и границами, которые македонцы так никогда по-настоящему и не завоевали или же которые отпали от Селевкидов до кончины Антиоха II, отнесли (по крайней мере на тот момент) в другую категорию. Было признано, что пытаться удерживать их так же, как Лидию или Мидию, потребует слишком много усилия от центрального правительства. В этих странах Селевкиды довольствовались тем, что наблюдали за тем, как правят подчиненные династии, будь то греческие или азиатские. Их политика подразумевала объединение этих домов со своей династией посредством союзов и династических браков, и там, где они в тот момент обладали достаточной силой, Селевкиды заставляли их признавать свое верховное владычество. В каком-то смысле эти страны образовывали внешнюю сферу влияния селевкидской империи, хотя по самой природе ситуации отношения могли колебаться вместе с распределением фактических сил на тот момент. В том, как обращались с побежденными, отчетливо видно, как распределялось это различие между внешней и внутренней сферами. С Молоном и Ахеем обошлись с исключительной жестокостью, которую по восточной традиции проявляют к мятежникам. Во внешней сфере мы видим, что с побежденными договариваются и, если возможно, мир скрепляют династическим браком.
Антиох, добившись реставрации внутренней сферы, решил восстановить внешнюю. К несчастью, весь этот процесс остается в тумане – за исключением лишь нескольких проблесков. И однако, именно его подвиги на этом поле деятельности стали его главным достижением в глазах современников и обеспечили ему титул Великого.
В Малой Азии ситуация с подчиненными династиями не требовала каких-то немедленных решений. С Атталом был найден modus vivendi, два персидских дома – Понта и Южной Каппадокии – стали друзьями и союзниками; царя Вифинии привлекал к дому Селевка страх перед Атталом. Именно в Армении, где Ксеркс из Арсамосаты перестал платить дань, и в дальнем Иране власть Селевкидов более всего нуждалась в утверждении.
Судя по всему, первый проблеск в этом тумане относится к 212 г. до н. э.[1066] Антиох проник в горные области Армении. Ксеркс заперся в своей столице Арсамосате[1067], а Антиох, засев перед нею, стал готовиться к осаде. На ранней стадии операции Ксеркс бежал в какой-то холмистый уголок; затем, когда осада продолжилась, он начал опасаться, что падение Арсамосаты повлечет за собой падение всего царства. Тогда он послал вестников к Антиоху, прося о личной беседе. Кто-то из царского совета подсказал Антиоху воспользоваться случаем и взять Ксеркса в плен и посоветовал ему, как только падет город, поставить на место Ксеркса Митридата, сына сестры Антиоха[1068]. Однако Антиох предпочел следовать политике присоединения Ксеркса к своей династии посредством дружеского союза. Он согласился на беседу и соизволил простить значительную долю долга за дань, которую были должны ему Ксеркс и его отец. Требование, которое Ксеркс обязан был выполнить, – предоставить 300 талантов, 1000 лошадей и 1000 мулов. Дела царства были урегулированы в интересах Селевкидов, и Ксеркс, который был еще достаточно молод, получил в жены Антиохиду, сестру Антиоха. Щедрость этого договора завоевала для Антиоха сердца армян[1069]. Так пишет Полибий: продолжение этой истории выставляет политику Селевкидов в несколько другом свете. Ксеркс снова оказался не доволен своим сюзереном, и его жена Антиохида послужила орудием его устранения[1070].
Экспедиция в Армению, видимо, последовала непосредственно за покорением провинций за Тавром. Невозможно сказать, какой промежуток времени отделял ее от большого похода в дальний Иран. Появление новых клинописных табличек может решить этот вопрос. Судя по всему, Антиох III оставил Сирию, сделав своим соправителем своего сына Антиоха, ребенка, которому тогда было лет десять. Очевидно, это – как и в случае с Антиохом IV и Антиохом Евпатором в похожих обстоятельствах – было средством предотвратить опасный вакуум власти в том случае, если с царствующим монархом произойдет какая-либо роковая неудача вдали от резиденции правительства. Таким образом, мы приходим к выводу, что, пока Антиох III в юридических документах упоминается как единственный правитель, поход еще не состоялся. К несчастью, не было найдено никаких документов, которые бы датировались годами между 100-м селевкидской эры (октябрь 212 – октябрь 211 до н. э.), когда Антиох был еще единственным царем, и 104-м селевкидской эры (208–207 до н. э.), когда его сын уже стал его соправителем[1071].
Двумя главными независимыми силами, которые возникли на Востоке, были, конечно, династия Аршакидов в Парфии и греческое царство в Бактрии. Весьма удачно, что наши просветы во тьме устроены так, что мы можем мельком увидеть каждую из задач, которая пала на долю Антиоха в утверждении селевкидского господства. В 210-м армия Антиоха спустилась вниз по Евфрату в лодках[1072]. К лету 209 г. до н. э. Антиох дошел до самой Мидии[1073]. Эта провинция, которой, очевидно, управлял еще тот самый Диоген, который заменил Молона, была форпостом селевкидской власти, выступавшим на восток. За ней лежало безводное плато Центрального Ирана и Парфии.
