[1033] рисует нам портрет царицы Арсинои, которая шла вместе с египетским строем, «распустив волосы, с плачем и слезами ходила по войскам», чтобы заставить воинов горячо биться за нее; Полибий также говорит, что она обратилась к ним, но такая сцена была вполне в духе отважной македонской принцессы[1034].
Антиох принял вызов, и армии сошлись. Первая фаза битвы стала столкновением кавалерии и легковооруженных воинов на обоих флангах; обе фаланги, в свою очередь, ждали в центре, не двигаясь. Исход этой части сражения был также не в пользу кого-то из противников. На правом крыле Селевкидов и левом крыле Птолемеев, где оба царя лично командовали битвой, строй Птолемея рухнул из-за того, что африканские слоны отступили перед индийскими слонами Антиоха. Воспользовавшись этим, царская кавалерия и легковооруженные греческие наемники Антиоха пробили левый фланг Птолемеев. В ликовании от победы юный царь продолжал преследование, оказавшись на опасно большом расстоянии от своей фаланги. На другом конце удача была не на стороне Селевкидов: здесь селевкидские всадники и легковооруженные контингенты азиатов – лидийцы, арабы и мидийцы – были обращены в бегство эскадронами фессалийца Эхекрата и пехотой, состоявшей из греческих наемников, фракийцев и галлов.
Теперь наступил момент, когда фаланги должны были решить судьбу сражения. Опустив свои сариссы, огромные массы воинов покатились вперед и сошлись. Теперь египетский двор смог пожать плоды своих длительных приготовлений. При первом ударе основная масса селевкидской фаланги сломалась и бежала; только избранные десять тысяч, лучшие и отборные воины со всех провинций, некоторое время держались в этой схватке, но затем были вынуждены пуститься в бегство вместе с остальными. В тот момент, когда Антиох на правом крыле уже наслаждался радостью победы, более опытные глаза заметили, что облака пыли в центре поля сражения двигаются к селевкидскому лагерю. Антиох повернул туда, отчаянно спеша, – но было уже слишком поздно. Вся армия быстро отступала к Рафии. Для юного царя это было горькое унижение. Его убедили, что «победа, насколько это зависело собственно от него, осталась за ним, а если битва проиграна, то лишь по малодушию и трусости прочих вождей»[1035].
Побежденная армия на следующую ночь укрылась в Рафии. Но Антиох хотел оказаться как можно дальше от Птолемея[1036] и на следующий день продолжил отступать к Газе. Именно из этого города он послал просьбу, которая, по греческим обычаям, была формальным признанием поражения: он попросил разрешения похоронить своих убитых. Затем он отправился домой, оставив все, что завоевал в двух кампаниях. Птолемей, со своей стороны, не был расположен усердно преследовать его и остался совершенно доволен восстановлением статус-кво – уходом селевкидских войск за Ливан. Он просто прошел через Палестину, где общины соперничали в излиянии вновь обретенных верноподданнических чувств. «Конечно, – говорит историк, – в такие времена все люди стараются приспособиться как-нибудь к сложившимся обстоятельствам, а тамошние народы больше других обнаруживают природную склонность и охоту уступать требованиям времени»[1037].
Помимо страха преследования, у Антиоха были и другие причины ускорить свой марш. Он не знал, какое тревожное воздействие может оказать это поражение на настроения в народе. А что, если Ахей, которому когда-то уже поднесли диадему, появится теперь в Сирии – со всей славой, которую принес ему его успех в Малой Азии, – и призовет население, как македонское, так и местное, оставить дискредитированного и лишившегося свободы действий царя? Как только Антиох добрался до Антиохии, он постарался быстро договориться со своим южным противником. Он отправил посольство во главе со своим племянником Антипатром. К счастью, Птолемей, правивший теперь Египтом, мало чем интересовался, кроме животных страстей и литературы, и Антиох нашел его неожиданно сговорчивым. Он согласился заключить перемирие на год, и Сосибий, визирь Египта, был отправлен к сирийскому двору, чтобы заключить его. Перемирие, как кажется, почти немедленно привело к постоянному мирному соглашению[1038]. В любом случае Антиох отвоевал у Египта Селевкию. Однако в Келесирии, несмотря на все его усилия, он был вынужден смириться с восстановлением прежнего порядка вещей[1039].
Теперь вся его энергия обратилась на уничтожение Ахея. Он провел зиму 217/16 г. до н. э., обновляя свою военную организацию и готовя широкомасштабное вторжение через Тавр следующей весной.
