очно так же, как удары, полученные Антиохом II и Селевком III, так позднее поражение самого Антиоха III при Магнесии уничтожило труд его великой восточной экспедиции, и теперь успех этой экспедиции сделал положение Антиоха на Западе прочным, как никогда. Увеличение его ресурсов и еще более рост престижа представили в новом свете владычество Селевкидов в Малой Азии. Вассальные князья стали необыкновенно почтительны и доброжелательны. Несколько неопределенная гегемония дома Селевкидов над греческими городами побережья стала более строгой. И за пределами собственно империи влияние в самой Греции, которым так дорожили македонские цари, было обеспечено в новой степени. В некоторых кругах говорили, что идеал Александра – весь греческий мир, объединенный под властью одного монарха, – все-таки может осуществиться.
Если смотреть со строго исторической точки зрения, то чего же добился Антиох? Конечно, ему не удалось на сколько-нибудь постоянной основе установить селевкидское правление во внешней сфере империи, в княжествах, таких как Пергам, две Каппадокии, Армения, Атропатена, Парфия и Бактрия. Очевидно, что там, где подчиненные династии оставили у власти, при первой же возможности – первом же сокращении влияния сюзерена или возможности обходиться без него – эти династии забывали о своей преданности. Правление Селевкидов существовало, только пока Великий Царь был готов насильственно осуществлять его с помощью новых военных экспедиций, отправленных из столицы. И все-таки Антиох проявил мудрость, остановившись там, где он остановился. Это было отнюдь не неразумное великодушие. На то время ничего лучшего и придумать было невозможно. Конечно, он мог сражаться, пока не сверг бы с престола всех владетельных князей и поставил бы на их место сатрапа, назначенного им самим. Однако, поступив так, он не много бы выиграл. Новый сатрап с той же степенью вероятности, как и старый династ, мог воспользоваться удобным случаем и поднять мятеж. Великодушно пользуясь своей победой, объединив династов узами брака со своим домом, Антиох действительно обеспечил их лояльность – на какое-то время. Он мог бы расположить войска в дальних провинциях. Однако, даже если предположить, что такие гарнизоны остались бы верными царю, они оказались бы отрезанными в отдаленных местах тогда, когда они отчаянно были бы ему нужны где-то еще, и помочь им, если бы они оказались под мощной атакой, было бы чудовищно трудно.
Все основные препятствия для постоянного поселения: зависимость центральной власти от наемников, трудность сообщения между различными частями империи, финансовые проблемы – можно было устранить только с течением времени, развивая более богатые провинции, мудро управляя, полностью реорганизовав правительственный аппарат и разумно осуществляя общественные работы. Все эти факторы были предпосылками единственного эффективного средства объединения подобной империи, искусственной по своей сути, не основанной на национальности, – системы обширной и централизованной военной оккупации. Государственный муж, рассматривая проблему с точки зрения Селевкидов, обязательно поставил бы перед собой в качестве конечной цели подобную систему, но потребовалось и какое-то временное средство, чтобы поддерживать авторитет Великого Царя, пока эта цель не осуществится. И в качестве такого средства распоряжения, сделанные Антиохом, были безупречны.
Если посмотреть на ситуацию в таком свете, то достижения Антиоха, которые завоевали ему такую славу, не представляли собой завоевания Ирана как такового, но были лишь шагом в процессе завоевания, необходимым первым шагом. Станут ли они блестящим, но бесполезным tour de force, или же процесс будет доведен до логического завершения, зависело в основном от характера и политического таланта самого Антиоха. Антиох был чем-то вроде загадки даже для своих современников: казалось, что между его личностью, такой, какой она являлась в его ранних борениях, и его характером, который проявился в более поздние годы его правления, когда он сражался с Римом, была пропасть. Эту трудность, которую ощущали те, кто знал гораздо больше о тех обстоятельствах, чем знаем мы, было бы бесполезно пытаться скрыть.
Однако, в конце концов, мы можем с полным правом поближе присмотреться к источникам по более раннему периоду и позволить более раннему Антиоху пролить свет на Антиоха более позднего – и наоборот. Качества, которые проявлял Антиох в более ранний период, названы Полибием «отвага и неутомимость» (τόλμη καὶ φιλοπονία)[1094]. Что касается физической доблести, отваги воина, то они были врожденным качеством рода, из которого происходил Антиох, и нет никаких причин предполагать, что он когда-либо не хотел проявлять свою храбрость на поле сражения. Как кажется, рухнула как раз его политическая выдержка; заметен контраст между той энергией, с которой осуществлялись его более ранние политические планы и кампании, – и теми сомнениями, безрассудностью и детской мелочностью, которые проявились в его войне с Римом. Таким образом, мы должны внимательнее присмотреться к той энергии, которую проявлял Антиох в свой более ранний период, и посмотреть, не было ли признаков этих недостатков, которые потом рассматривали в таком неприятном для царя свете. Не приходится отрицать, что этот Антиох иногда проявлял упорство и отвагу: например, он неоднократно брал врата Келесирии и прошел через гирканские холмы; определенная «неутомимость» видится и в том факте, что со времени его вступления на престол в 223 г. до н. э. он почти постоянно вел войны лично. Однако иногда в его операциях проявляется заметное отсутствие продуманности: то, как он позволил Птолемеевой армии снова занять проходы в Келесирию, когда он уже однажды форсировал их и установил гарнизоны на другой стороне; его небрежность в подготовке к встрече с Птолемеем, из-за которой он проиграл битву при Рафии и тем самым разрушил труд двух кампаний.
