алуйста. Но уркой…
Грек вылез из «девятки» стального цвета с затемненными стеклами. В руках он держал букет гвоздик и дефицитнейший торт «Птичье молоко».
— Здоров, Грек.
Он обернулся, и лицо его перекосилось.
— Добрый вечер, — нехотя произнес он.
Ему протянули руку. Грек протянул руку в ответ. И тут же согнулся от страшного удара в солнечное сплетение…
Нестеров развернул скорчившегося Грека и втолкнул в машину — Пашка услужливо распахнул перед ним дверцу.
— Возьми, — Пашка протянул ключи от замка зажигания.
"Девятка» взвыла мотором и рванула вперед.
— Больно же, — прохрипел Грек, слегка отдышавшись. — «Браслетом» руку защемили.
— Терпи, казак, — Пашка хлопнул его по плечу.
— На каком основании я задержан?
— За дело, Грека.
— В контору едем?
— Не в драматический же театр.
"Девятка» остановилась в пустынном дворе. Греку набросили куртку на руки, чтобы не видно было «браслетов». Через несколько дворов ждала машина. Синие «жигули» с липовыми номерами, в которых я с нетерпением ждал всю компанию.
Когда Грека сажали в машину, он задергался. Попытался сбросить руку Нестерова, за что получил такой удар по почкам, что, застонав, присел.
— Вы что делаете? По закону обязаны объяснить, за что я задержан. Предъявить постановление.
— Предъявим.
Когда за окном машины начали пробегать новостройки, Грек снова заерзал на сиденье.
— Контора в другой стороне. Вы чего?
— Мы тебя, Грека, — ухмыльнулся Пашка, — на следственный эксперимент везем. Поэкспериментируем немного.
— Думаете, это вам так просто пройдет? — Грек напряг руки, будто пытался разорвать наручники. — Да чего вы о себе думаете, поцы?!
— Заглохни, Грек, а то я драться буду, — произнес Нестеров, сосредоточенно крутивший баранку.
Когда машина въехала на проселочную дорогу, Грек снова заволновался, но Пашка отвесил ему такую затрещину, что у того только зубы лязгнули.
— Куда вы меня привезли? — закричал Грек, когда машина остановилась у заброшенного бетонного строения.
— На кудыкину гору, — сказал Пашка.
— Что происходит?
— Нарушение соцзаконности.
В подвале каким-то чудом сохранилось электричество. Тускло светила лампочка под потолком. В углу лежала груда мусора. Из мебели здесь было две табуретки, на полу стоял заплесневелый электрический чайник. Наручники пропустили через ржавый радиатор парового отопления, так что вор оказался крепко прикован и стоял на коленях, не в силах разогнуться или сесть на пол.
— Что вы затеяли?
— Судить мы тебя будем, Грека, — развел руками Паш-а — мол, ничего не попишешь, надо.
— Шутки шутишь. Жванецкий ментовского розлива.
— Да уж какие шутки, Грека? — вздохнул Пашка. — Смотри, нас сколько. Тройка в полном составе. Достаточно для вынесения смертного приговора. А приговоры троек приводились в исполнение незамедлительно.
— Да ладно дешевый шелест разводить.
— Никто не разводит. Скоро убедишься.
— Цирк уехал, а клоуны остались. Я на вас такую телегу за подобные провокации накатаю, что погоны вместе с мясом сдерут.
— Да-а?
— Не тридцать седьмой год. Сейчас к жалобам отношение правильное.
— Когда есть жалобщик, — согласился Пашка. — Грек, неужели ты не видишь — перед тобой налицо преступный сговор органов прокуратуры и МВД. Чуешь, чем пахнет?
— Дерьмом.
— Точно. Я буду искать неизвестных убийц рецидивиста Парариди. Терентий получит дело в производство. Как по-твоему, быстро мы найдем злоумышленников?
— Таких дешевых разговоров я еще не слышал.
— Так послушай. Ты исчезаешь с концами. Знаешь юридическую тонкость — нет трупа, нет дела. Кое-какие познания в данной области позволят тебя закопать на веки вечные. Твое исчезновение вряд ли кого взволнует. Мало ли куда мог деться человек с твоей биографией. На работе тебя не хватятся, поскольку ты сроду нигде не работал. Справка инвалида второй группы обошлась тебе в четыре тысячи рублей — это мы в курсе. Куда Грек делся? В бега подался — и баста. Могут, правда, твои компаньоны или воры провести свое расследование. И пожалуйста. Ты их хорошо знаешь. Как по-твоему, способны они вычислить нас? Смешно. А если и вычислят, что само по себе невозможно, думаешь разборы нам учинят? Не смеши мои подметки, Грек.
— Брось, менты так не делают.
— Да?.. Кстати, ты даже не спросил, за что на тебя такой наезд. Знает кошка, чье мясо съела.
— Да уж не твое.
— Плохо ты воровские правила блюдешь. Знаешь ведь, вор делает свое дело, то есть ворует. А сотрудник правоохранительных органов свое — ловит вора. И никто ни на кого не в обиде, все в понятии. Верно?
— Верно.
— А ты следователя прокуратуры решил замочить. Убийц подослал. По наводке дешевых фраеров, торгашей гнутых. Куда это годится?
— Ты за кого меня держишь?
