Он мог отодвинуть Филиппа в сторону и откровенно договориться с римлянами и Атталом. Или же он мог пойти на помощь своему союзнику. Или же, в-третьих, он мог бы соблюдать осторожный нейтралитет. Самым существенным было то, что он должен был четко определиться, как именно ему нужно действовать, и сконцентрировать свои силы на том, чтобы придерживаться этой линии. Судьба проверяла государственные способности Антиоха III, заставив его столкнуться с ситуацией, которая требовала смелых решений. Однако у Антиоха не было смелости и широты ума, с которыми он мог бы твердо противостоять проблеме, связанной с такими крупными факторами, от которой зависели такие значимые вопросы. Было намного легче – и это оказалось фатальным – колебаться, пробовать разные полумеры, ловить требования момента, не глядя на перспективу. Он надеялся на Филиппа, но не был готов провоцировать недовольство Рима: его отношения с республикой были все еще в дипломатическом смысле этого слова дружескими[1115]. И при этом он не мог заставить себя соблюдать корректный нейтралитет.
Завоевание Келесирии освободило его: теперь он мог вспомнить о селевкидских амбициях в Малой Азии. В то время Аттал, великий соперник его династии в этом регионе, был в Греции с войсками пергамского дома: возможность оказалась слишком соблазнительной, чтобы ей можно было пренебречь. Зимой (199/98 до н. э.) Антиох вторгся на незащищенную территорию Пергама. Даже если это было предпринято без согласования с Филиппом, очевидно, этот поступок был нарушением нейтралитета в тот момент, когда Аттал активно сотрудничал с римскими и этолийскими войсками против Филиппа. Ничего не могло бы быть более эффективным отвлечением сил в пользу Филиппа. Однако решимость Антиоха отважно нанести удар ради Филиппа была такой слабой, что когда Рим по настоянию Аттала выразил протест (а Антиох должен был знать, что так и будет), то селевкидский царь немедленно отступил[1116].
Однако протесты римлян были отнюдь не единственной причиной его отступления. Из Келесирии до царя дошли неприятные новости. В какой-то момент казалось, что для Антиоха снова повторится 217 г. до н. э. и что он завоюет провинцию только для того, чтобы увидеть, как ее снова вырвут у него из рук. Человек, который смог отвоевать ее так вовремя для удачи египетского царства, был этолиец Скопас – одна из выдающихся фигур того времени. Он был стратегом Этолийской лиги, главным магистратом самого могущественного государства Греции, но, когда его лишили власти, он оставил свою страну и пошел на службу к Птолемеям. Такой человек не мог занимать низкой должности: он был назначен главнокомандующим египетских войск, получая плату в размере 10 мин (40 фунтов) в день. Совсем недавно он набрал войска – 6000 пеших и 500 конных в Греции, и в процессе его родное государство практически осталось без мужчин[1117]. Теперь он вторгся в Келесирию, выгнал гарнизоны Селевкидов и вернул провинцию царю Птолемею[1118].
Однако Антиох скоро отправился в поход, чтобы восстановить свою власть в спорном регионе. Он прошел через ущелья между Ливаном и Антиливаном, и при входе в эту страну, где истоки Иордана были отмечены священным участком божества, в котором греки признали Пана, – Панион[1119] – он столкнулся со Скопасом. Из той критики, которую обратил Полибий на фантастический рассказ Зенона об этом сражении, мы можем вынести лишь два факта: там присутствовал сын Антиоха, которого звали так же, и в битве активно участвовали слоны (Антиох доставил свежий контингент слонов из Индии)[1120]. В любом случае результатом сражения оказалась полная и решительная победа Антиоха. Сражение стало вехой, знаменовавшей окончательную и решительную замену правления Птолемеев в Палестине на Селевкидов. Сам Скопас с остатками своего войска – 10 000 человек – заперся в Сидоне, осаждать который отправился Антиох. Египет попытался послать осажденным помощь, но безрезультатно. Из-за голода Сидон вынужден был капитулировать; при этом Скопасу позволили уйти живым и невредимым[1121]. Антиох формально овладел территорией. Регион греческих городов к востоку от Иордана (Батанея, Абила, Гадара), так же как и Самария и Иудея, стал частью империи Селевкидов[1122].
