Предполагается, что Птолемей выступил с инициативой, предложив мир Антиоху. Судя по всему, он сделал это предложение привлекательным для Селевкидов. Птолемей предложил руку своей дочери, другой Береники, Антиоху, который со своей стороны должен был из-за этого разойтись с прежней своей царицей, Лаодикой. Рука Береники должна была принести с собой и более существенные выгоды: в народе царевну стали называть Фернофорой, приносящей приданое[519]. Каковы были эти выгоды – мы можем лишь предполагать. Вполне возможно, что речь шла о каких-то территориальных уступках. Сравнив приведенный у Феокрита список стран, находившихся под властью Птолемеев, с теми, которые перечислил Птолемей III (в своей надписи в Адулах), которые он унаследовал от своего отца, можно заметить, что Киликия и Памфилия, присутствующие в первом списке, отсутствуют во втором. Поэтому вполне возможно, что согласно этому договору Птолемеи отказались от притязаний на данный регион; возможно, им уже пришлось вывести оттуда войска.
При селевкидском дворе произошли незамедлительные изменения. Лаодика исчезла. У ее сыновей, Селевка и Антиоха, появился соперник – ребенок, которого родила Антиоху Береника. Возможно, теперь резиденция двора стала более постоянной и располагалась в Сирийской Антиохии, ближе к царству Птолемеев, вместо Малой Азии, где сильны были позиции Лаодики. Дружеские услуги между династиями в любом случае стали теперь обычным делом. Врач Клеомброт с Кеоса, которого, возможно, послали из медицинской школы в Александрии, был награжден Птолемеем сотней талантов, поскольку он успешно вылечил Антиоха[520]. Бочки с нильской водой систематически доставлялись Беренике в ее новую резиденцию[521]: было отмечено[522], что нильская вода славилась тем, что способствовала плодовитости[523].
Все, казалось, шло гладко. Но брошенная царица не была женщиной, которая могла бы спокойно сидеть и терпеть унижение. Она яростно старалась вернуть себе прежнее положение, и наконец ей это удалось, ибо, если политика привязывала Антиоха к Беренике, сердце его, как говорили, принадлежало Лаодике. В 246 г. до н. э. Береника сидела одна в Антиохии, а царь был за Тавром – он снова жил с прежней царицей. Затем он внезапно скончался в Эфесе[524]. Лаодика (так, по крайней мере, считали) прервала жизнь царя с помощью яда, чтобы восшествие ее детей на престол больше не зависело от капризов мужа[525].
Мир в Азии, столь недавно достигнутый, внезапно испарился.
Глава 10Селевк II (Каллиник) и Селевк III (Сотер)
Селевкидское царство перестало быть единым. В нем было две царицы-соперницы, обе мужественные, решительные женщины, как было принято у македонских царевен: Лаодика за Тавром, Береника – в Сирии. Сын Береники, который, возможно, был провозглашен царем в Антиохии, конечно, был еще ребенком в колыбели; старший сын Лаодики, Селевк, был юношей, приближавшимся к порогу совершеннолетия[526].
Селевк был провозглашен царем в Эфесе и Малой Азии, чтобы поддержать свое право против ребенка Береники. Лаодика, как рассказывали[527], прибегла к хитрости: она переодела некоего Артемона, который был очень похож на царя Антиоха, и положила его на царское ложе до того, как стало известно о смерти царя, чтобы в присутствии вельмож двора он мог торжественно заявить, что сын Селевк – его истинный наследник. Лаодика провозгласила своего сына царем, но вскоре бразды правления оказались в ее руках.
Конечно, дальше должна была начаться гражданская война между двумя царицами-матерями. В самом царстве Лаодика, старая царица, была сильнее; за спиной Береники стояла вся мощь Египта. Все зависело от того, сможет ли Лаодика нанести удар достаточно быстро. Даже в Антиохии у нее были свои сторонники, среди них – некий Генней или Кеней[528], один из главных магистратов города. Ей пришла в голову смелая мысль – похитить ребенка соперницы. Посланники Лаодики, возможно поспешно прибывшие в Антиохию с теми же вестниками, что сообщили новости о смерти царя, организовали заговор. Он удался: юный царевич исчез.
