И куча странного оборудования вокруг. Обстановка напоминала секретную больницу. Здесь было несколько ложементов с ремнями и шлемами, два аппарата, похожих на рентгены, кресла с оборудованием для ЭКГ, соединенные мощными кабелями. Последнее особенно глупо, учитывая, что в наши дни у каждого поклонника ЗОЖ водился дома аппарат для снятия тех же данных о работе сердца, только размером с ладонь.
В другой комнате было несколько баков. Часть прозрачные, часть – закрытые наглухо. К каждому был подведен индивидуальный информационный экран – сейчас пустой.
– Плоть подращиваем, – объяснил низкорослый лаборант с длинным конским хвостом на голове. Кажется, его звали Рома.
– Зачем, Роман?
– Я Никита, биотехнолог и ответственный за контроль нейросеквенций.
– Да, помню, – соврала я, изобразив тень раскаяния на лице.
– Плоть подращиваем, чтобы заселять в нее клиента, – объяснил Никита.
– Фу.
– Ну, не в голограмму же его селить.
– А в голограмму нельзя?
– Можно, но это не так круто. Я это сам придумал, – объяснил Никита. Потом почему-то засмущался, покраснел, начал смотреть в пол и дергать свою футболку с растянутым воротом и принтом какого-то гиковского фильма полувековой давности.
– А это законно? С точки зрения Российской Федерации.
– Смотря, что именно, – туманно ответил другой молодой человек, который представился Игорем Павловичем.
У него не хватало одного зуба, а на других зачем-то стояли брекеты. Игорь Павлович смешно пришепетывал. Он говорил с какой-то вечной пафосной интонацией, словно диктор Левитан.
– Что именно, Игорь Павлович?
– Синтез тел, функционирующая органика? Не запрещены. Голограммы? Не запрещены. Инсталляция квазиразумных и грань-разумных систем в голограммы? Не запрещено.
– А все вместе?
– А этого государство еще не знает. Мы первые доработали и совместили все эти технологии в рабочий прототип.
– Если оно захочет запретить, сколько это времени займет? – спросила я.
– Думаю, долго, – сказал Игорь Павлович. – Очень сложно. Множество кодексов, некоторые международные. Год, не меньше. Скорее, пять лет.
– Тогда ладно.
Было еще несколько комнат с серверами и каким-то оборудованием. Даже библиотека, даже с настоящими бумажными книгами, совмещенная с мини-лекторием! Я абсолютно ни черта не понимала и только кивала с важным видом, больше думая о том, как хорошо было бы причесать этих ребят и нормально одеть, а не как мамка в школу собирала.
– Здесь хранится самое главное, – торжественно сказал третий молодой ученый, по имени Аскольд, перед последней дверью лаборатории. – Гордость и главная разработка «Пост-М». Краеугольный камень. Обскур-камера преобразования лю-энергии в замкнутый псевдоцикл.
– А короче?
– Оживлятор.
Никогда в жизни я так быстро не проходила все стадии принятия явления: от настороженного скепсиса до неприкрытого чистого восторга.
Вполне себе живой, пусть слегка неповоротливый и неуклюжий Аллен Гинзберг с натурально горящими глазами бродил по лаборатории, по-английски расспрашивал нас, как обстоят сейчас дела с марихуаной и правами геев, шутил, не зовут ли кого-нибудь в комнате Уолтом Уитменом, а Никита бегал за ним следом, перебирал тянувшиеся из спины мертвеца провода, путался в них и сиял, как бриллиантовый лайк.
Аскольд сверял какие-то графики на десятке экранов, а осторожный Игорь Павлович держался поближе к рубильнику, который в случае необходимости враз мог прекратить работу Оживлятора и всех остальных приборов на этом этаже. Я, поразмыслив, переместилась к нему, подальше от скандального поэта.
– А почему американца взяли? – спросила я шепотом. – Для первого опыта наши чем не подошли? Общаться, если что, проще…
– На случай неудачи, – тихо пробормотал Игорь Павлович. Губы его почти не двигались, а на лице сохранялось абсолютно бесстрастное выражение. Пожалуй, лет этак сто назад он мог бы зарабатывать если не наукой, то чревовещанием уж точно. – Тут ведь как. Если взять кого-нибудь из паблик домейна, знаменитого черта, и с ходу обосраться, то если общественность прознает… Уууу. Мы сразу же станем осквернителями солнца русской поэзии или луны кавказских дуэлей. А если взять свежего, который еще классикой не стал, склочные родственники вмешаются. Дольше отмываться будем, чем отбиваться.
Я с пониманием кивнула.
Наши, российские правопреемники авторов считали, что каждый жадный издатель (который и не думает их издавать) и каждый жадный читатель (который и не думает их читать) спит и видит, как бы украсть ценнейшие рукописи. Изданные в начале века мощным тиражом в две тысячи экземпляров и затерявшиеся в сотнях тысяч файлов пиратских библиотек. Нет, были, конечно, и адекватные люди… Но порой мне казалось, что стремление изливать мысли в буквах бок о бок идет с параноидальным симптомом «мой гениальный роман хотят спереть!». А потом передается по наследству. И вот тут просто туши свет.
– К тому же, если Гинзберг не разложится в ближайшие пару дней, а сознание внутри него удержится, то с него хорошо заходить. Он при жизни был таким громким перцем…
– Что и сейчас даст жару современный авторам! – радостно подхватила я и скрестила пальцы. На удачу. – Спасибо, что облегчили мне дальнейшую работу.
– Не за что, – бесстрастно отчеканил Игорь Павлович и покраснел. Да что ж они все, сговорились, а?
Через пару дней Гинзберг чуть-чуть разложился физически – у него загнили пальцы на левой руке, но Никита купировал процесс, – и на всю катушку разложился морально. Он на удивление быстро освоил мир VR и погрузился в него с головой, лишь изредка выныривая оттуда, чтобы написать очередной верлибр. По-старинке. Ручкой на бумаге.
Меня трясло от предчувствия громоподобного успеха, Михаил трясся от жадности и предвкушал грядущие барыши, а команда ученых то впадала в восторг по поводу успешного эксперимента, то начинала дрожать в ожидании проверки. Которая неизбежно нагрянет, как только общественность узнает об успехе стартапа. Как оказалось, на словах парни были гораздо смелее, чем перед лицом действительности.
Кофе из смарт-машины по утрам теперь вовсе не казался мне слишком идеальным. Главное, экономия времени: быстро заправиться – и вперед, навстречу приключениям! Если неделю назад мне казалось, что издательский бизнес больше ничем не может меня удивить или порадовать, то теперь я неслась на работу, как на праздник. Тем более что Михаил пообещал мне право голоса при выборе авторов для воскрешения. В случае если стартовая презентация пройдет «на ура». Правда, оставил за собой право вето. «На всякий случай, мало ли».
В вирусные приглашения по соцсетям я на всякий случай запихала маленькую справку о личности АГ (мы решили раскручивать его по инициалам, а то имя-фамилия – слишком длинно и недостаточно загадочно). В конце концов, никто, кроме упертых литературоведов, не обязан знать историю и предвкушать встречу с каким-то автором стихов, а вот известный битник-провокатор хоть кого-то да заинтересует. Особенно если не умолчать про его любовь к скандалам.
Для презентации сняли супермаркет на минус втором этаже Москва-Сити, заранее оплатили возможные издержки, и обратный отсчет пошел. Больше всего волновался Аскольд, отвечавший за доставку тела из пункта А в пункт Б. Он боялся, что подключенный к переносному источнику питательного раствора и электроимпульсов Гинзберг потеряет бодрость, а следовательно, не произведет на толпу должного эффекта. Поэтому в срочном порядке собрал запасной источник и дополнительную капсулу. «Чтобы лечь туда, накрыться крышкой и спрятаться от стыда, если что-то пойдет не так», – прокомментировал Игорь Павлович. Пожалуй, его чувство юмора отзывалось в моем сердце – так бы стоило сказать, если бы я была романтичной восторженной особой. На самом же деле меня на мгновение посетила мысль о возможной корреляции его интеллекта и… но я сразу же отмела ее как непродуктивную. Вот когда выступим успешно, тогда и будем думать о глупостях.
АГ отлично пережил поездку, тщательно выслушал все мои инструкции – громче, пафоснее и как можно более задорно – и исполнил презентацию как по нотам. Перемежал гладкий английский текст яркими матерно-русскими вкраплениями. Называл зрителей сосунками и весело острил про то, что даже могильные черви не сумели его сломить на пути к разгильдяйскому будущему. Поднял банку абсента за гробокопателей. Тут Игорь Павлович скривил рожу. Умозрительных гробокопателей! – поправился АГ. «Мы не такие», – пробормотал Аскольд. Пообещал надрать задницы морализаторам – которые, кстати, почти сразу же после старта трансляции начали бурлить в чатах и призывать на голову «Пост-М» все кары небесные. Неудивительно. Бешеным средневековым собакам бросили их любимую кость.
Кто-то занялся клонированием? На кол его! Запустил проект по улучшению ГМО? Жги ведьму! Переписывает элементы сознания в головы андроидам? Еретик проклятый, «Терминатора» не смотрел, что ли?! Оживил мертвеца? Конечно, мы с ходу получили охапку хренов в панамку. Извращенцы, идущие против всех законов человеческих и божеских. Так нас называли единицы, притворяющиеся интеллигентными фанатиками. Остальная масса угроз выглядела чуть более нецензурно.
Я читала выборочно самые многоэтажные конструкции, просматривала бешено растущие рейтинги и счастливо улыбалась.
АГ забрался на прилавок с хурмой, передавил ее всю и, стоя по щиколотку в оранжевой жиже, радостно декламировал:
Покупатели вечером
целыми семьями! Проходы набиты мужьями! Жены у гор
авокадо, дети среди помидоров! – и ты, Гарсия Лорка, что
ты делал среди арбузов?[1]
И тут, когда из соседнего прохода показался – в обнимку с огромным арбузом! – чернобровый горячий красавец и начал растерянно озираться по сторонам, толпа грохнула аплодисментами. Так вот для чего Аскольд настраивал вторую капсулу! Сюрприз получился приятным, но я все равно отчитала всех, кто под руку попался, после нашего возвращения в лабораторию.