точно известного примера брака родных брата и сестры среди Селевкидов. Если говорить об Антиохе, старшем сыне Антиоха III и Лаодики, может быть, это был как раз такой случай, но Лаодика могла быть ему сестрой и только наполовину – как и Лаодика, мать Селевка II, была наполовину сестрой Антиоха II.
Македонская кровь и традиция проявлялись в характере и в действиях цариц из дома Селевкидов и Птолемеев. В обеих династиях был целый ряд женщин с сильной волей, мужским характером, беспринципных – тот же тип, что сражался и интриговал ради власти в старом Македонском царстве. Лучше всего мы знаем последнюю египетскую царицу Клеопатру, но она была только одной из представительниц своего класса. Царицы и царевны не удалялись в тишину гарема. Они вмешивались в политические игры так же открыто, как и мужчины. Именно в политической сфере, а не в чувственной их страсти находили себе выход, а их преступления – мотивы. Иногда они даже выступали во главе армий. Мы видим, как одна из них поехала с копьем в руке по улицам Антиохии, чтобы отомстить своим врагам. Только в той интенсивности и безрассудстве, с которыми они преследуют свои цели, мы видим оставшуюся в них долю женственности.
Царя окружали придворные аристократы, которые носили титул «друзей» (φίλοι). К их обществу[1905] принадлежали крупные чиновники царства, министры разных департаментов и высшие офицеры армии. Они входили в совет (συνέδριον), который постоянно помогал царю советами в государственных делах[1906]. «Друзья» отличались тем, что носили багряные одежды, так же как некогда аристократы в царстве Ахеменидов, и греки, описывая их, употребляли похожие названия[1907]. Это объясняется обычаем, который существовал и среди персов[1908], и среди македонян[1909]: царь дарил своим друзьям драгоценные одежды. Согласно Ксенофонту[1910], никто при персидском дворе не мог носить такие одежды, кроме тех, кто получил их в качестве подарка от самого царя. У нас есть указания на то, что похожее правило действовало и в селевкидском царстве[1911]. В современной Персии дарение красивого платья считается обычным признаком благорасположенности шаха.
Среди самих друзей были разные степени. Насколько мы можем понять по нескольким замечаниям, связанным с селевкидским двором, они показывают близкую аналогию с системой, существовавшей во II в. до н. э. при дворе Птолемеев, такой, как нам ее показывают папирусы. Страк в своей статье по титулам Птолемеев[1912] выдвинул теорию, что эта система была заимствована при Птолемее V Эпифане от двора его великого тестя Антиоха III. Порядок этих классов не зафиксирован четко в имеющихся у нас документах. Очевидно, что высшая степень была «родич» (συγγενεῖς)[1913]. В письме к «родичу» царь обращается к нему «брат» или «отец»[1914]. В Египте далее после родичей шли люди, которых называют ὁμότομοι τοῖς συγγενέσιν, существование параллели для которых при селевкидском дворе пока не доказано; в селевкидских документах нет и ἀρχισωματοφύλακες или διάδοχοι. Однако в птолемеевской системе упоминаются πρῶτοι φίλοι[1915].
Важно заметить, как указывает Страк, что эти титулы не подразумевали какой-либо должности, хотя их, конечно, постоянно давали тем, кто занимал высокие посты в правительстве, в армии или при дворе. Их ближайшей аналогией в нашем мире являются почетные ордена европейских дворов.
Точно так же, как «друзья» в целом отличались багряной одеждой, судя по всему, имелась и ступенчатая шкала роскоши для различных слоев. Мы слышим о золотой броши, которую было в обычае дарить «родичам» царя[1916], – такой знак отличия делает еще более близкой аналогию с нашими орденами.
Допуск в класс друзей зависел исключительно от желания царя. Положение аристократа не было чем-то, чем он обладал сам по себе или мог бы передать своим наследникам[1917], – оно отражало личные отношения с государем и прекращалось, когда корона переходила к другому[1918]. Таким образом, не нужно было никаких особых достоинств, кроме умения угодить монарху, чтобы попасть в число друзей. Любой из толпы паразитов, кого привлекал к царскому двору шанс получить богатство или почести, мог получить такой ранг, и не имело значения, родился ли он в пределах царства или за границей, был ли он греком или варваром[1919].