— За суку позорную, за кого же еще. Притом за суку бешеную, которую нужно отстреливать. По Уголовному кодексу я тебе ничего не предъявлю — доказухи нет. Нынешний закон не позволяет мне защитить человека, моего коллегу. А в порядке особого совещания — пожалуйста. По нему тебе светит исключительная мера наказания.
— Бог мой, целая шобла помешанных ментов. — Грек держался хорошо, но видно было, что Пашкина речь начинала его пронимать. Он начинал осознавать серьезность положения.
— Можем, правда, поторговаться. Ну, скажем, ты нам расскажешь что-то, что нас заинтересует.
— Ага, и подписку о сотрудничестве дам… Насквозь вас, ментов, вижу. Ваш дешевый маскарад на меня не действует. Как пацана решили попугать… Давайте лучше по-хорошему расстанемся и обо всем забудем.
— Ехал Грека через реку, — Нестеров в привычном темпе прошелестел по помещению и присел на одно колено около Грека, — а рак Греку цап. — Он схватил уголовника за нос и повернул пальцы.
— Ух, — воскликнул Грек. Из глаз его брызнули слезы.
— Чего плачешь, Грека? Не рыдай, не надо, — хмыкнул Нестеров и вдавил своими стальными пальцами какую-то точку у ключицы вора. Грек на этот раз вскрикнул гораздо громче. — Ох, какие мы нежные, — хмыкнул Нестеров и пережал еще какую-то точку. На этот раз Грек заорал благим матом. — Да не волнуйся так, Грека, мы тебя не больно зарежем. Мы же не садисты какие…
— Сволочь легавая!
— Может быть, и сволочь, — добродушно согласился Нестеров.
— Пользуешься тем, что у меня руки скованы, капитан.
— А ты что, побоксировать хочешь? — обрадовался Нестеров. — Так я тебя сейчас раскую. Давай.
Он так сжал руку Грека, что в ней что-то треснуло.
— Если бы у тебя мозгов сколько мышц было… — буркнул Грек.
— А если бы у тебя мозги были, ты бы с нами сразу договорился и не доводил бы до крайностей, Грека. Не то через реку не переплывешь. — Нестеров встал и уселся на табурет.
— Как-то давно я под Челябинском срок мотал. Зона бардачная была, по первому времени «авторитетов» не слушали, А потом еще из Грузии вагон «отмороженных» прислали. В Грузии у них в камеру черную икру носят и «матрешек» водят, вот боссы ментовские и решили их Севером поучить. Черные наглые, без тормозов, надумали, что они за главных будут. Меня на разбор вытащили. Я один, а их семь человек. С финарями. А у меня одна заточка в руках. Я им сказал, что они завалят меня, но сперва трех-четырех с собой унесу. И они отступили, щенки. А почему? Потому что поняли — меня дешевыми номерами не проймешь. Если надо — я умру.
— Легенда о доблестном рыцаре Айвенго, — хмыкнул Пашка.
— Напрасно смеешься, мусор. Меня даже администрация в зоне не трогала. Знали — не стоит.
— Наслышаны, как ты две зоны на бунт поднял, — кивнул Пашка. — Только тут расклады другие. Тут игры кончились. Если ты играешь без правил, то и мы туда же. Неужели не понял?
— Я все сказал.
— Тогда не обижайся.
Пашка схватил Грека за ворот пиджака и сдавил горло. Грек захрипел. Через несколько секунд его глаза закатились и он потерял сознание.
— Пашка! — крикнул я.
— Не тужи, жить будет.
Пашка взял чайник и выплеснул содержимое Греку в лицо. Грек закашлялся и приоткрыл глаза.
— На первый раз повезло, — Пашка нагнулся к нему. — В другой раз не повезет.
— Отвали…
Полчаса Грек держался, изредка зло отвечая на наши миролюбивые замечания. Потом Пашка сказал:
— Ну, все, художественная самодеятельность закончена… Грек, неужели ты думаешь, что после всего происшедшего я отпущу тебя победителем?
От этих слов мне стало как-то зябко. Трек поднял глаза, посмотрел на Пашку… И начал отступление по всему фронту.
— Стучать не буду.
— А кто просит стучать, Грек? За тобой должок. Ты пересек флажки. Мы просто требуем компенсации.
— Ладно.
— Кто приказал организовать убийство?
— Торгаши. Как прижмет — они злые становятся, хуже урок.
— Кто именно? Григорян?
— Григорян, как же!.. Нет, в первый раз он предложил следака грохнуть. Как не вышло, обратный ход дал. Зато сходняк ихний решил прокурорского добить.
— Почему?
— Им на Григоряна плевать по большому счету. Пусть хоть какая статья ему обломится. Но у них несколько серьезных дел завязано на эту обкомовскую шишку.
— Выдрина?
— Да. Только не знаю — что. Закон о кооперации на подходе — они чухнули, что будет принят обязательно. Какие-то еще заморочки… В общем, все эти лимоны, которые они настричь планировали, могли на корню загнить. А тебя, следак, они считают за основную занозу. Упрямишься, дурила. Как паровоз, на всех парах разогнался. И еще поддержкой секретаря обкома заручился… Нет человека — нет проблемы, как говорил Сталин.
— Понятно, — кивнул Пашка. — Из кого сходняк был? Грек назвал несколько весьма известных в городе фамилий.
— Кто Новоселова порезал? — спросил я.
— Самому интересно. Григорян тоже просил меня выяснить, кто виноват. Я по своим каналам пробовал разузнать — ничего. По-моему, и причин особых убивать его не было.
— А сам Григорян мог?