годы их встреча с цивилизацией – или хотя бы ее подобием. «Возможно, Сент-Майкл еще покажется нам, – написал он, – истинным раем на земле».
Делонгу понадобилось 35 дней, чтобы пройти почти 3000 миль от Сан-Франциско до Сент-Майкла. Груженное углем судно, по замечанию Делонга, «качалось и ворочалось, как свинья», но первые несколько дней все в целом шло гладко, и настроение на борту было приподнятым. Вечером Коллинз садился к органу и наигрывал мелодии, которые на бубнах и народных скрипках подхватывали другие участники экспедиции.
Поначалу Коллинз держал в узде свой веселый нрав, но вскоре уже начал смешить команду каламбурами. Как только шлюзы открылись, вода хлынула мощным потоком: Коллинз больше не мог сдерживаться. «Одни были хороши, – писал Делонг, – другие же – просто отвратительны». Частенько его каламбуры были непостижимы для остальных членов команды, поскольку основывались на шутке, к примеру, ирландской, которую другие просто не понимали. «Некоторое время мы отказывались понимать его остроты, – писал Делонг, – и смотрели на него невинно и любопытно, точно малые дети, по нескольку раз прося его объяснить смысл шутки, пока он наконец не восклицал, что наш интеллект, должно быть, слабеет по мере отдаления от Сан-Франциско. Теперь же мы позволяем ему каламбурить, хвалим удачные колкости и ругаем плохие».
В целом Делонг был донельзя доволен своим экипажем. Его подчиненные стали «маленькой семьей, лучшей командой в истории. Не было никаких признаков несогласия, никто не роптал». Команда Делонга представляла собой срез Америки «позолоченного века», то есть иммигрантской Америки: это были суровые, самодостаточные люди, которые жаждали лучшей жизни, чем та, что осталась в Старом Свете. Среди них были немцы, два датчанина, два ирландца, финн, шотландец, норвежец и русский. Были также американцы французского, голландского, шотландского и ирландского происхождения и три китайца.
В целом Делонг был донельзя доволен своим экипажем. Его подчиненные стали «маленькой семьей, лучшей командой в истории. Не было никаких признаков несогласия, никто не роптал».
Делонгу особенно понравились кок А Сэм и стюард Чарльз Тонг-Синг, нанятые в Чайна-тауне Сан-Франциско. По мнению Делонга, А Сэм готовил весьма хорошо и совершенствовался с каждым днем. Он мастерски пек хлеб, но кофе, на вкус моряков, заваривал слабовато, однако постепенно входил в курс дела и, похоже, был доволен своей работой. Делонгу казалось, что Сэм и Чарли «никогда не унывали», «не тревожились о будущем и не печалились о прошлом».
Но третий китаец, нанятый Делонгом, юнга А Синг, оказался настоящей катастрофой. Нервный, неуклюжий и бестолковый А Синг не говорил по-английски и за трапезой в столовой вечно спотыкался, разливая напитки и роняя еду, разбивая тарелки и чашки. По мнению Делонга, он был «совершенно бесполезен». «Из-за его глупости я уже едва не поседел», – писал капитан. А Сэм и Чарльз Тонг-Синг постоянно поправляли юнгу, извергая потоки китайской брани, но в улыбке А Синга было что-то тревожное. Болезненно любезная и неизменная, эта улыбка всех сводила с ума – и в особенности Мелвилла. По свидетельству Делонга: «Стоило мне лишь слово сказать, и Мелвилл тут же ссадил бы его с корабля и пристрелил без промедления».
На острове Уналашка из Алеутского архипелага Делонг ненадолго зашел в порт, чтобы взять кое-какой груз, включая меха, тюленьи и оленьи шкуры, одеяла, шесть тонн сушеной рыбы и 150 тонн угля. Он отправил корреспонденцию с направляющимся на юг пароходом и пошел дальше на север, в туманное Берингово море, к Сент-Майклу.
Несколько дней «Жаннетту» качало на высоких волнах, из-за чего менее опытных участников экспедиции поразила ужасная морская болезнь. По замечанию Делонга, А Синг напоминал «оживший труп». «Он казался собственной тенью, его длинная коса растрепалась в спутанный клок волос, развевающихся на ветру, – писал Делонг. – Я не на шутку боялся, что он не выживет». Но хуже всех пришлось ирландцу-шутнику. «Несчастный Коллинз так страдал, что не заметил бы, даже если бы лишился матери, – свидетельствовал Делонг, радостно добавляя: – Его каламбуры на несколько дней прекратились». Но, как ни печально это было для капитана, когда «Жаннетта» подошла к Сент-Майклу, Коллинз полностью оправился и принялся «снова изводить» экипаж.
В Сент-Майкле Делонгу около недели пришлось дожидаться шхуны «Фрэнсис Хайд», которую Беннетт зафрахтовал в Сан-Франциско для перевозки дополнительных запасов угля. В это время капитан занялся другими вопросами. Он запасся копченой рыбой и сырым мясом и нанял эскимосов для пошива меховых костюмов и одеял из тюленьей кожи. Он купил сапоги из оленьих шкур, а также волчьи и норочьи шкуры. Он расспросил всех местных, не слышали ли они об экспедиции Норденшёльда (но никто о ней не знал). Представители Аляскинской торговой компании передали ему дополнительный запас оружия и боеприпасов. У эскимосов он купил сорок ездовых собак – «прекрасные животные, молодые и энергичные, они очень радостно встретили меня, когда я пришел с ними познакомиться».