Приложения
Вопрос о месте рождения Селевка окружен неопределенностью. Стефан Византийский в статье Ὠρωπός, πόλις Μακεδονίας, ἐξ ἧς Σέλευκος ὁ Νικάτωρ далее говорит, что был еще другой Ороп, в Сирии, который был основан Селевком и назван в честь его родины. Поскольку в других местах никакой Ороп в Македонии не упоминается, то критики готовы понимать это название как Европ: этот топоним встречается как в Македонии, так и в Сирии. Это предположение почти бесспорное, хотя и не абсолютно бесспорное, поскольку мы не все знаем о городах как Македонии, так и Сирии. Следует заметить, что и Аппиан (Syr. 57) также называет Ороп среди городов, основанных Селевком в Азии, которые имеют названия, заимствованные из Греции и Македонии. Если в обоих пассажах название следует исправить на Европ, то перед нами встает другой вопрос: в Македонии есть два города под названием Европ: один на Аксии, а другой – в области Алмопия. Даже если мы сможем сказать, какой именно город имеется в виду, никакой новой информации нам это не даст, поскольку неизвестно, где находился и тот и другой. Наконец, согласно Малале (p. 203)[1040], Селевк был уроженцем Пеллы.
На момент кончины в 281 г. до н. э. Селевку, согласно Аппиану (Syr. 63), было семьдесят три года; согласно Юстину (XVII. 1, 10) – семьдесят семь. Таким образом, царь родился между 358 и 354 гг., и, когда умер Александр, Селевку было тридцать один или тридцать пять. Александр родился в 356 г.
Отца Селевка звали Антиохом: Antiocho, claro inter Philippi duces viro (Just., XV. 4, 3) – так о нем писали позднее, когда его потомки поднялись очень высоко; может быть, это и правда.
Само имя Селевк относится к македонским (не греческим) именам, встречавшимся среди македонской аристократии. Насколько мне известно, оно встречается среди греков только после Александра. Может быть, это диалектный вариант греческого Ζάλευκος, что, как я полагаю, означает «очень светлый»?
То, что Селевк ушел из Македонии с Александром в 333 г., можно понять из Diod., XIX. 81, 5; App. Syr. 56.
В Arr. Anab. V. 13, 4 Селевк фигурирует как командир βασιλικοὶ ὑπασπίσται. Мы слишком мало знаем об организации армии Александра из тех скудных сведений, которые дают нам наши тексты, чтобы сказать, что это за подразделение. Это была не агема, поскольку в данном пассаже четко сказано, что оно отличалось от агемы. Не включало оно и всех ὑπασπίσται вне агемы. J. G. Droysen (i. p. 169, note 3) и H. Droysen (Alexander des Grossen Heerwesen, Freiburg, 1885) предполагают, что βασιλικοὶ ὑπασπίσται идентичны с βασιλικοὶ παῖδες. На это Д. Дж. Хогарт (Journal of Philology, xvii. (1888), p. 18) возражает, что παῖδες, «очевидно, были всего лишь мальчиками». Однако, если παῖδες в армии Эвмена (Diod., XIX 28, 3) соответствуют βασιλικοὶ παῖδες в армии царя – они сражались как обычные воины.
В той же самой главе Арриана (Anab. V. 13) Селевк назван τῶν ἑταί ρων. Следует понимать ἑταί ρων в более узком смысле этого слова (Hogarth, Journal of Philology, xvii. p. 18).
Я уже обсуждал в The Classical Review, xiv. (1900), p. 396 характер командования, которое получил Селевк в 323 г. до н. э. Из процитированных здесь пассажей ясно, что Селевк стал преемником Пердикки в хилиархии: этот пост занимал Гефестион на момент своей кончины и Пердикка – в промежуток между смертью Гефестиона и смертью Александра. Это было командование кавалерией «спутников», то есть кавалерией, состоявшей из македонских аристократов, или по крайней мере командование основным корпусом этого подразделения. Это был самый выдающийся пост в армии – summus castrorum tribunatus (Just., XIII. 4, 17). Хилиарх был близко связан с регентом как второй в командной иерархии (Diod., XVIII. 48, 4).
К пассажам, процитированным в упомянутой заметке, следует добавить Dexippus, frag. 1, F.H.G. iii. p. 667, там, где выписка из Фотия содержит то же утверждение, что и его выписка из Арриана, – что Пердикке передали хилиархию Гефестиона диадохи в 323 г. до н. э. Это трудно примирить с утверждениями, которые представляют Пердикку занимающим должность хилиарха до кончины Александра, а Селевка – наследующим ему в ходе раздела в Вавилоне. Мы либо должны считать, что в обе выписки Фотия вкралась путаница, которую я предположил в своей заметке, либо мы должны полагать, что еще некоторое время после кончины Александра Пердикка продолжал (с разрешения диадохов) быть хилиархом, пока эта должность не перешла к Селевку.
Надпись, опубликованная G. Mendel (Bull. corr. hell. xxiv. 1900, p. 380) и прокомментированная Bruno Keil (Revue de Philol. xxvi. 1902, p. 257 f.), имеет в связи с этим огромное значение. Она состоит из двух эпитафий вифинскому командиру, который пал в сражении. Эпитафии звучат следующим образом: