– Ты избегаешь меня, – шепчет Такер, приближаясь.
Я тут же переключаю внимание на него, забыв о Гаррете, восхищенных девицах и обо всех остальных. Они отвлекают, а ради Такера я обязана быть сосредоточенной.
– Я много думала, – признаюсь.
– Да. Я тоже.
Когда он вскидывает бровь, я киваю в сторону толпы.
– Есть минутка?
– Для тебя – всегда.
Мое сердце сжимается. Я игнорировала его неделями, а он все еще в смотрит на меня, будто я – единственная девушка на земле. Я, черт возьми, его не заслуживаю.
Он берет меня под локоть, и я иду за ним к скамейкам на площади.
– Встречаешься с кем-то? – спрашиваю я самым беспечным тоном, который могу изобразить.
Он останавливается так резко, что я едва не опрокидываюсь на брусчатку, и тут же поддерживает меня, притягивая к себе. Кладет обе руки на плечи, разворачивая так, чтобы смотреть в лицо.
– Шутишь?
– Ты перестал мне писать. – Ненавижу неуверенность в собственном голосе.
Выражение его лица смягчается.
– Хотел дать тебе время.
Я заставляю себя пожать плечами.
– Я бы не возражала, если бы ты писал.
Желваки ходят на его скулах, а хватка вокруг моих плеч становится неприятно жесткой. Ладно. Я допустила ошибку.
Наконец Такер вздыхает и надевает очки.
– Нет, я ни с кем не встречаюсь, – едва слышно бормочет он. – Очевидно, даже с тобой.
– Прости, – выдавливаю я из себя, – не хотела тебя обидеть. Я просто хотела, чтобы ты знал, что это, – я складываю пальцы в круг у живота, – не должно тебя сдерживать.
Его лицо снова каменеет.
– Мне нужно немного поесть перед этим разговором. Идем.
– Куда?
– Куда-нибудь, где никого нет. – Он идет, не замедляя шага, даже когда сворачивает от лекционных залов к парковке за зданием.
Несколько человек машут ему, когда мы проходим мимо, но он не останавливается. Всю дорогу мы идем молча, и, когда доходим до его пикапа, он усаживает меня на пассажирское место и выжидательно смотрит.
– Что? – бормочу я.
– Ремень.
– Я пристегнусь, когда ты сядешь.
– Сейчас.
– Это потому, что я спросила, встречаешься ли ты с кем-то?
Он снова играет желваками.
– Нет. Это потому, что ты беременна. – Бровь взмывает над краем очков. – Ты ведь все еще беременна, да?
Щеки заливает краска. Видимо, я это заслужила.
– Да. Я бы не сделала ничего без твоего ведома.
– Хорошо. Пристегни ремень.
Я подчиняюсь – его тон настолько требовательный, что, вероятно, он не сдвинется ни на дюйм, пока не услышит щелчок. Затем вытягиваю вперед руки и спрашиваю:
– Нормально?
Он кивает и закрывает дверь.
Мы не говорим ни слова, пока он заводит грузовичок и выезжает с парковки. Затем везет нас примерно три мили, и мы останавливаемся у маленького открытого катка. Лед растаял, и теперь по периметру расставлены столики для пикника. За ними сидит всего несколько человек, среди которых, очевидно, нет студентов.
– Почему бы тебе не занять место? – говорит Такер, помогая мне выйти из машины. – Хочешь чего-нибудь съесть? Выпить?
– Я буду только воду.
Он направляется к прилавку, а я занимаю столик в дальнем углу и сажусь так, чтобы видеть Такера.
Если бы мне нужно было выбирать отца ребенка, я не смогла бы выбрать никого лучше, чем Джон Такер. Он великолепен: высокий, атлетичный и умный. Но самое главное – он достойный человек. Что бы ни случилось в будущем, этот парень не отвернется от своего ребенка, никогда не заставит его почувствовать себя нежеланным. И никогда не подвергнет опасности его жизнь. Неважно, что произойдет – даже если я налажаю, а я знаю, что налажаю, – Такер будет рядом, чтобы все уладить.
Именно потому, что он такой хороший и достойный, это решение сохранить ребенка было чертовски сложным. Сделай я аборт, думаю, он горевал бы, но, по крайней мере, имел бы выбор. Теперь, когда я решила сохранить ребенка, его жизнь навсегда изменится. Изменится из-за меня.
Я все время напоминаю себе об этом: не стоит слишком сильно на него полагаться или слишком многого просить, потому что он без возражений отдаст мне все, что имеет. Но я не та, кто использует мужчин. Было бы легко влюбиться в Такера и позволить ему заботиться обо всем.
Легко. Но не честно.
Минуту спустя он садится на свое место и придвигает ко мне бутылку воды. Он купил хотдог и кофе, и мы оба молчим, пока он поглощает свою еду. Закончив, Такер скатывает салфетку в шарик и бросает в пустую коробку из-под хотдога. Заправляет очки за ворот футболки, обхватывает большими умелыми руками чашку с кофе и ждет. Мой выход.
Я облизываю губы, затем снова, а потом выпаливаю:
– Я сохраню ребенка.
Он закрывает глаза, пытаясь совладать с эмоциями, которые переполняют его. Облегчение? Страх? Счастье? Когда он открывает их, взгляд кажется спокойным и бесстрастным.
– Чем я могу помочь?
