Антиох занял позицию на внутренней (восточной) стороне прохода и постарался дополнить его естественную недоступность баррикадами, рвом и стеной. Время как будто отомстило за персов: по иронии судьбы, эллинский Ксеркс занял пост Леонида, собираясь якобы сражаться за свободу греков. Этолийские отряды числом до четырех тысяч человек к этому моменту уже присоединились к нему. Антиох сказал им уйти, чтобы помешать продвижению римлян, защищая территории Гипаты от их опустошений и заняв Гераклию. Этот город был удобно расположен, господствуя над дорогами, которые вели через хребет Оэты. Однако, когда армия консула начала быстро продвигаться вперед и заняла позицию на западной стороне перевала, Антиох начал волноваться. История и ободряла его, и предупреждала. До сих пор было невозможно пробраться через перевал, если его удерживали решительные руки, но снова и снова позиции защиты обходили по горным тропам. Антиох послал этолийским войскам в Гераклее распоряжение занять вершины. Только половина из них повиновалась этому приказу своего главнокомандующего[1252].
Когда основная часть римских войск атаковала перевал, они не смогли поколебать позиции селевкидского войска. Антиох поставил свою фалангу с ее огромными македонскими копьями на дороге, будучи защищен справа, где берег превращался в своего рода болото, слонами, в то время как на вершинах слева стояли ряды лучников, пращников и копейщиков, которые осыпали римскую колонну дождем снарядов, нанося раны с незащищенной стороны. Даже когда упорство и ярость атаки заставили фалангу уступить, римлян остановили фортификации, за которые селевкидская армия ушла, чтобы возобновить сражение, имея неоспоримое преимущество. История снова разыграла древнюю драму при Фермопилах. Внимание селевкидских войск отвлек отряд людей, который шел далеко по высотам над их головами. Должно быть, это было подкрепление этолийцев. Когда они спустились ниже и их штандарты и вооружение стали отчетливо видны, все поняли, что это римляне[1253]. Консул отрядил часть своей пехоты под командованием консуляров Луция Флакка и Марка Катона форсировать горные перевалы. Флакк безуспешно попытался напасть на два этолийских поста, а третий Катону удалось застать врасплох спящим и одержать победу. Именно его войска защитники Фермопил увидели наступающими на них с тыла. Оставалось только бежать. Через мгновение проход, только что щетинившийся сарисами, был забит бегущей толпой – люди, кони, слоны неслись, не разбирая дороги. Сам царь, раненный в рот, не отпускал удил коня, пока не добрался до Элатеи. Римляне преследовали его, рубя беспорядочную массу людей, которая закрывала им путь, до самого Скарфея, и продолжали бы преследование, если бы перед ними не оказался царский лагерь, который можно было ограбить. Но передышка оказалась недолгой. На следующее утро, еще до зари, римская кавалерия опять стала разведывать дороги, убивая налево и направо растерянных беглецов. Сам царь едва не попал в плен. Когда преследователи добрались до Элатеи, оказалось, что он бежал с 500 людьми – все, что осталось от его десятитысячного войска, – в Халкиду[1254].
Греческая экспедиция Антиоха провалилась бы, даже если бы этолийцы на Каллидроме не заснули на своих постах. Никакие тактические умения на поле битвы не смогли бы восполнить недостаток коммуникации с Азией: эту неуверенность можно было исправить только с помощью более систематической организации транспорта и конвоев, чем та, которую по самой своей природе мог предоставить восточный двор. Примерно на момент битвы при Фермопилах большой флот транспортных кораблей был захвачен римским командующим Атилием близ Андроса, и зерно, предназначенное завоевателям, было с триумфом доставлено в Пирей и роздано афинянам[1255].
Антиох недолго оставался в Халкиде. Он поспешил сделать так, чтобы между ним и римлянами раскинулось Эгейское море, и вместе со своей царицей Эвбеей благополучно добрался до Эфеса. Возвращение царя, конечно, не обязательно означало конец самого конфликта. Селевкидская армия в Греции действительно была уничтожена, но этолийцы все еще были вооружены, и их послам, которые последовали за ним в Эфес, Антиох раздал деньги и показал свои арсеналы, где энергично готовились к широкомасштабной войне. Все еще были селевкидские гарнизоны, размещенные в разных городах – например, в Элиде и Деметриаде[1256]. Царский отряд из десяти кораблей стоял в гавани Деметриады; он зашел в Троний, пока проходило сражение на перевале, и, когда Александр-акарнанец, смертельно раненный, поднялся на борт корабля, принеся с собой новости о катастрофе, корабли отплыли к Деметриаде, чтобы найти там царя[1257].