Делонг изначально хотел взять с собой собак, но на Аляске понял, что ни он сам, ни члены его команды не знают, как ухаживать за ними и управлять упряжками. В связи с этим он прошелся по городку, чтобы пригласить двух опытных погонщиков присоединиться к экспедиции. Он быстро нашел двух молодых мужчин, согласных отправиться в Арктику: один из них, Алексей, назвался охотником и привел с собой друга по имени Анегин. Хотя оба они немного говорили по-английски, об экспедиции они почти ничего не знали: они не понимали, ни куда она направляется, ни какие цели перед собой ставит, ни с какими рисками сопряжено участие. Их в основном привлекла возможность заработать огромные, по их меркам, деньги: Алексею обещали платить 20 долларов в месяц, а также выделять небольшое содержание для его жены и ребенка. Более того, по окончании экспедиции ему сулили возможность забрать домой невероятную ценность – многозарядный винчестер с тысячей патронов. Жалованье более молодого и холостого Анегина было немного меньше.
В конце концов груженная углем шхуна «Фрэнсис Хайд» прибыла в порт, и Делонг назначил отплытие на 21 августа. Тем утром двое эскимосских погонщиков поднялись на борт и познакомились с «Жаннеттой». Ненадолго на палубу взошла и эскимосская девушка. Это была жена Алексея – крепкая, застенчивая молодая женщина, широкая улыбка которой не могла скрыть ее тревоги за мужа. С ними пришел и их маленький сын. Их прощание тронуло всех моряков «Жаннетты», многие из которых, без сомнения, скучали по своим подругам и женам. Супруги держались за руки, сидя на мешках с картошкой возле входа в каюту.
Коллинз описал этот момент в репортаже для «Геральд». Он счел, что жена Алексея «в сложившихся обстоятельствах вела себя в высшей степени достойно» и выказывала «стойкость вкупе с привязанностью к мужу». Они некоторое время тихо беседовали друг с другом, и в их глазах блестели слезы. В небе летали чайки, судно подрагивало, пока на него поднимали последние грузы. Когда эскимосская пара «обменялась клятвами вечной верности, – написал Коллинз, – я был очень тронут».
Возможно, вспоминая о собственном прощании с Эммой, Делонг тоже проникся моментом. Он решил подарить женщине что-то в память о корабле, на котором ее муж проведет следующие два-три года, и не нашел ничего лучше фарфоровых чашки и блюдца с золотистой маркировкой «Флот Соединенных Штатов». Их сыну Делонг подарил губную гармошку. Жена Алексея с благодарностью приняла его дары. Казалось, «при виде этих сокровищ ее обуяли эмоции, – заметил Коллинз, – и она тотчас спрятала их в карманы, скрытые среди складок ее мехового платья».
Когда Делонг объявил, что провожающим пора покинуть корабль, Алексей не хотел отпускать жену. «Рука в руке, они бродили по палубе, – вспоминал Мелвилл, – пока наконец не попрощались с огромной нежностью, оставив в стороне все сомнения и страхи».
Прежде чем взять курс на север, Делонгу нужно было выполнить еще одну задачу – раскрыть тайну местоположения скандинавского путешественника Адольфа Норденшёльда. Он не обязан был найти Норденшёльда, но не мог не предоставить убедительных доказательств, что его судно «Вега» без проблем перенесло зимовку и не нуждается в помощи. Эта задача по-прежнему тяготила Делонга, но приказ исходил от самого военно-морского министра, поэтому ослушаться его он был не вправе. Само собой, Делонг не знал, что тайна уже раскрыта. Он боялся, что ему придется потерять недели, может даже месяцы, на эту глупую затею. Вечером 21 августа «Жаннетта» снялась с якоря и вместе со шхуной «Фрэнсис Хайд» взяла курс на запад, к сибирскому побережью, где капитан рассчитывал раздобыть сведения о «пропавшем» путешественнике.
Когда «Жаннетта» в качку пересекала Берингово море, на борт захлестнула огромная волна, которая ударилась в стену каюты Делонга. Окно разбилось, внутрь хлынула вода. «Я дремал в кресле, – написал он, – как вдруг оказался погребенным под водой среди осколков стекла, а все мои вещи поплыли в разные стороны».
Достигнув русского залива Лаврентия, Делонг отправил на берег отряд с целью разузнать о Норденшёльде. Чукчи, похоже, знали об иностранном корабле, который перезимовал в замерзшей бухте вверх по побережью. Кое-кто даже вспомнил, что в июле видел пароход, идущий вдоль берега на юг.
Не теряя времени, Делонг повернул на север, к островам Диомида и Берингову проливу. 27 августа в открытом море возле пролива «Жаннетта» и ее угольный тендер «Фрэнсис Хайд» приготовились разойтись в разные стороны. Делонг взял последние запасы угля и передал на другое судно корреспонденцию, включая его последнее письмо домой, Эмме. Он также решил отослать обратно в Сан-Франциско бестолкового юнгу А Синга. От него не было никакого толку. «Я уволил китайского парнишку, – написал Делонг. – Философски приняв неизбежное, он взошел на борт шхуны с той же глупой детской улыбкой, которая не сходила с его лица во время нашего плавания».