В таком крайнем положении Береника проявила отвагу львицы. Думали, что ребенка унесли в определенный дом. Береника немедленно вскочила на колесницу, взяла в свои руки копье и поскакала туда. По дороге ей встретился Кеней. Царица метнула в него копье и промахнулась. Не растерявшись, Береника бросила в него камень, сбивший врага с ног. Отчасти враждебная толпа собралась у закрытых дверей, где, как думали, был царевич. Но она разбежалась при приближении разъяренной царицы. И здесь история обрывается[529]. Другой автор[530] рассказывает ее с более позднего момента. Судьба царевича остается загадкой: неизвестно, жив ли он или мертв. Очевидно, народ в Антиохии был настолько на стороне Береники, что убийцы не осмелились бы признаться в том, что они сделали. К этим чувствам и обратилась Береника. Она обратилась к народу с мольбой, и буря общественного негодования была так сильна, что виновным магистратам пришлось сделать хорошую мину при плохой игре. Ребенка показали народу как маленького царя и окружили всеми полагающимися почестями; у них все еще было достаточно власти, чтобы оставить ребенка себе. Однако им пришлось прийти к какому-то соглашению с царицей и позволить ей устроиться в той части царского дворца в Дафне[531], которую можно было оборонять, с отрядом галатских телохранителей.
Для планов Лаодики все оборачивалось не очень удачно. Все зависело от того, чтобы раздавить Беренику до того, как на ее защиту прибудут войска египтян. И, закрывшись во дворец в Дафне, Береника могла выиграть время. Государство Птолемеев на тот момент было в таком положении, что могло нанести серьезный удар. Проблема Кирены наконец решилась, к удовлетворению Птолемеев. Молодая царица, Береника, дочь Мага, узнала об отношениях своего мужа Деметрия с ее матерью и, выказав характерный дух своей семьи, приказала убить его в постели Апамы прямо у нее на глазах. Затем она возобновила свою прерванную помолвку с наследником трона Птолемеев. Примерно в то же время, когда другая Береника, ее кузина, выдерживала осаду в Дафне, старый царь Египта умер; правительство перешло в молодые и энергичные руки. На трон вступил Птолемей III: он женился на Беренике из Кирены и приготовился к тому, чтобы со всеми силами своего царства встать на защиту своей сестры. В то же самое время за борьбой двух цариц с замиранием сердца следило все царство Селевкидов. Многие греческие города Азии[532] были за Беренику и призвали свои гражданские силы[533]. Войска стали отправляться из их гаваней или двигаться по дороге в Антиохию. Беренике нужно было только сидеть в своей крепости и ждать.
Надежды Лаодики на успех, казалось бы, почти рухнули. Но даже в этом положении она преуспела. Казалось невероятной глупостью со стороны Береники подставить себя под удар – чтобы ее немедленно устранили. Однако ее уговорили поверить клятве ее врагов, а ее врач Аристарх, который руководил ею, на самом деле был орудием в руках Лаодики. И здесь нам рассказывают еще об одном странном происшествии, которое придает всей истории этих событий какой-то мифический оттенок. Как говорят, служанки Береники, после того как сделали все возможное, чтобы закрыть царицу собственными телами, – и многие из них пали, – скрыли ее тело и поставили одну из них, которая была ранена, но не смертельно, на ее место, чтобы до прибытия египетского царя сохранить иллюзию того, что царица и ее сын все еще живы[534].
Между тем Лаодика укреплялась в Малой Азии. Милет поспешно объявил о своей преданности Селевку II: его посольство одарило юного царя лавровым венком, собранным в священных пределах храма в Дидимах[535]. Многие другие греческие города поступили так же. Однако атака Птолемея III имела ужасное воздействие на разделенное царство. Он явился во главе своей армии в Сирии до того, как о гибели Береники и ее сына стало точно известно, и во многих местах его считали скорее союзником, нежели завоевателем[536]. Когда государства, которые взялись за оружие для защиты Береники, узнали, что уже слишком поздно, у них не осталось выбора: они скомпрометировали себя и должны были присоединиться к нему[537].
Великие события последующих лет затемнены характером наших источников. В их туманном описании мы видим завоевание Азии, которое пошло гораздо дальше древнего вторжения Тутмоса и даже напоминает триумфальный марш Александра. Однако если мы посмотрим ближе, то у нас, думаю, возникнет более скромное впечатление о подвигах Птолемея Эвергета. Война, которую современники называли «Войной Лаодики» (Λαοδίκειος πόλεμος)[538], делится на два театра – война на суше и война на море. Из них война на море действительно была более важна, и здесь успехи Птолемея были более прочными. Именно на море власть Птолемеев была сильна: им действительно уже удалось обеспечить себе несколько опорных пунктов на берегах и островах Леванта, а Птолемею Эвергету удалось довести до предела традиционную политику его дома. На побережьях Финикии, Ликии и Карии Птолемей уже господствовал; он обладал Кипром и федерацией Киклад