– И что ты собираешься делать?
– Понятия не имею.
Я жду, когда он задаст ответный вопрос, что я собираюсь делать с нашим ребенком, но он не затрагивает этой темы.
– Хочешь, пойдем, посмотрим немного на тех, кто катается на льду?
– Конечно.
Мы снова идем. Его рука все еще обнимает меня, а знакомый запах касается ноздрей и заставляет меня изнывать от желания. Я хочу поцеловать его. Нет, хочу оттащить его туда, где он припарковал свой грузовичок, и растерзать его. Хочу чувствовать его губы на своих, его руки на своей груди и его член, двигающийся внутри меня.
Не доходя до пруда, мы слышим счастливый визг детей. Я чувствую горечь, когда мы подходим к перилам. Десятки людей проносятся мимо нас по блестящей поверхности катка. Дети укутаны в разноцветные пальто и шарфы, одеты в варежки. Семьи катаются вместе. Пары скользят рука об руку.
Такер берет мою руку, сплетая наши затянутые в перчатки пальцы, и мы стоим там, глядя на белый круг. Мое сердце пропускает удар, потому что я чувствую себя так, будто мы – настоящая пара. Просто два счастливых человека, проводящих день в парке и наслаждающихся компанией друг друга.
– О черт, видишь того человека? – вдруг спрашивает Такер.
Я слежу за его взглядом и замечаю высокого седого человека в синей парке, на черных коньках.
– Да… Ты его знаешь?
Он прищуривается.
– Нет. На секунду мне показалось, что да, но он просто похож.
– На кого? – с любопытством спрашиваю я.
– На тренера Смерть.
Я едва подавляю смех.
– Подожди, может, я не расслышала… Ты только что сказал «тренер Смерть»?
Взрыв его смеха щекочет мою щеку.
– Ага. И я не шучу, дорогая. Моего первого тренера по хоккею звали Пол Смерть. Очевидно, это старая британская фамилия. Или, может, уэльская. Сейчас уже не вспомню.
Я разворачиваюсь, опираясь спиной о перила.
– Он был такой же страшный, как и его фамилия?
– Самый милый парень из всех, кого я знал, – объявляет Такер.
– Серьезно?
– О да. Он был первым, кто сказал, что у меня есть потенциал. Мне тогда было пять лет. Я умолял маму разрешить мне ходить на тренировки, и она повезла меня на тот стадион в часе пути, потому что в Паттерсоне не было катка. Тренер Смерть присел на корточки, пожал мне руку и сказал: «Да-да, я вижу это, малыш. У тебя есть потенциал». – Такер усмехается. – Это была его любимая фраза: «да-да». Я начал повторять ее дома, и она сводила маму с ума.
Я смеюсь.
– Так, значит, тренер Смерть – кумир твоего детства?
– Можно сказать и так. – Он склоняет голову. – А как насчет тебя? Кто был твоим кумиром?
– У меня их было пять, – я улыбаюсь, – и они назывались ’N Sync.
Он раскрывает рот от удивления.
– О нет, дорогая. Скажи мне, что это не так. Ты фанатела от мальчиковой группы?
– Настолько, что даже не смешно. Бабушка взяла меня на их концерт, когда мне было двенадцать. Клянусь, той ночью у меня случился первый оргазм.
Он запрокидывает голову и свистит.
– Сказала же, это не смешно, – рычу я. – Я была одержима. Писала «Сабрина Тимберлейк» во всех своих школьных тетрадках.
– Честно, не могу себе это представить.
– Почему нет?
– Потому что ты все время такая серьезная. Когда я представляю тебя ребенком, вижу, как ты развлекаешься, читая учебники и заранее проходя оценочные тесты четвертого класса.
На моем лице появляется кривая улыбка.
– Да, это тоже про меня. Но я всегда находила время для Джастина. Делала перерывы в учебе и целовала его фото. С языком.
Такер снова присвистывает.
– Боже, Сабрина. Не знаю, могу ли я дальше с тобой встречаться.
Мое хорошее настроение улетучивается так же быстро, как и появилось. Не из-за того, что он сказал: я знаю, что это шутка, – а из-розовато-голубого слоника, будь он проклят.
Мы с Такером встречались всего несколько месяцев, прежде чем на нас упала эта «бомба» с младенцем. Есть ли у нас будущее? Мне нравится быть с Такером. С ним проще, чем с кем бы то ни было. Я даже начала видеть нас вместе, но как насчет него? Вдруг я ему надоела и он хочет бросить меня?
Если мы сохраним этого ребенка, то будущее определено. Мы станем частью жизни друг друга, хотим того или нет, хочет он того или нет.
– Что не так? – озабоченно спрашивает Такер.
В горле встает ком.
– Я… – мое лицо искажается от боли, – еще не приняла решения.
– Знаю. – Его голос становится хриплым.
– Мне страшно. – Я смотрю на свои ботинки, не в силах поднять глаза на него. – Очень страшно, Так.
– Знаю, – повторяет он, а затем потирает лицо. – Как и я.
Я всматриваюсь в его лицо.
– Ты боишься?
– Шутишь? Да я в ужасе! – Он тяжело стонет. – Но пытаюсь оставаться сильным для тебя, Сабрина.
Я быстро моргаю, чтобы стряхнуть с ресниц слезы.
– Я всегда была сильной. Но прямо сейчас не чувствую себя такой.
