Разрыв между дворами Сард и Пергама должен был разорвать сообщение между селевкидским правительством и Геллеспонтом по естественной дороге, шедшей вдоль Каика. При таких обстоятельствах дорога, которая шла на север из Тиатиры в область современного Балыкесира[469], откуда, идя на запад, можно было попасть в Троаду, видимо, стала очень важной. Именно на этой дороге, там, где она пересекает долину Каика, мы видим Стратоникею[470]. Остается лишь заметить, что в самой Троаде город Кеберны, как доказывают его монеты, также называл себя Антиохией. Видимо, он приобрел независимое существование после того, как Антигон перевел его население в Илион, возможно благодаря благорасположению селевкидского царя[471].
Новые города греческих царей в основном отличались от старых местных городов тем, что находились на низменных участках. Старые города были скорее цитаделями, а не жилыми поселениями, крепостями, приютившимися на краю скалы, куда крестьяне с соседних полей могли бежать от ужасов войны. Соображения торгового удобства и более легкой жизни вынудили людей делать новые города скорее доступными, чем недоступными. Новые города, казалось, спустились с высот, чтобы соприкоснуться с равнинами. Все еще было необычным строить города на совсем открытом месте, хотя в такой окончательно замиренной стране, как Лидия, это можно было сделать. Тиатира лежала на плоском месте, у болот Лика[472].
Однако излюбленным местоположением было у подножия какого-нибудь холма – наполовину на долине, наполовину на склоне: своего рода компромисс между удобством и безопасностью. Прежде всего так было с колониями по большой восточной дороге, Лаодикеей Сожженной, расположенной на голом «уголке в форме театра на внешней окраине гор»[473], Апамеей под старыми Келенами, расположенной у подножия холма, где на долину вытекает Марсий, Лаодикеей на Лике на склонах, которые поднимаются от реки к горе Салбак.
Между июлем 262 и июлем 261 г. до н. э. Антиох Сотер скончался после того, как в течение девятнадцати лет боролся с задачей, оставленной ему Селевком. Ему было шестьдесят четыре года[474].
Мы знаем, что у него было шестеро детей: два сына Стратоники, Селевк и Антиох; две дочери Стратоники, Апама (которая вышла за Мага из Кирены) и Стратоника, которая на момент кончины отца еще была не замужем, и, наконец, известно, что были еще сын и дочь Антиоха от какой-то другой (возможно, более ранней) жены – Александр и Лаодика. Этой дочери было суждено сыграть важную роль в Малой Азии: она стала супругой своего единокровного брата Антиоха[475].
Уже в правление Антиоха I в селевкидском доме зародилось зло, и именно им, не меньше, чем другими привходящими обстоятельствами, было вызвано его падение: дом разделился сам в себе. Старший сын Антиоха I, носивший имя своего деда, Селевк, был назначен наследником. С ранних лет правления Антиоха до какого-то момента между 269 и 265 гг. до н. э. он был соправителем своего отца[476], и, возможно, ему дали в управление Вавилонию и Иран[477]. Потом между отцом и сыном возникли какие-то черные подозрения. Антиох приказал казнить царевича – и это было исполнено[478]. Его младший брат Антиох занял его место и стал соправителем[479].
Едва ли возможно на основании имеющихся у нас скудных материалов прийти к какому-то представлению о личности первого Антиоха, нащупать реального человека, труды которого мы попытались проследить. Он, видимо, был типичным представителем своей династии, неутомимым тружеником, старавшимся удержать единой непокорную империю, метавшимся с одного ее конца на другой и непрерывно сражавшимся. Не был он и просто наблюдателем в сражениях, которые велись под его командованием. При Ипсе, когда ему было всего двадцать пять, он командовал тем крылом, на которое напал Деметрий Полиоркет; и даже уже будучи царем, принимал на себя опасность, как и те македонские и иранские вожди, потомком которых он был. Обнаруженный в Илионе камень содержит декрет этого города, дарующий почести лекарю Метродору из Амфиполиса, поскольку он успешно вылечил царя Антиоха от раны в шею, полученной в сражении[480]. Ему также нужно отдать должное в том, что он сознавал пределы своей власти: он честно признавал факты, например прекратив бесполезную вражду с персидскими династиями, которые выкроили для себя провинции в его царстве, и вместо этого протянув им руку дружбы. На монетах мы видим дружелюбное лицо практичного человека, совсем не идеального; в нем есть какая-то сухая проницательность, глаза чуть прищурены, губы поджаты. Сплетники, которые охотно подхватывали любой намек на незаконные шашни, не обошли стороной слабую, чувственную сторону Антиоха: подробно рассказывали о его безумной страсти к мачехе и о влиянии, которое оказывал на него его флейтист Сострат[481]. Однако мало было царей, о которых не ходило подобных слухов.
