[1326]: Публий заболел, и его пришлось перевезти к морю; он лежал больным в Элее. Антиох, услышав об этом, с великодушием, которое скорее было демонстративным, нежели небескорыстным, прислал ему его сына из плена без выкупа[1327]. С тех пор как тот прибыл, Сципион начал поправляться. Его благодарность царю приняла форму совета: не рисковать, не вступать в битву, пока он не вернется в лагерь.
Это сообщение заставило Антиоха отойти к Магнесии в южной части Гирканской долины. Близ города он занял позицию на левом берегу Фригия, реки, впадавшей в Герм, и окружил себя оборонительными сооружениями, которые должны были отразить атаку до тех пор, пока Публий Сципион не вернется к брату[1328]. Консул, считая, что Антиох все еще в Тиатире, перешел из Каика на северную часть Гирканской равнины и, обнаружив, что тот ушел, последовал за ним вдоль противоположного берега Фригия и разбил лагерь менее чем в четырех милях оттуда: между двумя лагерями лежала река. После его прибытия произошло столкновение между римскими аванпостами и отрядом легких конников (галлов и жителей Центральной Азии), которых царь перебросил через реку. Затем после двух дней бездействия консул перенес свой лагерь на левый берег, поставив его примерно в полутора милях от царского. Антиох не защищал реку, но беспокоил врага без особых последствий, покуда строился новый лагерь. После этого каждый день в течение четырех дней две армии разворачивались под защитой укреплений, но ни одна не атаковала. На пятый день римляне подошли на расстояние 350 ярдов от защитных сооружений царя[1329]. Антиох все еще не стронулся с места. Консул, который хотел решить дело до зимы, на третий день снова развернул свою линию на долине. Антиох теперь был обязан принять битву из-за опасения деморализовать свои войска[1330].
На римской стороне четыре легиона составляли основную часть линии; справа стояли греческие вспомогательные войска – ахейцы и пергамцы, римские и пергамские конники и отряд стрелков, критян и траллийцев (Иллирия). Слева (левый фланг был защищен рекой) было лишь четыре конных отряда. Контингент македонских и фракийских добровольцев отрядили защищать лагерь. Несколько африканских слонов были расположены сзади от легионов. На стороне царя фаланга, которую дополняли слоны, занимала центр; с правого фланга стояли галлы, слева – каппадокийские пехотинцы; за ними – различные отряды конников, прикрытые слева колесницами с серпами. Стрелки, как обычно, стояли с краев. Сам царь командовал справа, Селевк и племянник царя Антипатр – слева; Миннион[1331], Зевксид и элефантарх Филипп – в центре. Утро началось с влажного тумана, который плохо повлиял на луки и ремни азиатов. Когда армии вступили в сражение, Антиоха снова предала характерная для него напористость. Атака иранской кавалерии, которой он командовал лично, отбила слабый конный отряд на римском левом фланге, и Антиох – точно так же, как он поступил двадцать шесть лет назад при подобных обстоятельствах при Рафии, немедленно рванулся вперед, преследуя врага и не думая о том, что происходит на остальном поле боя. В то время, пока царь преследовал бегущие отряды до римских укреплений, на другом конце произошел жуткий развал. Здесь колесницы с серпами – способ внушения ужаса врагу, в который азиатские армии с трудом могли не верить, – легко были отбиты дождем метательных орудий отряда, которым командовал Эвмен. Бегство колесниц внесло беспорядок в ряды кавалерии за ними, и после атаки римских и пергамских всадников отряд за отрядом сдавался и бежал, пока весь фланг каппадокийской пехоты не оказался открыт перед врагом. Каппадокийцы бежали. Затем шок от римского напора дошел до фаланги. Паническое бегство слева уже затянуло фалангу, и римским пехотинцам, когда они подошли ближе, оставалась уже только работа мясников. Справа римляне также собрались с духом и превратили победу царского фланга в бегство. На некоторое время царская армия – столько, скольким из нее удалось добраться до лагеря, – удерживала его, сражаясь с завоевателями. Затем лагерь взяли штурмом, и за ним последовала новая резня. Царская армия была практически уничтожена[1332].
