Деметрий III – последний Селевкид, который вмешался в дела иудеев. Сам народ, недовольный своим царем Яннеем Александром, попросил у него помощи. Янней, как и другие цари того времени, окружил себя чужеземными наемниками – дикими воинами из гор Тавра; иудеи взбунтовались против него и послали в Дамаск за помощью. Деметрий явился с армией и в Шехеме присоединился к национальному ополчению иудеев. В эту позднюю эпоху, казалось, возникла перспектива, что иудеи восстановят сами селевкидскую гегемонию, чтобы спастись от хасмонейского царя! Но когда Яннея изгнали в холмы, они передумали, а Деметрий почувствовал себя слишком неуверенно, чтобы ввязываться с иудеями в войну.
Около 88 г. разразилась война меду Филиппом и Деметрием. Филипп был союзником Стратона, правившего небольшим установившимся недавно княжеством с центром в Берое[1835]. Сам Филипп находился в Берое, когда Деметрий осадил город. Тогда Стратон обратился к соседнему арабскому вождю по имени Азиз и к Митридату, парфянскому правителю (Месопотамии?)[1836]. Они ответили на его призыв, и осаждавший Деметрий сам, в свою очередь, был осажден. Он был отрезан от источников воды и вынужден сдаться. Антиохийцев из его лагеря отправили домой без выкупа, но сам Деметрий стал пленником при парфянском дворе. Митридат Великий, который в тот момент занял трон Аршакидов (он умер около 86), обращался с пленным с тем уважением, с которым парфяне обращались с другими представителями селевкидской династии, попавшими к ним в руки. В таком почетном плену Деметрий III и закончил свои дни.
Однако теперь появился пятый сын Грипа, чтобы сразиться за осколки своего наследства, – Антиох XII Дионис Эпифан Филопатор Каллиник. Филипп завладел Антиохией, а Антиох утвердился в Дамаске[1837]. Филипп ждал возможности ударить по нему там, и, когда Антиох отправился в поход против арабов-набатеев, он внезапно появился перед городом. Милесий, который удерживал цитадель для Антиоха, открыл ворота. Однако Филипп вскоре чем-то обидел этого человека, и, когда он отправился смотреть на скачки на ипподроме вне города, Милесий закрыл ворота и вернул свою преданность прежнему правителю. Антиох Дионис поторопился назад, услышав, что происходит, и Филиппу пришлось уйти. Но практически немедленно Антиох снова ушел в поход против набатеев. На сей раз он пошел по филистимскому побережью, где теперь господствовали иудеи. Янней тщетно пытался остановить его у большой линии защитных сооружений, которая тянулась от Хафарсабы (современная Кафар-Саба) до Яффы. Антиох пробился и вошел в страну арабов. Здесь он пал от случайного удара в схватке, когда победа уже клонилась на его сторону.
Было очевидно, что этот хаос в Сирии не может продолжаться вечно. Дом Селевкидов был уже на грани вымирания, пожираемый изнутри своей собственной беспорядочной энергией. Но кто же займет его место? Постепенно, еще начиная со смерти Селевка Никатора двести лет назад, он отдавал варварским династиям территории, унаследованные от Александра Великого. Месопотамия попала в руки парфян еще до 88 г. до н. э.; в Коммагене правил царь Митридат; Южная Сирия попала под власть арабов и иудеев. Только территорию за Тавром дом Селевкидов уступил сотню лет назад не варварской державе, а дому Аттала, от которого в 133 г. до н. э. ее унаследовал Рим.
Но между 90 и 80 гг. до н. э. встал вопрос, не будет ли вся Азия возвращена под власть Востока. Две из тех династий, начало которых мы уже проследили в те дни, когда дом Селевка был велик, теперь приобрели огромную силу – дом Митридата в Понте и дом Артаксия в Армении. Теперь на понтийском троне был Митридат Евпатор. В 88 г. он занял почти всю Малую Азию и истребил обитавших там римлян, а в следующем году бросил свою армию на Грецию. Действительно, кампании Суллы заставили Митридата отступить, но мир, подписанный в 84 г., оказался неспокойным, и Митридат был в таком положении, что вполне мог возобновить борьбу. В Армении царем из дома Артаксия был Тигран, который сначала подавил соперничавшую династию Софены, а затем распространил свои завоевания вне Армении за счет парфян. Еще до 83 г. он завоевал Месопотамию и уже был готов перейти через Евфрат в Сирию.