Однако, какие бы планы ни были у Антиоха для продолжения борьбы в Греции, которую он мог бы поддержать, они остались бы бесплодными, пока он не смог бы бросить в бой свежую армию. Все греческие города, которые присоединились к нему – Беотия, Эвбея, Элида, – поспешно помирились с римлянами. Его гарнизоны в Халкиде и Элиде, конечно, пришлось увести. Деметриада распахнула свои ворота перед Филиппом, а предводитель антиримской партии покончил с собой. По условиям капитуляции, стоявшие там селевкидские войска вернулись в сопровождении македонцев в Лисимахию и кораблям в гавани позволили уйти невредимыми[1258]. Этолийцы, предоставленные сами себе, быстро сдались перед совместной атакой римлян и Филиппа. Осада Навпакта загнала их в угол, и благодаря любезности Фламиния они добились перемирия, в ходе которого смогли договориться о мире с Римом.
Так закончилась последняя попытка дома Селевка захватить македонское наследие в Греции. В ходе тридцатилетних боев Антиох III после того, что уже казалось развалом, один за одним присоединял (по крайней мере с виду) отпавшие части к телу империи. Он аннексировал давно желанную Келесирию. В конце предыдущего года он, вдобавок к своей короне Великого Царя, в значительной мере сделал реальным титул главнокомандующего греческими государствами, каким некогда был Александр. При его вступлении на трон империя Селевкидов находилась в нижней точке упадка; в предыдущем году она достигла зенита. Однако Антиох, кажется, родился слишком поздно, когда на сцене уже появился новый соперник. В момент его кажущегося триумфа дому Селевка был нанесен страшный удар. Действительно, на тот момент отступление царя с виду привело дела к тому положению, в каком они были до его последнего предприятия, однако теперь он столкнулся с противником – победоносным и упорным, и ему пришлось отказаться от своих долго лелеемых намерений.
Глава 21Война в Азии
Антиох, как сообщают наши авторы, сначала не понял всей важности того, что произошло. Он ударил по Греции; он потерпел неудачу, вот и все; status quo, который желали сохранить римляне, был восстановлен. Конечно, это было неприятно, но следовало подождать другого случая. Пишут, что Ганнибал, которого снова стали слушать с почтением, объяснил Антиоху, как на самом деле обстоят дела. Фоант и этолийские послы также, вместо того чтобы, как раньше, отмахиваться от Ганнибала, сказали примерно то же самое. Антиох считал, что ему пришлось отступить в Малую Азию лишь как на площадку, с которой он может снова атаковать Грецию. Однако римляне не были народом, которого можно было напугать такой угрозой: Антиоху следовало ожидать, что ему нанесут удар ближе к дому. В прошлом году его задачей было обеспечить оборону Греции: теперь он должен был уже постараться защитить Азию[1259].
Следует признать, что защитная позиция Антиоха, несмотря на всю катастрофу в Европе, была сильной. Обстоятельств, вызывавших его поражение в Греции, – трудность с подкреплениями и поставками – не было на восточной стороне Эгейского моря. Если римляне побили его, то это произошло тогда, когда на их стороне было численное преимущество. Предпринимая войну в Азии, уже римляне должны были столкнуться с трудностями с транспортом. Они никогда еще не посылали армию так далеко от дома и фактически смотрели на необходимость таких действий с большой осторожностью. Даже если их легионеры были лучше азиатских воинов, оставалась изначальная трудность – надо было доставить их в Азию. К азиатским владениям Антиоха можно было подойти только по воде; было очевидно, что первым вопросом, который надо было уладить, было господство на море. В одном месте – а именно у Геллеспонта – Азия почти что прикасалась к Европе, но оба берега Геллеспонта были под властью Селевкидов. Проход армии через Фракию никоим образом не мог быть легким: с помощью разумных оборонительных мер Антиох смог бы сделать его практически невозможным. Владение Фракией значительно прибавляло ему сил.
Как только Антиох осознал, что римская атака неизбежна, он предпринял меры, чтобы оборонять как море, так и Фракийский Херсонес. К последнему он сам послал имевшиеся у него наготове корабли, чтобы своими собственными глазами наблюдать оборонную диспозицию. Сест и Абидос также были укреплены; Лисимахия превратилась в огромный склад. Оборона на море была доверена царскому командующему Поликсениду с Родоса, которому велели мобилизовать оставшийся флот и активно патрулировать острова (конец 191 г.)[1260].
Вскоре сообщение от Поликсенида призвало царя обратно в Эфес: стало известно, что римский флот встал на якорь в гавани Делоса.
Римляне уже собирались начать наступление на море. Это было не только обязательным условием грядущего вторжения в Азию: пока Антиох мог угрожать еще одним вторжением в Грецию, это была срочная мера предосторожности. Римляне должны были господствовать на море не только чтобы добраться до Антиоха, но и чтобы Антиох не смог бы добраться до них. Следует помнить, что, когда Гай Ливий прибыл летом 191 г. в греческие воды, чтобы заменить Атилия в качестве командующего римским флотом, война в Греции все еще продолжалась. Этолийцы тогда закрепились в Навпакте, и ходили слухи о военных приготовлениях царя. Ливий отплыл из Пирея, чтобы действовать вдоль берегов Азии