Дезертирующие солдаты теряли не только страх Божий, но и человеческий облик. Растянувшиеся пешей вереницей по проселкам, они нагоняли мирных беженцев и творили произвол, расстреливая встречавшихся офицеров, грабя население, насилуя женщин.
Шевцов, отступавший с группой все еще верных присяге сослуживцев, поневоле стал свидетелем разбойного нападения на повозки сельских беженцев. Вчерашние крестьянские сыновья в солдатских шинелях ворошили деревенский скарб в поисках пропитания и ценных вещей. На их глазах мерзкий сыч, накрыв туловом и придавив клешнями голову, насиловал полуживую девчонку в снарядной воронке под железнодорожной насыпью. Рядом каталась по земле вопящая изнасилованная мать.
Шевцов быстро сообразил, что орава озверевших негодяев его растерзает, если он вмешается с голыми руками и, с омерзением воткнув штык в спину человекоподобного хряка, тут же выхватил ручную гранату:
– Мигом на землю – бросаю!
Напрасно он опасался: толпа дезертиров вовсе не была настроена подвергать угрозе свои драгоценные жизни – ринулась прочь. Пришлось метнуть гранату подальше за насыпь.
Зубы Шевцова выстукивали дробь. Такого отвращения он еще не испытывал. Когда двумя месяцами позже прокурор спросит, что понудило его вступить в «Союз офицеров» и присоединиться к Корниловскому заговору, имеющему целью установление военной диктатуры, Валерий Валерьянович вспомнит эту разграбленную повозку и хрипящую под тушей мерзавца страдалицу.
3 июля 1917-го большевики потребовали экстренного собрания рабочей секции Петроградского Совета. Радикальный большевик товарищ Борис Емельянов инструктировал напарника:
– Отправишь уведомления членам исполкома Петросовета явиться на заседание к трем дня.
– Да ведь теперь одиннадцать! Пока посыльные доставят…
– Да того-то нам и нужно, чтоб не поспели; тогда на заседании исполкома наконец составится наше большинство, и мы сумеем провести резолюцию о полной передаче власти Советам и поставить всех прочих пред свершившимся фактом!
– В Петросовете у нас и вправду нет существенной поддержки – а поддержат ли нас массы?
– Массы именно требуют от Советов взять власть! Эсеры же физию воротят – опасаются ответственности, буржуйские соглашатели. А назавтра отправим верные нам воинские части к Таврическому – разогнать эсеровских оппортунистов, а потом и Временное правительство поганой метлой. Самое время ликвидировать двоевластие путем восстания. И своих людей определить на все посты.
Донельзя довольный собой, Борис Афанасьевич не подозревал, что тайный агент выдаст их планы Временному правительству и что «совершенно мирная, но вооруженная демонстрация» на следующий день будет разогнана казаками и артиллерией. Преследуемые Временным правительством большевики, включая товарища Емельянова, вновь отправятся в подполье.
Осенью 1917-го у дерзкого революционера Бориса Афанасьевича хлопот было невпроворот. Не мытьем, так катаньем партийцы РСДРП(б) стремились большевизировать существующие структуры, включая столичные Советы, исполкомы, Военно-Революционный Комитет, армейские и флотские комитеты. Им удалось разослать эмиссаров и подчинить своему влиянию большую часть солдат в Петроградском и Московском гарнизонах; на этом поприще и трудился не то господин, не то товарищ Емельянов.
На II-ом Всероссийский съезде Советов рабочих и солдатских депутатов в Смольном, вытесняя более мирно настроенных эсеровских правых депутатов, РСДРП(б) изощренною хитростью отвоевывала большинство голосов и там.
Под покровом стылой осенней ночи с 24 на 25 октября большевистские заговорщики методично, избегая стычек, разоружали уличные правительственные караулы, сводили разведенные мосты, подминали под себя охрану телефонной и телеграфной станций. Оцепили вокзалы, завладели электростанцией и отключили свет тщетно бдящему в Зимнем дворце Временному правительству.
Таким образом, в результате октябрьского большевистского переворота новая военизированная структура красной гвардии окончательно вышибла табурет из-под ног такой же незаконной власти Временного правительства. Прожорливый монстр революции начал процесс пожирания собственных прародителей. И этот октябрьский мятеж послужил спусковым крючком для дальнейшего распространения междоусобицы. Через короткое время партия кадетов будет объявлена вне закона, как и прочие неугодные партии, Учредительное собрание будет распущено, а свободная пресса запрещена.
– Айда в царские погреба!
– Прочь, буржуйские прихвостни, – душа праздничка просит!
– Бабы, бабы, по домам, не то ждите в гости к вам, – улюлюкали нападавшие перед командой женского батальона, преграждавшего путь в дворцовые винные склады Зимнего.
Женщины были моментально разогнаны, двери высажены бревном, как тараном, пломбы сорваны, железные цистерны откупорены – понеслась душа в рай.