Он притягивает меня, и внезапно мы снова оказываемся в объятиях друг друга. Почти уверена, что все на льду пялятся на нас, удивляясь, с чего мы обнимаемся, словно пара маньяков, но мне все равно. Я эмоционально перегружена, и, может быть, это заставляет меня сказать:
– Не думаю, что хочу оставить его.
Такер слегка отстраняется, и в его глазах мелькает грусть.
– Ты уверена?
– Нет.
– Тогда нужно еще немного подумать, – мягко говорит он. – Окей?
– Окей, – шепчу я.
После долгой паузы он снова тянется к моей руке.
– Пойдем дальше. Я расскажу тебе о тренере Смерть, а ты мне – о французских поцелуях с постером Тимберлейка.
Я вымученно смеюсь. Боже. Этот парень… мне хочется поблагодарить его. Поцеловать. Сказать, какой он удивительный.
Но вместо этого я лишь сплетаю свои пальцы с его и позволяю увести меня назад по тропинке.
Телефон в моих руках кажется тяжелым, как кирпич. Я должна поскорее запланировать дату аборта – или упущу шанс. Мне, черт побери, следовало сделать это еще месяц назад. Уже конец февраля, и я на пятнадцатой неделе. Не знаю, почему я позволила всему этому так затянуться.
Нет, конечно, знаю, почему. Потому что не могу принять решение. Половину времени я думала, что будет лучше без ребенка, другую половину – пыталась выбросить из головы гроб Бо.
По щекам бегут слезы, и я зло смахиваю их рукой. Отлично. Я плачу на людях. Видимо, не выплакала все слезы на прощальной церемонии Бо. Все это ужасно жестоко.
Я знала, что это была плохая идея: готовиться к учебе в Старбаксе сегодня, учитывая уровень гормонов в последние дни, – но не хочу быть дома, если наконец соберусь с духом и позвоню в клинику. Я все еще не сказала бабушке о беременности и не хочу, чтобы она случайно узнала об этом.
В первый раз в жизни я чувствую себя полностью сбившейся с пути. Мы с Такером не виделись с того дня в парке, и где-то неделю назад я прекратила отвечать на его сообщения. Последнее время я не могу думать ни о чем, кроме решения, которое мне нужно принять.
И мне приходится избегать не только Такера. Со дня смерти Бо я была лишь на одном еженедельном ланче с Хоуп и Карин. Я винила в этом выросшие рабочие часы, но не думала, что они на это купятся.
– Сабрина!
Я поднимаю голову. Передо мной стоит Джоанна Максвелл с чашкой кофе в одной руке и стильным белым клатчем в другой. С накинутым на плечи шерстяным пальто королевского синего цвета, она выглядит точно как звезда Бродвея, которой, полагаю, и собирается стать.
– Джоанна. – Я вскакиваю на ноги и обнимаю ее. – Как ты? – Она кажется напряженной. Я сжимаю ее еще раз, прежде чем отпустить.
Она безрадостно улыбается.
– Нормально.
– Что ты делаешь в Бостоне? У вас гастроли?
– Нет, постановка все еще идет на Манхэттене. – Она краснеет. – Я… ушла оттуда.
От шока я на секунду теряю дар речи.
– Ушла?
– Да. У меня появилась возможность заняться чем-то другим, и я воспользовалась ею.
Ее слова – смесь вызова и смущения, как будто она устала доказывать свой выбор, который, впрочем, меня вообще не касается.
– Ну молодец, – озадаченно отвечаю я. Это странно, ведь Бо говорил мне, что Бродвей – мечта его сестры.
– Ты правда так думаешь? Я решила, что еще молода. Когда пробовать новое, если не сейчас?
В моем случае все как раз наоборот, но я все равно киваю, потому что не я – девушка, которая потеряла своего любимого брата.
Я просто девушка, которая залетела.
– Именно так. Чем занимаешься?
– Записываю демо, – признается она.
Я не принадлежу к творческой тусовке Брайара, так что понятия не имею, о чем она.
– О, круто.
Должно быть, Джоанна замечает мое замешательство, потому что сразу добавляет:
– Образец, который я рассылаю тем, кто занимается исполнителями в музыкальной индустрии. Они его прослушают, и, надеюсь, кто-нибудь подпишет со мной контракт на запись. Если это не сработает, буду петь каверы и размещать их на YouTube – может, попытаюсь выделиться так.
– Отлично, – говорю я, хотя на самом деле ничего в этом не понимаю.
Почему кто-то хочет оставить оплачиваемую роль в шоу ради чего-то, кажущегося очень рискованным? Если бы прямо сейчас у меня была стабильная работа, может, я и оставила бы ребенка. Думаю, если бы беременность пришлась на конец обучения в юридической школе, то все выглядело бы иначе.
– На самом деле ничего хорошего. Мне пришлось устроиться на работу официанткой, чего я раньше никогда не делала. Но как иначе платить по счетам? Кроме того, оставив Бродвей, я, возможно, никогда не смогу вернуться туда.
– О, я… – Не знаю, что ответить. Вероятность потерять все, что я планировала в своей жизни, из-за этой беременности парализует меня. Джоанна говорит так, будто намеренно спрыгнула со скалы без страховки. – Надеюсь, ты следуешь своей мечте, – жалко заканчиваю я.
– Именно это я и делаю. – Она вздыхает. – И хотя мои родители считают, что у меня не экзистенциальный кризис из-за смерти Бо, думаю, он бы меня поддержал, как считаешь?