В 83 г. до н. э. армянские армии наводнили Сирию. О людях, которые называли себя царями, – Филиппе, сыне Грипа, и Антиохе Евсевии, сыне Кизикена, – мы больше уже не слышим[1838]. Совершенно устав от династической вражды, греческие города Сирии с облегчением смирились с правлением армянского царя царей. Его управитель Магадат теперь сидел во дворце в Антиохии, и от его имени чеканились монеты. Тигран завладел и Киликийской равниной, как частью Селевкидского царства, и опустошил греческие города, чтобы населить свой огромный город Тигранокерта, который он стал строить в Месопотамии[1839]. Только местами какая-нибудь крепость еще держалась против армянского царя – в частности, Селевкия в Пиерии, которая так долго славилась своей лояльностью к законному селевкидскому царю; теперь она сопротивлялась всем попыткам Тиграна войти в ее стены[1840]. Около 75 г. до н. э. юные сыновья Антиоха Евсевия появились в Риме и были признаны «царями Сирии». Они пробыли в Риме почти два года и, как казалось, при этом не обеднели. Царевичи содержали царский двор, и им подавали еду на золоте и серебре, как и подобало монаршему столу. Говорят также, что они пришли из Сирии, вернулись в Сирию и завладели сирийским троном. Едва ли приходится сомневаться, что их двор и сокровищница все еще находились в Селевкии[1841].
Целью визита царя Антиоха и его брата в Рим было попросить сделать их царями Египта. Они притязали на египетский престол через свою мать Селену, которая все еще жила в Сирии. Царство Птолемеев также страдало из-за конфликтов в наследовании. Царевичи, естественно, не получили ничего от Рима, а у одного из них его роскошные блюда похитил Веррес, когда царь останавливался в Сицилии по дороге домой.
Армии Тиграна не добрались до юга Сирии. Царица Селена в 69 г. до н. э. все еще находилась в Птолемаиде; однако в стране в целом арабы, итурейцы в Халкиде и иудеи делали все, что хотели, если не считать того, что при этом они еще воевали друг с другом. Вскоре после смерти Антиоха Диониса (около 85) Дамаск попал в руки набатейского царя Харета III и спасся при этом от еще худшей судьбы – быть во власти итурейского властителя[1842]. Итурейцы захватили финикийский берег между Сидоном и Теупросопоном, опустошив поля Библа и Берита[1843]. На морском побережье между Финикией и Египтом, в городах, где в последнее время процветала эллинская культура, – Газа, Башня Стратона, Дора – простирались пустынные руины, памятники мстительности иудеев. Народы пустынь и их границ, таких регионов, как Идумея, бежали в сельскую местность, чтобы стереть с себя отметину греческой культуры, – так пустынный песок поглощает покинутые города. Смешанное население, в основном иудейское по обычаям, хотя и не по происхождению, стало в целом именоваться идумеями. Никакого правительства не было. Благоустроенное общество уступило место бандам разбойников и пиратов. Бездомные жители разрушенных городов, побежденные партии из городов, которые все еще стояли, начали жить бандитизмом или присоединились к великому братству пиратов[1844].
Лишь немногие города, такие как Аскалон, который спасся от иудеев, вовремя им подчинившись, все еще питал в своей области семена эллинской жизни.
Неужели весь труд Александра и греческих царей пропал даром? Неужели вся земля от Центральной Азии до Средиземноморья снова стала Востоком? В тот момент лишь немногого недоставало, чтобы вся эта территория снова попала под власть местных народов и царей. Да, однако даже завоевания восточной династии не вернули того положения вещей, которое существовало до битвы при Гранике. Во-первых, эти династии-завоеватели сами, хотя и сохранили свои имена и воспоминания, в большей или меньшей степени приспособились к всепроникающей культуре греков. Македонская кровь текла в жилах князей, которые носили имена Митридат или Ариарат. При их дворах говорили по-гречески[1845]; они гордились тем, что были защитниками эллинизма. Даже иудейские и арабские цари принимали прозвище Филэллин.
Безусловно, эти соображения могли заставить греков смотреть на возвращение восточных монархий более благосклонно. В Антиохии до 83 г. до н. э. существовала партия, которая выступала за то, чтобы призвать Митридата Понтийского; сам Тигран фактически явился потому, что его призвали[1846]. Но при всем при этом преобладающее ощущение среди греков было неприятием восточных династий. Что бы они ни делали, чтобы продемонстрировать свою любовь к эллинам, в глазах греков они все-таки были варварами. Тиграна приветствовали в Сирии, но вскоре оказалось, что «для греков армянское владычество было невыносимым бременем»[1847]. Возможно, греки и были правы в своем чувстве, что в конечном счете эллинская культура и восточный деспотизм не могут существовать вместе.
Во-вторых, существование этого весьма многочисленного греческого населения по всему Ближнему Востоку делало ситуацию в 80 г. до н. э. на самом деле полностью отличной от того, что было в 333 г. до н. э. Римляне нашли здесь людей, которые были их естественными союзниками и ждали, когда они придут и завладеют всем. Именно подлинный инстинкт заставил Александра и его наследников сделать основанием для своей работы систему греческих городов. Их династии погибли, но города остались. Римлянам не нужно было начинать всю работу заново. Им нужно было всего лишь выполнять труд, который прекращение греческих династий заставило остановиться.