Последовало троекратное ура, и моряки разошлись по острову, чтобы найти дерево для костра. Хотя они еле волочили ноги – «все измотаны донельзя, – писал Делонг, – и не могут идти дальше», – им нравилось наконец ступать по твердой земле. За исключением небольшого отряда, который под командованием Мелвилла высаживался на острове Генриетты, команда «Жаннетты» не ступала на сушу 697 дней. Доктор Эмблер наслаждался удивительным чувством «обновления электрического взаимодействия его тела с землей».
Вскоре на каменистом пляже затрещал костер. Над лагерем Делонга взвились американские флаги – и на этот раз ему показалось, что они его уже не дразнили.
Глава 31Восемь драгоценных дней
Сначала звука не было – из глубин земли, скорее, исходила низкая вибрация. Большинство моряков, посапывавших в своих спальных мешках из тюленьих шкур, было слишком измотано, чтобы ее заметить. Но затем земля, по словам Мелвилла, «качнулась и задрожала», «раздался далекий гул». Набирая силу и становясь все громче, этот гул прогнал птиц с насиженных уступов на утесах. Несколько моряков в палатках проснулись и спросонья озадаченно посмотрели по сторонам. Такого шума они еще не слышали, а такого ощущения не испытывали. Многие решили, что это землетрясение.
Делонг и другие моряки выскочили из палаток и недоуменно вгляделись в предрассветный арктический сумрак. По каменистым склонам ровно над ними катились камни. Оползень «приближался с невероятной скоростью», свидетельствовал Мелвилл.
К счастью, лагерь разбили на каменистой косе, отделенной от горы узким протоком. Подпрыгивая и громыхая, камни в конце концов падали в воду и «скрывались в пене, – писал Ньюкомб, – отчего брызги взлетали вверх на пятьдесят футов». Если бы не этот проток, по словам Мелвилла, они «оказались бы погребены под скатившейся массой».
Над лагерем поднялось облако пыли и песка. Моряки закашлялись, благодаря судьбу за спасение. Сам собой возник вопрос: не пытался ли остров их прогнать? Казалось, эта отвесная арктическая скала никогда прежде не видела человека и категорически возражала против высадки экспедиции. На берег, по словам Делонга, скатилось «чудовищное количество проклятых камней». Но его самого, казалось, близость катастрофы не особенно испугала. Он написал, что после всех лишений они «готовы ко всему и ничему не удивляются».
Однако кое-что Делонга все же удивило: остров, на котором они оказались, был довольно крупным. В первое утро, 30 июля, он отправил несколько групп на разведку в разных направлениях, и они принесли любопытные новости. Они обнаружили мысы, плато, вулканические кратеры, несколько ледников и бесчисленное количество скалистых масс, испещренных угольными жилами. Моряки нашли обесцвеченные оленьи рога, образцы опала, аметистового кварца и базальтовой лавы, а также кости нескольких морских млекопитающих. На острове были следы медведей, лис, кроликов и куропаток. Сам же остров простирался на много миль – он был слишком велик, чтобы обследовать его за день-другой.
Оценив значимость их открытия, Делонг решил назвать это место островом Беннетта. По его мнению, остров теперь был частью США. «Я прибавил остров Беннетта к американской территории», – написал он и назвал высокий утес возле их лагеря мысом Эммы.
Площадь острова Беннетта составляет около шестидесяти квадратных миль, и в настоящее время он считается самым крупным фрагментом архипелага, называемого островами Делонга. Для сравнения: остров Генриетты, также входящий в этот архипелаг, представляет собой жалкий клочок земли площадью 4,6 квадратной мили. Самая высокая гора острова достигала 1400 футов в высоту; на острове было четыре ледника, один из них толщиной до 560 футов. На скалистом острове не было ни одного дерева, но большую его часть покрывали низкорослые растения тундры – полукустарники, травы, мхи и лишайники. Многие тысячи лет назад остров Беннетта был отдельно стоящей горой, которая возвышалась над позднеплейстоценовой равниной Берингии, некогда соединявшей Евразию с Северной Америкой, а затем поглощенной Северным Ледовитым океаном.
Пока моряки жили на острове Беннетта, капитана Делонга терзали противоречивые импульсы. С одной стороны, он хотел обследовать остров и составить карту, ведь это как-никак было первое значительное географическое открытие экспедиции. С другой стороны, он понимал, что арктические часы не обогнать. Выживание всей его команды зависело от того, насколько быстро они пойдут дальше к югу. И все же до отхода им нужно было набраться сил, залатать лодки и морально подготовиться к новому рывку. Делонг долго раздумывал над этой тонкой тригонометрией – отдых, обследование, продолжение марша, – понимая, что от его решения зависит судьба всех его людей. «Долгая задержка, – признавал он, – станет для нас весьма серьезной». Он не мог не обращать внимания, что на этом острове, как в пустынном оазисе, была жизнь, пускай и скудная.
Мелвилл склонял Делонга задержаться на острове и обследовать его. «Любой смелый человек, склонный к героизму», – писал он, поймет ценность этого обследования. Однако «слабый, боязливый или чересчур осторожный человек», по мнению Мелвилла, «постарается его избежать».
