Несмотря на поражение одной из армий, стратегическая задача, определенная блоком, была достигнута: вынужденная двинуть силы на открывшийся Восточный фронт, Германская Империя не сумела подмять Западный.
– Папа, выдайте милой доченьке на выпускной бал.
– Викочка, детка, тебе все куплено. Платье у самой модной модистки заказано.
– Папа, оно смотрится пусто.
– Попроси брошь у маменьки.
– У дочери Павла Алексеича – бриллиантовое ожерелье!
– У нее отец купец 1-ой гильдии, и потом – они наверняка напрокат берут.
– У Лизаньки – рубиновое колье с золотой отделкой.
– Я не откупщик, ничего не поделаешь.
– Ты – лучше: адвокат по уголовному праву. Не прибедняйся.
– Викуся, вот тебе бабушкины бусы. Они замечательно подходят по цвету к твоему шарфику. И довольно.
– Стеклярусы!
– Привередница. Это розовый кварц. Редкость!
– Ну сам и носи устаревшие побрякушки, а мне они вовсе не к лицу, – Виктория демонстративно повернулась к отцу спиной.
Разве проймешь этим Порфирия Осиповича? Привычен к женским выкрутасам: две этаких фифочки растут. Насвистывая, он направился к выходу. Стоит ли при таком гонораре заставлять клиента ждать? Надо перевести процесс по делу убийства профессора Санкт-Петербургского университета в политическую плоскость – и тогда, пожалуй, допустимо снисхождение, а может даже, дело передадут суду присяжных. Это уже успех.
– Ну, пожалеешь, – шипела дочура.
– Что ты, Викушка? – Анна Валерьяновна, потянувшись за сумочкой, походя взъерошила дочкины волосы. Та свирепо тряхнула головой.
– Оставь, пожалуйста. Я знаю: ты только делаешь вид, что интересуешься мной, а в действительности и у тебя, и у папы – у каждого своя эгоистическая, обособленная жизнь. Каждый сам по себе в этом доме.
– Ты просто не в духе. Простыла, наверное. Не видела моего кольца с агатом?
Штабс-капитан Томшин, и на фронте не утративший бодрости, командовал неполной ротой 304-го Новгород-Северского полка, входящего в гарнизон затерянной в болотах недостроенной крепости с четырьмя фортами. Ее предназначили для прикрытия возможной переправы через реку Бобр и движения на Белосток. Первый форт был поставлен перед рекою; прочие находились за ней. Гарнизон был малочислен: едва хватало личного состава для распределения по фортам.
В сентябре 1914-го германские войска, преследовавшие русские части от самой Восточной Пруссии, предприняли попытку завладеть крепостью. Четыре дня противник долбил укрепления тяжелой артиллерией. Памятуя недавний успешный опыт взятия бельгийской крепости Льеж, предприимчивые немцы транспортировали к укреплению четыре тяжелые, мощные «Большие Берты», но их залпы не достигали цели. Надо было вначале овладеть оборонительными линиями выдвинутой вперед позиции, именуемой Сосненской.
На первой ее линии находился батальон, куда входила рота Томшина. Шквальный обстрел положил половину состава. Наполовину оглохший Захар обнаружил себя на вывороченной земляной глыбе с торфяными подпалинами. Оружие пришлось откапывать из-под заваленного землей товарища.
Уверенные, что уничтожили солдат первой линии, немцы ринулись занимать укрепления – и были отогнаны русской артиллерией. Добравшиеся до русских траншей германские солдаты были встречены винтовочными залпами и пулеметной очередью переживших страшный пушечный обстрел защитников Сосненской. Потом русские пустили в ход штыки и сумели отбиться.
После четвертой атаки немцев рота Томшина не досчиталась двух третей состава и была вынуждена, бросив позиции, отступить под стены. Вражеская артиллерия вышла на расстояние, с которого получила доступ к обстрелу самой крепости.
Отступая, солдаты несли на шинели расстрелянного в упор командира, едва живого. Раскачиваясь при движении, Захар Анатольевич таращился в небо, не страшась дышащей в висок смерти. Единственная мысль металась у него в голове: отворилось доселе немое небо. Но не пробил еще последний час воина.
Штабс-капитан Томшин по ранению почти на полгода убыл из армии.
Позже товарищи сообщили ему, что две «Большие Берты» были повреждены ответным артиллерийским обстрелом русских. Что прагматичные немцы эвакуировали за линию огня все драгоценные сверхмощные пушки: чересчур затратно. А также, что Сосненские укрепления у противника отбили.
Порфирий Осипович с приятелем ехали в «Яр» отпраздновать выигранный процесс. Победа в суде располагала к отличному настроению.
Они заказали кабинет с цыганами. Затем их пути расходились: Порфирия Осиповича ожидало… Он даже зажмурился эдаким котом-мурлыкой. Мурашки по телу, от одной мысли. За немалую сумму ему обещали девицу дивной красоты. Трудами праведными он заслужил отдохновение от семейной жизни. Он ликовал в предвкушении, урча под нос жизнеутверждающую сороковую симфонию Моцарта.
Страстный любитель цыганского пения, теперь он не испытывал удовольствия: цыганки удручали воющими голосами. Он с нетерпением бросил лишнюю купюру, жестом отпустил хор. Выпил с приятелем еще шампанского для куражу – и удалился.