Случившаяся здесь Мария Николаевна почти бегом миновала площадь, на которой буянила солдатня, и все равно успела наслушаться похабных окликов пирующих матросов. С ужасом смотрела она на ароматные красные разливы, из которых, припав, как антилопы на водопое, лакали потерявшие человеческий облик твари. Пара упившихся блаженно отдыхала посреди вожделенной лужи.
– Не оглядывайтесь… Уверенней поступь, – возбужденным шепотом подсказывала в спину спешившая за ней женщина.
С деланной невозмутимостью достигнув Дворцового моста, дамы припустили нервной рысцой. Немного погодя спутница позволила себе передохнуть и представиться:
– Не благодарите. И мне очень приятно: Зинаида Николаевна.
– Вы? Поэтесса? – ахнула Мария Николаевна.
– Толку-то… Знаете, я в свое время служила неким глашатаем революции, – закручинилась пышнокудрая служительница Пегаса, – а теперь такое разочарование… Вот, послушайте, что мне пришло в голову, пока мы с вами удирали по Дворцовому:
Блевотина войны – октябрьское веселье!
От этого зловонного вина
Как было омерзительно твое похмелье,
О бедная, о грешная страна!
Какому дьяволу, какому псу в угоду,
Каким кошмарным обуянный сном,
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил – засек кнутом?[29]
Мария Николаевна все ниже клонила голову: кругом безначалие и самоуправство. Как-то там на фронте справляется со своими строптивыми подчиненными ее Захар? В безопасности ли он? Когда воротится домой?
В крохотное, расположенное над самой землей окошко камеры Петропавловской крепости арестованный за участие в Корниловском мятеже Шевцов смотрел на шествие новых, сиротливого вида, пленников знаменитой столичной тюрьмы. Перед ним были растерянные и перепуганные члены Временного правительства. Шевцов никак не мог угадать среди поникших вчерашних властителей юркой, суетливенькой фигуры пустослова Керенского и, нервно засмеявшись – «сбежал; ну пусть его – то ли еще будет!», откинулся спиной к камням вытягивающей силы, царственно холодной крепости.
Заскрежетали чугунные засовы – эсеры выпускали на волю узников Временного правительства. Так как в Петропавловской обитали главным образом политические, в общей сутолоке затерялся среди амнистированных и Шевцов. За ним вскоре пошлют вдогонку – ищи ветра в поле. Точнее, в Донских полях, у генерала Корнилова – горячего патриота и неутомимого обладателя отчаянного, стихийного темперамента.
Часть IIISuper flumina babylonisТамо седохом и плакахом
Прямо в глаза мне глядят грозные глаза Божьи,
А я обеими руками прижимаю к себе
российскую, рваную, географическую карту.
Показал еси людем Твоим жестокая:
напоил еси нас вином умиления
Глава 1По разные стороны фронта
В конце февраля 1918-го, узнав про движущиеся на Петроград немецкие пехотные дивизии, разжалованный да так и застрявший с тех пор в прапорщиках, Захар Анатольевич Томшин записывался добровольцем в РККА.
Разыскав затоптанное и задымленное помещение в Смольном, служившее штабом Комитету революционной обороны Петрограда при Совнаркоме, Захар Анатольевич вошел в комнату, набитую новоявленными командирами:
– Товарищи, где на фронт оформляемся?
Прыщавый жердеподобный субъект в заношенном до полупрозрачности шейном платке поверх унтерской, с короткими рукавами тужурки с чужого плеча, обернулся с уважением:
– Бывший кадровый? Направление партийной организации имеется? Нет? Профсоюзная рекомендация? Поручительство бойцов Красной гвардии? Тоже нет?
– Я поручусь, – разогнулся в ответ чей-то мощный торс в штатском, – Помните меня, Захар Анатольевич? Я – Емельянов. Спасибо, что пришли. С таким подкреплением мы возьмем назад Псков и Нарву.
«Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести ее позора…» – читая эти строки, Шевцов зло разодрал душивший его воротник, яростно припоминая автору строк генералу Алексееву все его предательские действия, даже в отношении Государя Императора, не говоря уж о новопреставленном Лавре.
Генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов, главнокомандующий Добровольческой армией, был убит 31 марта 1918 года при штурме Екатеринодара – неприятельской гранатой в комнате собственного штаба.
По распоряжению командующего Добровольческой армией генерала Деникина, Шевцов организовал охрану гроба с останками Корнилова до момента похорон на территории немецкой колонии Гначбау.
Ненавистники-радетели донесли до неприятеля место потайного захоронения великого патриота. В бесконечной злобе большевистские ставленники душили на веревке, таскали по земле, полосовали шашками, расстреливали и избивали, а затем двое суток жгли дотла извлеченное из могилы и раздетое тело. Пепел топтали ногами.