Я невольно улыбаюсь. Это так похоже на него. Но мне нужно убедиться, что он не собирается тащить весь этот груз на себе и знает, что может свободно выбирать, кого или чего хочет в будущем. Если он решит уйти, я не стану его держать.
– Пока все в порядке. У меня даже есть страховка благодаря работе на почте. Я устроилась туда еще после выпуска из школы. Привыкла ворчать по поводу своего идеального здоровья, потому что никогда не пользовалась ею, но сейчас она придется как раз кстати.
– Хорошо. Значит, о медицинской стороне можно не беспокоиться. А что после того, как ты родишь? Все еще собираешься в юридическую школу?
– Да, без вариантов. – Мысль о том, чтоб отказаться от своей мечты, даже не приходила мне в голову. – Это как колледж: три часа занятий каждый день. Остальную часть дня буду учиться дома.
Он поджимает губы так, что они превращаются в тонкую линию, и это первый признак каких-либо эмоций.
– Что делать с твоим отчимом?
Сложно не вспыхнуть от стыда.
– Он засранец, но никогда меня не трогал.
– Не очень обнадеживает.
Я перекатываю бутылку в ладонях. Такер ждет ответа. Терпения у него определенно больше, чем у святого.
– Придется уйти с работы в клубе, – спокойно говорю я, – хотя я рассчитывала использовать эти деньги, когда буду учиться. И сейчас не могу позволить себе переехать в какое-то другое место. Плюс, надеюсь, бабушка сможет присмотреть за ребенком, пока я буду в школе.
– А как насчет меня? Мне ты доверяешь?
Я вскидываю голову, чтобы увидеть его растерянное лицо.
– Конечно.
– Тогда почему бы мне не присматривать за ребенком, пока ты учишься?
– Потому что тебе нужно будет найти работу, верно? У бабушки ее нет. Она живет на социальную страховку.
Такер потирает рукой лоб, как будто масштаб задачи, которую мы вот-вот на себя взвалим, наконец уложился в мозгу.
– Ты права. Мне нужно найти работу.
– Ты еще не решил ничего насчет бизнеса?
– Идей много, но если ты не любишь то, что делаешь, то обречен на провал. – Он делает глоток кофе. – Пойду в строительную бригаду летом. Я раньше так делал, это хорошие деньги. Во время выходных буду просматривать разные варианты, пока не подберу нужный.
– Значит, до этого момента бабушка будет помогать.
Он обдумывает это, но не может предложить лучшего решения.
– Временно. Пока не подыщем что-то получше. – Он делает паузу. – Я должен сказать маме. И своим товарищам по команде.
Неприятные ощущения в животе никак не связаны с беременностью, зато напрямую связаны со смущением, которое я чувствую. Но тут же одергиваю себя, ведь забеременеть – не значит сделать что-то ужасное или позорное. Я взрослая. У меня будет ребенок, большое дело.
– Ты подождешь еще чуть-чуть? То есть… я не против, если ты расскажешь маме, но можешь пока не говорить друзьям? – Я медлю, потом признаюсь: – Из моих никто не знает.
– Никто? – недоверчиво переспрашивает он.
Я жалко киваю.
– Ты – не единственный, кого я избегала. Я почти не виделась с Карин и Хоуп.
– Значит, ты признаешь, что избегала меня?
Я не могу смотреть ему в глаза и притворяюсь, что сосредоточена на древесном узоре столика для пикника. Так хочется сказать ему, как сильно я по нему скучала. Скучала по поцелуям с ним, по шуткам и по тому, как он по-южному протяжно называет меня «дорогая».
Всю свою жизнь я была одинокой. Даже живя с бабушкой и Рэем, старалась поменьше пересекаться с ними. В Брайаре подружилась с Карин и Хоуп, но никогда не чувствовала необходимости в расширении круга друзей и знакомых. Поэтому острое одиночество, вызванное отсутствием Такера, застало меня врасплох.
Но как я могу быть с ним, зная, что из-за меня весь его мир перевернулся вверх тормашками? Груз вины давит на меня сильнее одиночества.
Я глубоко вздыхаю и выдавливаю из себя слова, в которые сама не верю:
– Если хочешь встречаться с другими… можешь делать это. Я не собираюсь ни с кем заводить отношений. У меня нет на это времени, но если ты хочешь, я не возражаю.
Между нами повисает тишина.
Длинный палец приближается ко мне и медленно поднимает подбородок до тех пор, пока выбора не остается: либо закрыть глаза, либо все же посмотреть в глаза Таку. Я выбираю последнее, но прочитать выражение его лица невозможно.
Он долго, изучающе смотрит на меня, а затем говорит:
– Как насчет такого варианта: я скажу тебе, если найду кого-то? А пока мы с тобой можем быть просто друзьями. – Он смягчает тон. – Если ты решишь, что хочешь большего, тогда поговорим об этом.
– Друзьями? – слабо повторяю я. – Я согласна быть друзьями. – А затем, зная его порядочность, пытаюсь объяснить свое согласие. – У меня никогда не было парня. Я знаю только, как встречаться для разового секса… и как все портить.
– Дорогая…
Звук этих трех мягких слогов лишь усиливает мою панику.
– И еще я не верю, что буду хорошей матерью. Боже, Так, всю свою жизнь я желала только одного: выбраться из того ада, в котором нахожусь. А теперь я должна тащить кого-то с собой, не будучи уверенной, что у меня это вообще получится.