Глава 9Антиох II (Теос)
Итак, в 262 г. до н. э. наследство Селевкидов получил Антиох II – в то время молодой человек лет двадцати четырех[482].
В нем, внуке Деметрия Полиоркета, чувственное начало проявлялось больше, чем в его отце. По крайней мере, сплетники нашли в нем более богатую тему для разговоров. Антиох II был безнадежным пьяницей; он долго спал в похмелье – только чтобы снова начать все вечером. Те, кого допускали к нему по официальным делам, редко находили его в трезвом виде. Отвратительные люди оказывали на него самое низкое влияние, как, например, киприот Арист и его брат Фемисон[483]. Фемисон принял имя и атрибуты Геракла и стал предметом постоянного культа. Когда его заносили в списки на общественных играх, его объявляли как Фемисона македонца, Геракла, царя Антиоха. Когда какой-либо высокопоставленный человек приносил жертву на его алтаре, он удостаивал его личным появлением, возлежа на ложе, покрытый львиной шкурой, со скифским луком и палицей[484]. Еще два человека занимали высокое место при дворе Антиоха – шут Геродот и танцор Архелай[485]. Лицо Антиоха на его монетах с полным, выдающимся подбородком и грубой челюстью говорит о чувственных элементах в его характере[486]; однако мы правильно сделаем, если будем с осторожностью относиться к сплетням или в любом случае будем помнить, что об Антиохе II, может быть, говорили и что-то другое. Какое представление было бы у нас о Филиппе Македонском или Юлии Цезаре, если бы всем, что мы знали о них, были бы подобные досужие сплетни?
В Малой Азии правление второго Антиоха, судя по всему, до момента мира с Египтом было просто продолжением правления Антиоха I. Селевкидскому двору нужно было разобраться с рядом проблем: внутренние проблемы представляли малые княжества – Каппадокия, Вифиния, Пергам, горные племена Тавра и галаты, греческие города, а внешние – отношения селевкидского двора с Птолемеем и Антигоном. Невозможно заметить какого-либо изменения в политике, связанного с новым царствованием, за исключением того, что конфликт с Эвменом Пергамским, видимо, прекратился и было достигнуто соглашение, позволявшее правителю Пергама владеть своим расширившимся царством в качестве подчиненного или союзника Антиоха. С двумя династиями в Каппадокии отношения селевкидского двора продолжали оставаться дружественными. Дом Ариарата фактически был признан самым впечатляющим образом – отныне он был связан с домом Селевка брачными узами. Греческий царь признал в князе варваров брата. Именно в течение первых четырех или пяти лет правления Антиоха II[487] Ариамна начали называть царем[488]. И примерно в то же самое время его сын Ариарат, которого он сделал своим соправителем, женился на дочери Антиоха II Стратонике[489]. Один пассаж у Страбона, судя по всему, говорит о том, что область Катаония была уступлена Антиохом новому каппадокийскому царству в качестве приданого своей дочери[490]. В случае с династией Понтийской Каппадокии следует отметить, что после ее основателя Митридата, которому наследовал его сын Ариобарзан в 266 г. до н. э.[491], цари перестают чеканить золотую монету – это указание на то, что они хотели приобрести дружбу дома Селевкидов, признав формально его сюзеренитет.
Об отношениях Антиоха с Вифинией мы ничего не знаем. Примерно в 250 г. до н. э. Никомед умер, и новые семейные раздоры раскололи царский дом. Он оставил супругу Этазету и несколько маленьких детей, но, кроме них, от прежней жены, фригийки Дитизелы, у него был взрослый сын по имени Зиаэл[492]. При правлении Этазеты Зиаэл был отстранен; он даже посчитал, что двор отца для него отныне небезопасен, и покинул страну. Никомед оставил свое царство детям Этазеты, в своем завещании поместив их под защиту Птолемея и Антигона, Византия, Гераклеи и Киуса. Однако теперь Зиаэл, который все это время жил у армянского царя, внезапно снова явился в Вифинию во главе отряда галатов-толистоагиев. Немедленно в стране начала бушевать гражданская война. Приверженцев Этазеты поддерживали войска из государств, под защитой которых находились ее дети. Однако Зиаэлу удалось завоевать сначала часть, а потом и все царство отца. Гераклея, которая принимала активное участие в противостоянии ему, была разорена галатами. Мы слышим о сыне Никомеда по имени Зипойт