[1732]. Город близко сотрудничал с жителями простиравшихся за ним холмов, которые, как мы уже видели, были готовы присоединиться к любой авантюре, которая обещала битвы и добычу. Такое окружение могло быть неидеальным для воспитания царевича, но все-таки оно было несравненно лучше сирийского двора, а дикие матросы были лучшими товарищами, чем евнухи и сводники.
Юный царевич, которому теперь было около двадцати[1733], находился на Родосе, когда до него дошла новость о том, что его брат попал в плен в Иране[1734]. Он немедленно был готов прийти ему на смену и спасти наследие своего дома от чужаков. Собрались наемники и флот – несомненно, в доках Сиды. Он отправил письма различным общинам в Сирии, объявляя свою цель и призывая их выказать ему свою верность. Если можно доверять свидетельству Книги Маккавеев, то в этих письмах он уже принял царский титул[1735]. Однако прибрежные города Келесирии, запуганные гарнизонами Трифона, отказались открыть ему ворота[1736]. Видимо, он не ожидал теплого приема и в тех местах, где признавали Деметрия[1737].
Но для партии законной династии было невозможно продолжать бороться против Трифона без вождя. Даже в самой Селевкии были сторонники сдачи города Трифону. Советники царицы Клеопатры наконец сказали ей, что остался только один выход – призвать Антиоха, чтобы он занял место Деметрия – и как царь, и как ее (третий) муж. Таким образом, для Антиоха открылся путь в царство. В 138 г. до н. э. он прибыл в Селевкию[1738], женился на Клеопатре и принял венец как царь Антиох Эвергет[1739].
Антиох был в Селевкии! При этой новости звезда Трифона наконец начала клониться к закату. Еще один царь из древней династии, чья история пока была незапятнанной, от которого люди могли ожидать всего, – эта новость пробудила всю старинную верность, и воины, на которых полагался Трифон, вскоре стали бежать в Селевкию. У Трифона осталось лишь немного. Его быстро вытеснили из Северной Сирии, и Антиох вошел в столицу[1740].
Трифон отошел к южному берегу, региону, с которым у него, как и у Александра Баласа, были тесные взаимоотношения[1741], и заперся в укрепленном городе Дора. Антиох преследовал его по пятам[1742] и осадил город с моря и суши. Наконец, доведенный до отчаяния, Трифон выскользнул из гавани и добрался до Птолемаиды[1743]. Но ему, очевидно, небезопасно было оставаться там, поскольку дальше он отправился в Ортосию[1744] и оттуда, перебравшись через холмы в долину Оронта, оказал последнее отчаянное сопротивление в месте, где он родился и где он впервые стал строить свою державу, – в Апамее. В какой-то крепости в этом регионе он снова был осажден, и наконец его удалось схватить. Антиох, конечно, не позволил ему остаться в живых, но разрешил казнить себя самому[1745]. С исчезновением Трифона не осталось никого, кто мог бы притязать на сирийский трон, кроме детей Деметрия Сотера.
Энергичный дух и способности его отца были унаследованы Антиохом из Сиды. Он с успехом боролся с жуткой дезорганизованностью, которую породило в Сирии двойное царствование. Общины, которые откололись от любой верховной власти, поняли, что они снова являются частью царства. Среди таких общин было и иудейское государство[1746].
Уже когда Антиох стоял под Дорой, чувствовались зловещие признаки его намерения навести порядок в этой части царства. Иммунитет и внутреннюю свободу, дарованную иудеям, он не отменил, но он не мог оставить без внимания жалобы, которые приносили к нему люди, изгнанные из своих домов, или выходцы из регионов вокруг Иудеи, вынужденные платить дань иудейскими отрядами; не мог он забыть и о захвате поселений за иудейской границей, таких как Газара и Яффа. За оскорбления, нанесенные его подданным, он потребовал у Симона штраф в 500 талантов и за города, которые он захватил, – еще 500 талантов, требование вполне разумное и, насколько мы можем судить, умеренное.
Афенобий, один из друзей царя, был послан, чтобы передать первосвященнику требование монарха. Симон, согласно восточному обычаю, попытался торговаться и начал торг, предложив 100 талантов. Однако служитель царя имел возможность заметить, что правящая семья Иудеи уже накопила огромное богатство, и встретил попытку Симона договориться глухим молчанием[1747].