В итоге они провели на острове Беннетта восемь драгоценных дней. Их жизнь там во многом была настоящей идиллией – как выразился Мелвилл, «краткой передышкой от нашего утомительного труда». Они пили вкусную воду из ручьев, которые стекали с гор, прямо с ледников. Нагрев воду на костре, они впервые за несколько месяцев смогли помыться. Они не мерзли, благодаря тому что на пляже лежало достаточное количество прибитого к берегу дерева, которое часто сбивалось в заторы, которые напоминали Делонгу «развалившийся причал». Каменистую тундру покрывали прекрасные арктические цветы и съедобная ложечница – Делонг называл ее «серебряной травой», – благодаря которой их рацион удалось дополнить свежей зеленью.
В мясе недостатка не было. Повсюду летали морские птицы, стаи которых закрывали небеса; их гнезда были полны яиц. Отряды Делонга по его приказу поднимались на утесы и десятками убивали птиц, которые были так доверчивы, что охотнику достаточно было подобраться к ним и ударить камнем по голове. Их жестковатое мясо напоминало резину, но, приготовленное в медвежьем жиру, получалось весьма вкусным. Мелвиллу нравилось «пряное жаркое из бакланов, чаек, кайр и других морских птиц», а Делонг написал, что «более роскошного обеда и вовсе не помнит».
Остальным птицы сначала показались слишком жирными для своего строения. «Съесть их – все равно что съесть молодого поросенка, – писал Даненхауэр, – и почти всем нам стало нехорошо, включая даже доктора». Эмблер кратко заметил: «Птичья диета – старые жесткие, молодые нежные». Любитель птиц Ньюкомб лишь сказал, что эти крылатые существа «годятся» в пищу. Но вместе с салатами из ложечницы наваристое жаркое усваивалось лучше.
Делонг понимал, что обнаружение этого острова – подарок судьбы, неожиданная удача, которая улыбнулась им как раз в тот момент, когда он полагал, что моряки не смогут больше ступить ни шага. Теперь он видел, что с каждым днем силы команды восстанавливаются. Глаза моряков снова блестели. «Похоже, нас направляло само Провидение, – писал он. – Нам есть за что благодарить судьбу: несмотря на тяжкий труд, все совершенно здоровы; аппетит прекрасен; мы спим крепко и не просыпаясь».
Остров Беннетта стал для Делонга настоящим убежищем и по другой причине – там капитану не приходилось так пристально следить за поддержанием дисциплины. Он велел Чиппу «дать команде всю свободу, какая только возможна на американской земле». В течение восьми дней, проведенных на острове Беннетта, Делонг давал морякам лишь легкие задания – исследовать берег, собрать образцы видов и геологических пород. Но в остальном он вел себя так, словно они прибыли в порт и взяли небольшой отпуск. Он чувствовал, что это жизненно важно для поддержания боевого духа и душевного равновесия всех моряков, включая и его самого. Им всем нужна была передышка.
Коллинзу снова было позволено общаться с командой и свободно передвигаться по острову, поэтому он вытащил блокнот и сделал точные наброски островной топографии. Даненхауэр тоже был волен поступать по своему усмотрению, при условии, что он не будет снимать повязку с глаза и постарается не рисковать собой, бродя по отвесным утесам над лагерем. Ньюкомб снова занялся тем, для чего его и наняли: в конце концов, он был натуралистом экспедиции и специализировался на орнитологии – а они оказались на девственном, неисследованном острове, где кишели птицы, многие из которых принадлежали к редким или малоизвестным видам.
Каждое утро Ньюкомб брал блокнот и дробовик и на целый день уходил на «вылазки», в основном в одиночку. Он наконец-то оказался в райском уголке. Именно поэтому он и вызвался сопровождать экспедицию – и впервые ему пришлось непосредственно обратиться к своему опыту.
Однажды он ушел в долину вздымающихся скал, которые «стояли, подобно огромному древнему замку». Его одновременно радовала и пугала мысль, что он первым шагает по древним камням. «Возможно, раньше здесь не ступала нога человека, – писал он, – и, смотря по сторонам, я был готов к появлению какого-нибудь гигантского рыцаря, который спросит меня, по какому праву я осмелился нарушить его покой».
В другой день Ньюкомб забрался на высоту 1200 футов по «очень опасным раздробленным камням», чтобы понаблюдать за колонией кайр – крупного вида чистиков. Ньюкомб готов был хоть целый день провести среди птиц. Он часами сидел, завороженно глядя на них с высокого уступа, покрытого красным лишайником и птичьим пометом. «Я даже завидовал уютному дому этих прекрасных созданий, – писал он. – Кайры сидели длинными рядами, как горожане на собрании, и громко шумели. Их крики эхом отдавались в каждой расселине. Никогда в жизни я еще не видел такого большого гнездовья птиц».
Спускаясь по отвесному утесу обратно, Ньюкомб по самую рукоятку вгонял в камни свой охотничий нож, чтобы не сорваться и не лишиться жизни. Вдруг он услышал, как кто-то снизу крикнул ему: «Берегитесь, сэр!» Это был Шарвелл, и он не скрывал своей паники. Обернувшись, Ньюкомб увидел лавину «огромных камней и комьев земли», которая шла прямо на него. Очевидно, из-за его движений наверху что-то сместилось и снежным комом покатилось вниз. «Заметив неподалеку утес, я поспешил скрыться за ним и успел как раз вовремя – смертельные снаряды пролетели мимо», – вспоминал Ньюкомб. Решив, что «чудом избежал гибели», он как ни в чем не бывало продолжил наблюдения за морскими птицами.