Мы видим, что его энергия проявлялась скорее вспышками и тогда, когда перед ним вставало какое-то препятствие, а не в намеренной и решительной подготовке средств к достижению намеченной им цели, что и является приметой истинного практического гения. Она была заметна (если судить по войне с Птолемеем Филопатором) скорее в начале предприятия, когда трудности и опасности казались самыми ужасными, и ослабевала с успехом. Это энергия импульса, а не разума. Ее вызывала к жизни перспектива яркого триумфа, а не более прозаическая, но более прочная организационная работа. Мы можем хорошо понять, что энергия такого рода может все более и более очевидным образом исчезать, когда человек доживает до среднего возраста среди роскоши и лести, и его тщеславие и самоуверенность питается всеми уловками двора. И если это и есть правильный взгляд на характер Александра, то мы можем задаться вопросом, действительно ли его восточная экспедиция была частью какого-то обширного государственного плана восстановления империи на прочной основе, или же на самом деле та незрелость, которая проявилась в его конфликте с Римом, уже не была очевидна в том удовольствии, которое царь находил в своих романтических, но преходящих победах.
Глава 18Завоевание Палестины
Антиох добился формального признания своей власти во всех странах, которые отпали от империи, попав под власть отдельных правителей. Сделать это формальное признание чем-то прочным и продолжительным – само по себе должно было стать работой, которая требовала всей его энергии и ресурсов. Однако его подталкивало вперед желание захватить другие территории, которые дом Селевка считал своей законной собственностью, – те, которыми владели не мятежные сатрапы или восставшие вожди племен, а иностранные державы. В их числе был и тот регион, к которому, благодаря его географическому единству с ядром империи, Селевкиды испытывали особый интерес – Келесирия, регион, которым предки Антиоха III никогда не владели по-настоящему, но только постоянно жаждали его получить. Антиох после своего поражения при Рафии не переставал пылать жаждой возобновить борьбу с домом Птолемеев. Это предприятие, в котором он впервые достал из ножен своей меч, в котором он дважды встретил уничтожающий отпор, должно было возобновиться с лучшими перспективами для завоевателя Азии.
Египетская империя в Восточном Средиземноморье мало уменьшилась даже при Птолемее Филопаторе. Селевкиды завоевали обратно Селевкию-в-Пиэрии, однако гавани-города Южной Финикии – Тир и Сидон, а также Кипр дали Птолемею морскую базу в сирийских водах. Поэтому египетские базы распространились по всем берегам Малой Азии до самого Эфеса[1095]. Ими было усыпано Эгейское море, и они господствовали на берегах Геллеспонта и Фракии[1096].
Вряд ли следовало ожидать, что Антиох Великий согласится постоянно мириться с тем, что такая сила – к его собственной досаде – сосредоточена в слабых руках египетского царя. И он не был единственным, чьи амбиции возбуждали владения Египта. Дом Антигона в Македонии теперь был представлен человеком столь же амбициозным и энергичным, как и Антиох, – Филиппом, сыном Деметрия. Чем Келесирия была для дома Селевка, тем Фракия и Геллеспонт были для Антигонидов. Филипп не с большей вероятностью мог остановиться, чем Антиох, пока ценная провинция, географически единая с его собственной территорией, была в руках Птолемея.
Поэтому по самой сути дела скорое нападение на египетскую империю было неизбежным. Во время царствования Птолемея Филопатора действительно отношения между Египтом и двумя державами-соперниками формально оставались дружественными. Антиох и Филипп оба предоставили Птолемею помощь по случаю (вероятно) восстания местных жителей[1097]. Начались переговоры по поводу брака между царскими домами Египта и Македонии. Однако в 205–204 гг. до н. э. Птолемей Филопатор умер. Царство по наследству перешло к четырехлетнему ребенку – Птолемею V Епифану. Фавориты, которые после кончины царя держали в руках бразды правления, теперь пытались предотвратить катастрофу, послав к Антиоху посольство, чтобы напомнить ему о соглашениях, которые были в договоре, и другое, к Филиппу, – чтобы завершить проект брака и заручиться его поддержкой в случае, если Антиох нападет. Скопаса, бывшего главу этолийцев, который после своего падения стал служить у Птолемея, в то же время отправили набирать новую армию наемников в Греции