На входе в кабинет его окликнула юная дама под руку с расфранченным кавалером:
– Папа?! Ты что здесь делаешь?
Порфирий Осипович обомлел:
– Виктория… С этим сомнительным стихоплетом из площадных поэтов… Мы же тебе запретили! О, Боже!
– Я тебе говорила – пожалеешь!
Кавалер предпочел сбежать, а папаша с дочуркой принялись ожесточенно препираться. Разъяренный Порфирий Осипович, не медля, подозвал извозчика.
Они ничего не рассказали матери: вполне вероятно, что та не оценила бы анекдотичности казуса.
Глава 3Сестры Чернышовы
Мария Николаевна, старшая дочь убитого рабочего Чернышова, осмотрительно, с опаской ковыляла по улице – иначе не скажешь о передвижении по питерской гололедице, перемежающейся с мокрым снегом. В этом году зима заявилась еще в ноябре. Впереди постылый декабрь, а как уже надоели эти беспробудные тусклые будни. Скорее бы январский снегопад – чистый, легкий, светлый, освежающий душу и взор, с легким бодрящим морозцем и славным солнышком!
Марья Николаевна пребывала в дурном расположении духа: досадовала, тщетно ожидая предложения руки и сердца от Викентия Никифоровича, провизора аптечного отделения Aesculapius, что на Знаменской. Ведь он же, каверзник, и письма в букетики маргариток вкладывал; и синематографом прельщал, где бережно брал ее за руку в темных рядах; и чувствительные комплименты делал; и робко к ручке прикладывался, провожая. Только она разохотилась, увлекаясь и дозволяя простор воображению, – и нате вам: пропадает на месяц. Ну не коварны ли мужчины?
– Salut, Вареник! – приветствовала она младшую сестренку, встречавшую ее в прихожей с книгой, – физиологию зубришь? Смотри, зубы береги, не то сточишь к экзамену!
– Давно ли сама корпела над аптекарским справочником?
– Успела забыть, чессо слово. А все же напрасно ты школу бросила, выкрутились бы как-нибудь. Ребенок совсем, куда тебе больных таскать.
– Не «таскать», а лечить. Моют и перекладывают санитарки.
– Посмотрите на эту фельдшерицу. Больные на смех поднимут: чуть от земли видать, дитя горькое.
– Ну вот всегда ты так, Маша! Глумишься и зубоскалишь, а мне обидно!
– На обиженных воду возят. Что на ужин?
– Капустный суп.
– Пустой? Кишки крутит.
– А что бы ты хотела?
– Что бы хотела – незачем и обсуждать. Неси свое постное варево, инквизиторша.
Так по-родственному препирались сестры Чернышовы накануне Сочельника. В этом году не ставили елки: тонули в безденежье.
Долгое время Варина старшая сестра, Мария Чернышова, заменившая осиротевшей младой поросли мать, ежемесячно получала от неведомого жертвователя банковские переводы, позволявшие учиться и худо-бедно существовать в довоенное время. Пусть и скромный, но неизменный достаток внезапно прекратился с началом войны. В конце августа 1914-го они получили единовременную двойную выплату – последнюю, с извещением, что жертвователь отправляется на фронт.
Брат Василий к этому времени погиб на сибирском золотом прииске. Средний брат сперва работал на Путиловском, а после увольнения за участие в стачках отбыл к родственникам в Костромскую и устроился там на ткацкую мануфактуру. Сама Мария Николаевна, окончив женские фармацевтические курсы, работала в аптеке, а «ВАРоненок» и «ВАРчушка», предвидя скорое замужество сестры, решила стать самостоятельной.
Готовясь держать экзамен на медицинскую сестру, Варя даже не грызла гранит науки – она его перемалывала в шпатовую крошку. Девочка была упорна до невероятности. Мария Николаевна не уставала удивляться ее целеустремленности и корила себя за то, что Варенику пришлось так рано повзрослеть, забывая о собственной, полной терний юности.
После успешно выдержанных экзаменов пятнадцатилетний Варчонок, самый молодой слушатель курсов медсестер при Красном Кресте, явилась на стажировку в Александровскую больницу. Поначалу ее попытались отправить восвояси, но прежде все-таки учинили настоящий допрос – мол, знает ли родительница о похождениях школьницы-шкодницы. Внешность была постоянным досадным препятствием во всех серьезных начинаниях Варвары: выглядела она совершенным ребенком. Другая бы отступилась, но не Варя. В тот же день она вернулась в больницу с хвалебным рекомендательным письмом от заведующего кафедрой внутренних болезней.
Для новеньких стало неожиданностью то, что им первым делом поручили подшить занавески, вымыть полы, заправить кровати и вынести утки. Самые простые обязанности младшего персонала. Группа девушек, знающих цену своим блестящим знаниям анатомии и физиологии, отправились к заведующему терапевтическим отделением требовать, чтобы их использовали по специальности, – и больше в больнице не появлялись. Варя же не грешила тщеславием. Вместе с неказистой и неуклюжей с виду девицей она осталась исполнять работу, какую велят. Девочки прижились. Через две недели их стали постепенно вовлекать в работу медицинских сестер, попутно обучая практическим действиям.