Той ночью царь прошел через Сарды: он бежал, направляясь на восток. Антиох взял с собой только царицу Эвбею и свою дочь, и до зари он уже был на пути в Апамею. Селевк и несколько командующих бежали с поля боя в Апамею. Из Апамеи Антиох на следующий день продолжил свой путь в Сирию, оставив своих полководцев собирать беглецов[1333]. В тех областях, к которым царь повернулся спиной, его власть немедленно закончилась. Города старались так быстро, как только возможно, помириться с Римом. Магнесия-на-Сипиле и соседняя Тиатира сдались через день после битвы. Затем явилась делегация и из самих Сард: даже воины гарнизона выступали за капитуляцию вопреки новому командующему и новому сатрапу Лидии, которых Антиох назначил, проезжая через город[1334]. Когда вести о сражении достигли Эфеса, Поликсенид немедленно увел флот в Патару – так далеко, как он только осмелился, сам направившись по суше в Сирию. Эфес открыл ворота римлянам[1335].
Для Антиоха после битвы при Магнесии не оставалось никакого другого пути, кроме как принять любые условия, которые решил бы выставить ему Рим. Как только консул достиг Сард и там к нему присоединился его брат Публий, который теперь уже достаточно выздоровел, Мусей, герольд царя, явился к ним и попросил разрешения своему царю послать послов. Это было дозволено, и через несколько дней прибыли послы. Это были Зевксид, который в последнее время жил как сатрап в том самом месте, куда теперь явился как проситель, и Антипатр, племянник царя. Условия, объявленные римскими полководцами, были теми же, что до битвы: 1) Тавр должен стать границей селевкидской империи, царь не должен вмешиваться в дела Европы; 2) выплата контрибуции, покрывающей все военные расходы, оцененные в 15 000 эвбейских талантов, из которых 500 должны быть выплачены немедленно, 2500 – когда мир будет ратифицирован и оставшееся – двенадцатью платежами ежегодно; 3) дополнительный штраф в пользу Эвмена в 400 талантов, вдобавок к недоимкам за долг за зерно, которое было поставлено селевкидскому правительству покойным царем Атталом; 4) предоставление двадцати заложников, которых выберет Рим; 5) выдача Ганнибала, Фоанта и некоторых других неприятных людей; 6) регулярные поставки для римской армии определенного количества зерна вплоть до заключения мира[1336].
Царских послов проинструктировали добиться мира любой ценой на любых условиях. Следовательно, следующим шагом было послать посольство в Рим, чтобы ратифицировать условия консула. Следующей зимой (190/89 до н. э.) посольство во главе с Антипатром рано явилось в Эфес, где консул расположил свою штаб-квартиру: он привез с собой требуемых Римом заложников, в том числе младшего сына царя, который, как и его умерший брат, звался Антиохом. Их препроводили в Рим в сопровождении адъютантов консула[1337].
Условия мира, предложенные Сципионом, были той зимой ратифицированы сенатом и народом, и с Антипатром был заключен временный договор[1338]. Окончательный мир, конечно, должен был быть заключен на месте обычной комиссией из десяти римских мужей. Тавр должен стать границей: вот основной принцип. За его пределами Рим отказывался вмешиваться, даже от имени старых греческих городов. Когда родосские послы подняли вопрос о Солах в Киликии, сенат настолько не желал требовать его освобождения от Антиоха, что родосцам пришлось закрыть этот вопрос[1339].
В течение следующего года (189) десять посланников еще не прибыли на Восток: мы видим, что селевкидский двор поставлял зерно, согласно договору со Сципионом, римской армии в Азии. Селевк, сын царя, сам привозил его в Антиохию-на-Меандре. Луций Сципион вернулся домой и был вознагражден за свою победу прозванием Азиатский. Теперь его место занял консул Гней Манлий, который, когда Селевк связался с ним, как раз отправлялся в экспедицию против галатов. Манлий настоял, чтобы договор интерпретировали так, чтобы он включал его пергамских союзников[1340].
Зимой (189/88) Мусея появился в Эфесе как посланник царя. Антиоху приказали послать свой запас зерна, а также 2500 талантов, которые теперь уже надо было выплатить, весной в Памфилию. Положение Памфилии было несколько двусмысленным, поскольку нерегулярность расположения гор заставляла сомневаться, на какой именно стороне Тавра считать ее расположенной. Антиох все еще поддерживал гарнизон в Перге. Когда пришла весна, Манлий двинулся через горы из Апамеи в Памфилию. Зерно и золото привезли из Сирии по суше на телегах и волах. После того как консул прождал три дня, длинный караван наконец появился в его поле зрения: по пути было больше задержек, чем можно было предвидеть[1341].
Теперь Манлий потребовал, чтобы гарнизон в Перге сдал город. Командир попросил отсрочки на тридцать дней, чтобы подтвердить согласие царя. На это Манлий согласился, и в должное время от царского двора пришло приказание сдаться. И теперь децемвиры высадились в Эфесе и отправились вглубь страны. Консул со своей армией возвратился, чтобы встретить их в Апамее