Визит Антиоха III в столицу Мидии был отмечен первым известным нам примером той практики, к которой дом Селевка впоследствии регулярно вынужден был прибегать постоянно из-за финансовых трудностей – и с ужасными последствиями: а именно к разорению храмов. То, что Антиох занялся этим теперь, показывает, насколько тяжелым бременем легло на двор Селевкидов сохранение господства над этими дальними владениями, или, скорее (принимая во внимание то, насколько обширными ресурсами он располагал, например, в Вавилонии), насколько плохо уже на тот момент осуществлялось финансовое управление империей, особенно если иметь в виду те требования, с которыми она столкнулась[1074]. Хотя Экбатана все еще являла собой величественное зрелище, она утратила большую часть своего древнего блеска. Огромный дворец с колоннами из кедра и кипариса все еще стоял как памятник утраченной империи. Однако золотые и серебряные пластины, что некогда покрывали его, были содраны и обращены в звонкую монету в бурную эпоху, которая пронеслась над Азией после смерти Александра. Сокровищницы Экбатаны, конечно, давно были пусты. Лишь на храм богини Айнэ (Анахит?) македонские вожди доселе боялись возлагать свои кощунственные руки; они пощадили золотую отделку колонн, его серебряные кирпичи и черепицы. Антиох III теперь присвоил весь этот драгоценный металл и выпустил монету на сумму почти 4000 талантов. Этот поступок, безусловно, должен был настроить общественное мнение местных жителей против дома Селевка как ничто другое, и можно задаться вопросом, не перевесили ли с лихвой эти последствия в провинции, которая граничила с парфянской сферой влияния, временную пользу, которую принесло само кощунство[1075].
К тому времени на трон вступил третий Аршак[1076]. Он, естественно, с тревогой наблюдал за продвижением Антиоха на восток. Правда, он не считал, что этот поход пойдет дальше Мидии. Безводная дорога должна была стать серьезным препятствием для такого большого войска. Однако, к своему разочарованию, он узнал, что Антиох уже собирается пройти этим путем, полагаясь на многочисленные колодцы, которые искусственно поставляли воду с холмов Мидии по подводным водопроводам. Аршак знал, что против объединенной силы дома Селевкидов его собственному царству пока что не выстоять. Он поспешно послал нескольких всадников, чтобы они закрыли колодцы на пути следования противника, лично эвакуировал свою столицу Гекатомпилы и бежал в Гирканию. Антиох отправил отряд всадников под предводительством Никомеда Косского, который отогнал парфян от колодцев и обеспечил проход. Армия Селевкидов шла вперед без помех через пустыню и спокойно овладела Гекатомпилами[1077].
Остановившись в парфянской столице, чтобы армия смогла отдохнуть, Антиох решил преследовать отступающего врага в саму Гирканию. Сначала он двинулся в Таги. Потом он узнал от местных об огромных трудностях похода через горы. Однако его решимость не поколебалась. В армии, которая была в его распоряжении, были критяне и этолийцы, которые с детства привыкли воевать в горах. Он знал, что среди узких ущелий и проходов ценным подразделением будет не тяжелая фаланга, а легкие отряды – лучники, метатели дротиков и пращники, которые могли карабкаться на склоны, недоступные для тяжеловооруженных солдат, и нерегулярными атаками заставить врага уйти с позиций, которые господствовали над проходом. Он сформировал эти войска в авангард под предводительством Диогена, сатрапа Мидии. Их должны были поддержать 2000 критян, чье вооружение было чем-то средним между легкими пехотинцами и фалангой (у них были маленькие щиты), под командованием изгнанника с Родоса по имени Поликсенид, о котором мы еще услышим. Наконец, последними должны были прийти тяжеловооруженные отряды под командованием Никомеда из Коса и этолийца Николая[1078].
Трудностей в дороге оказалось еще больше, чем ожидал царь. «Большую часть его [подъема] нужно было проходить по глубокому оврагу, вырытому весенним потоком; путь затруднялся еще деревьями и множеством камней, обрушившихся сюда со скал, которые возвышаются над оврагом».
А на скалах наверху засели варвары: во всех удобных местах лежали кучи камней и бревна, которые они скатывали вниз на упорно двигавшийся вперед караван. Однако их замыслы нарушала тактика легковооруженных пехотинцев. Войска Диогена могли взбираться на саму «отвесную белую скалу», и варвары в своих засадах внезапно оказывались беззащитными перед дождем камней и стрел, который сыпался с самой неожиданной стороны. Как только легковооруженные воины занимали пост, то инженеры с легкостью устраивали дорогу для тяжелых войск, стоявших внизу. Таким образом подъем был успешно (хотя и медленно) закончен. На перевале Лаба, отмечавшем вершину горной цепи, они решили остановиться. За восемь дней, считая с начала похода, армия дошла до перевала, и здесь фаланге впервые пришлось вступить в бой. Однако в сражении лицом к лицу варвары-горцы мало чем могли повредить войскам, а легкие отряды еще до зари тайно обошли противника и заняли сильные позиции в его тылу. Когда варвары это заметили, их строй развалился и они бежали. Царь старался предотвратить неосторожное преследование, и вскоре прозвучал сигнал остановиться. Сомкнув ряды, в величественном строю армия Селевкидов спустилась в Гирканию