Иерусалим – или основная часть его населения, как мы увидим, когда будем говорить об иудеях, – принял Антиоха с распростертыми объятиями. Филистимляне, как обычно, оказались на противоположной стороне. Великий город Газа даже в этот день катастрофы остался под властью дома Птолемеев. Его верность старому союзу вызвала восхищение греков того времени[1123]. Осада, которой подвергся город, пока наконец его не взял штурмом Антиох, считалась одним из великих эпизодов военной истории того времени. Она стала уместной темой для историка-ритора[1124]. Однако из всего, что было по этому поводу написано, не сохранилось ничего. Антиох ушел в конце лета 198 г. до н. э., полностью покорив Палестину: он зимовал в Антиохии и готовился к гораздо более серьезному делу, которое ожидало его на Западе[1125]. Однако он все еще старался сохранить видимую дружбу с Римом и послал зимой посольство с любезными речами. Сенат, дипломатия которого также была нацелена на то, чтобы сохранять хорошие отношения с Антиохом, пока сохранялась опасность его союза с Филиппом, принял посольство с намеренной любезностью и вынес резолюции в честь Антиоха, которые в плане красивых слов не оставляли желать лучшего[1126].
Трудно определить, какими были отношения Антиоха с Египтом после завоевания Келесирии. Технически обе державы уже не находились в состоянии войны. Фактически Клеопатра, дочь Антиоха, теперь стала невестой юного Птолемея. Несомненно, помолвка была одной из статей мирного договора, навязанного Антиохом[1127]. В то же самое время Антиох следующим летом продолжал свое завоевание птолемеевских владений. Именно двусмысленное положение дел сделало возможным для римского посольства в 196 г. до н. э. требовать прекращения военных действий против Птолемея, а для Антиоха – заявить, что мир уже установлен.
Глава 19Наступление на Запад
Весной 197 г. до н. э. Антиох отправил свои силы в Малую Азию. Пехота была послана прямой дорогой через Тавр под командованием сыновей царя, Ардиса и Митридата[1128], в Сарды, где им было велено ожидать его прибытия. Сам Антиох отправился с флотом вдоль берега. Непосредственной целью этой экспедиции на самом деле было захватить владения дома Птолемеев, а они располагались по всему берегу. Каковы же были дальнейшие планы? Может быть, Антиох наконец решился открыто вмешаться в борьбу, которая разворачивалась в Греции? Когда разошелся слух о его приближении, в это поверили – мы не можем знать, на каком именно основании[1129]. Когда он проходил вдоль берега Суровой Киликии, он призвал все города и крепости, подвластные местным династам или Птолемею, сдать оружие. И один за другим – Солы, Корик, Зефирий, Афродисий, Анемурий, Селинунт – повиновались этому приказу без сопротивления[1130]. Антиох не встретил сопротивления, пока не достиг Корацезия, самого сильно укрепленного поселения на этом действительно суровом берегу. Крутой изолированный холм Алая, который напоминает современным путешественникам скалы Гибралтара, все еще несет на себе каменную кладку всех тех времен, когда следовавшие друг за другом хозяева этого места вплоть до Средневековья пытались сделать холм неприступным. Решимость покорить этот город заставила царя остановиться, и он все еще осаждал его, когда ситуация изменилась весьма неприятным образом.
Сначала прибыло посольство из Родосской республики. Оно принесло царю удивительное заявление: если он попытается пройти мимо Хелидонского мыса (место, которое в древние дни гегемонии Афин служило границей для флота персидского царя), то родосцы будут противостоять этому наступлению вооруженными силами. Они оправдали эти действия, обвиняя Антиоха в планах присоединиться к Филиппу. Антиоху хватило самообладания дать вежливый ответ: он уверил послов, что их мнение безосновательно, и обещал прислать посольство, которое рассеяло бы подозрения, существовавшие по его поводу на Родосе. Посольство отбыло, и по странной случайности, в тот самый момент, когда его представитель обращался к собранию родосцев, прибыло письмо с тревожной новостью: война закончилась. Филипп потерпел окончательное поражение при Киноскефалах на равнинах Фессалии[1131].
Нерешительная политика Антиоха, таким образом, помешала возможности объединить его силы с македонской державой до того, как она была раздавлена, хотя в то же время он возбудил подозрения римлян. Однако падение Филиппа было отнюдь не так уж неприятно для Антиоха. Все то время, пока Филипп был союзником, постоянно проглядывало и другое его лицо – соперника. Было очевидно, что теперь царь Македонии должен отказаться от своей доли в тех владениях Птолемея, которые принадлежали ему по недавнему соглашению, и Антиоху достанется все целиком.
Однако фантазии и планы, которые возникли при селевкидском дворе после унижения, которое пришлось на долю Антигонида, простирались дальше, чем только Малая Азия и Фракия. Эти злополучные воспоминания о первом Селевке никогда не удавалось полностью затушить; его наследники, может быть, и смирились с тем,