Из крупных государственных должностей самой высокой обладал человек, которого называли ὁ ἐπὶ τῶν πραγμάτων[1920]. Его положение соответствует должности великого визиря в исламских королевствах. Когда царь был несовершеннолетним, именно он стоял во главе правительства и сочетал с должностью премьер-министра должность регента или опекуна (ἐπίτροπος)[1921]. Возможно, в большинстве случаев (если не во всех) он обладал рангом «родича»[1922].
Имелся также ἐπιστολογράφος, «госсекретарь». Дионисий, который занимал этот пост при Антиохе IV, смог выставить тысячу рабов в процессии в Дафне: каждый нес серебряное блюдо ценою тысяча или более драхм[1923]. Битис, эпистолограф Антиоха Грипа, воздвиг статую этого царя на острове Делос, на постаменте статуи он указывает свой титул как «родич»[1924].
Еще одной из главных должностей был министр финансов (ὁ ἐπὶ τῶν προσόδων): этот пост Антиох Эпифан даровал своему фавориту Гераклиду[1925].
О придворных должностях мы узнаем из надписи с Делоса[1926], которая была воздвигнута в честь евнуха Кратера. Он сочетал должности главного врача (ἀρχίατρος) и «начальника спальни царицы» (ἐπὶ τοῦ κοιτῶνος τῆς βασιλίσσης); его ранг – один из первых друзей. Два человека, которые были связаны с домом Селевка в качестве придворных врачей, оставили свой след в истории греческой медицины: Эрасистрат, врач Селевка I, и Аполлофан из Селевкии, которого мы видели при дворе Антиоха III[1927].
Встречающийся в Персии[1928] обычай воспитывать детей аристократов при дворе вместе с детьми из царского дома соблюдался, видимо, и в старой Македонии, и при дворах диадохов. Об этом можно догадаться из того, насколько часто люди, занимающие высокое положение, именуются «совоспитанниками» (σύντροφοι) царя[1929]. При Селевкидах есть Филипп, приемный брат Антиоха III[1930], Гелиодор (Селевка IV)[1931], Филипп – Антиоха IV[1932], Аполлоний – Деметрия I[1933]. Мне кажется, что нет достаточно данных, чтобы определить, все ли дети были постоянно под присмотром воспитателя (τροφεύς), или это случалось только в особых обстоятельствах, когда царевичи воспитывались вдали от дома, и там мы находим, что кто-то именуется их τροφεύς[1934].
Когда сыновья аристократов вырастали достаточно, чтобы носить оружие, формировался корпус телохранителей царя, который носил имя βασιλικοὶ παῖδες[1935]. Они не раз фигурируют в войнах Александра, и мы видели, что Селевк I, возможно, в какой-то момент был их командиром. Это учреждение сохранилось и позднее при македонских дворах. И оно, видимо, еще служило той цели, ради которой оно было создано как seminarium ducum praefectorumque. Мисик, который командовал отрядом слонов при Рафии, был, как нам говорят, повышен из корпуса παῖδες[1936]. Они появляются отрядом в шестьсот человек в процессии в Дафне[1937].
Теперь мы рассмотрим армию царства Селевкидов[1938]. Как и предполагает природа военного деспотизма, роль армии была очень важна. Она могла посадить царя на престол и свергнуть его. Расположение армии называется в числе важных факторов, которые позволили Антиоху I преодолеть трудности, с которыми он столкнулся после убийства его отца[1939]. Военная служба была одним из главных средств, с помощью которого люди могли достичь вершин силы и величия[1940].
Ядром армии была фаланга, которую набирали из «македонцев» в Сирии. Это было постоянное подразделение. Все войска такого рода в целом называются фалангой[1941]. Название «пеших спутников» (πεζέταιροι), которое было в ходу в армии Филиппа, отца Александра, все еще существовало как наименование сиро-македонских копейщиков