Антиох, получив от него сообщение, велел Кендебею, правителю филистимского берега[1748], прибегнуть к силе. Сам он в то время был занят преследованием Трифона. Однако попытка Кендебея войти в Иудею не удалась. Симон теперь уже был слишком стар, чтобы выйти на поле боя лично, но его сыновья, Иуда и Иоанн, командовали иудейскими войсками и отогнали Кендебея обратно на равнину[1749].
Как только Антиох уладил более срочные дела, он сам решил призвать иудеев к порядку. Это произошло только на четвертом году его царствования (весной или летом 134 до н. э.)[1750]. К тому времени последний из братьев Иуды уже скончался. Жизнь Симона завершилась годом раньше (в феврале 135) из-за семейной трагедии. Его зять, Птолемей, сын Абуба, решил обеспечить первое место в иудейском государстве для себя, пригласил Симона на пир в крепости Док и там напал на старого воина, когда тот опьянел. Однако план Птолемея провалился из-за расторопности Иоанна, сына Симона, который в момент убийства был в Газаре[1751]. До того как Птолемей смог захватить Иерусалим, Иоанн уже был там и стал вместо своего отца первосвященником и главой государства[1752]. Именно на первом году Иоанна, прозванного Гирканом, Антиох взял подчинение Иудеи в свои руки.
Царь явился с войском, достаточным для лежавшей перед ним задачи. Он разумно рассудил, сколько силы и сколько желания примириться потребно для решения этой задачи. Он был слишком хорошим государственным мужем, чтобы рассматривать возможность отменить религию Израиля и раздавить иудейские предрассудки. Однако, пока не утвердится гегемония селевкидского правительства, не могло быть переговоров или компромисса, и Антиох если уж бил, то бил наотмашь. Иудейские войска были загнаны с поля боя в Иерусалим, и началась серьезная осада города. Она велась силами семи воинских лагерей. Вскоре в городе начался голод, и Гиркану было неудобно содержать огромное количество тех, кто не принимал участие в войне. Он попытался выгнать их, но им не позволили пройти за линии осаждавших, так что они ходили вокруг стен города, пропадая от голода. Чувства, которые вызвало в городе это зрелище, уничтожили планы Гиркана, и, когда пришел Праздник кущей (октябрь 132), его вынудили принять несчастных людей обратно. Антиох проявил готовность к примирению, устроив перемирие во время священного торжества. Он даже послал от своего имени блестящие приношения – жертвы и благовония – в Храм. То, что он так мудро принял во внимание самый чувствительный для иудеев вопрос, подействовало так же сильно, как и его победоносное оружие. Гиркан послал послов просить о мире. Близорукие советники царя теперь советовали ему последовать политике своего двоюродного деда Антиоха и сломать исключительность иудеев, насильственно разрушив их святыни. Теперь, когда иудейское государство было у его ног, пусть он воспользуется возможностью разделаться с ним раз и навсегда. Но характер Антиоха VII перевесил влияние всех окружавших его советчиков. Он даже не попытался снова наложить финансовое бремя, прощение которого он обещал перед тем, как вернуться на трон, и не стал вмешиваться во внутренние дела иудеев. Однако он настоял на том, что осажденные должны сдать оружие, что налог или дань должны быть выплачены за места, занятые иудеями вне Иудеи (такие как Яффа и Газара), и что город должен допустить к себе гарнизон. Однако к последнему условию иудеи отнеслись с таким отвращением, что Антиох принял встречное предложение: они заплатят 500 талантов и выдадут заложников, среди которых будет брат самого Гиркана. Сам Антиох, перед тем как уйти, проследил? чтобы мощная стена вокруг Иерусалима, построенная Хасмонеями, была снесена (132 до н. э.)[1753].
Антиох достиг удовлетворительного результата, нанеся минимум ущерба. Селевкидская власть завоевала уважение, и иудейское государство стало безобидным, а его религиозная и внутренняя свобода остались неприкосновенны. О величии Антиоха как государственного мужа свидетельствует факт, что тот самый царь, который сломал иудейскую державу и захватил Иерусалим, получил от иудеев прозвище Евсевий – Благочестивый[1754].
К сожалению, мы не можем проследить работу Антиоха по реорганизации и устроению в других провинциях его царства, кроме Иудеи. Теперь те, кто был верен дому Селевка в дни беды, получили свою награду. Верный город Селевкия стал «священным и неприкосновенным» (ἱερὰ καὶ ἄσυλος) начиная со вступления на трон Антиоха VII