– Надеюсь, не за дело, а от большой любви?
– Так точно. Но могла бы посуду найти и полегче… Ага, больного доставили. Пойдем.
У двери кабинета Цогоев придержал Бунина за плечо.
– И все-таки какие симптомы?
Бунин тяжело вздохнул.
– Я не знаю, – честно признался он.
– Сколько раз говорил, не доведут до добра чурки косоглазые, – буркнул Цогоев. – Кого они тогда сожрали, летучую собаку?.. А теперь небось дохлую! А вы с ними целуетесь… Значит, одышка, сухость во рту, отсутствие вкуса и обоняния, нарастающая тяжесть в грудной клетке… И кашель такой характерный – ни с чем не спутаешь.
«Кто начальник разведки, ты или я?» – подумал Бунин.
– …И зачем тебе Федосеев? Спросил бы меня, чего он натворил под конец своей карьеры.
– Ну, спрашиваю, – неохотно поддался Бунин.
– Ну, докладываю, город съел весь наличный запас чеснока и лука.
Бунин вытаращил глаза.
– И все?!
– Если под словом «все» ты имеешь в виду пару ангаров, которых должно было хватить на несколько лет, – именно так. Как потом выкручивалась продовольственная служба, я даже не представляю.
– Значит, пока на Большой земле ели имбирь…
– Имбирь? Гречку и туалетную бумагу! Федосеев увидел этот кошмар по телевизору, пришел к командующему и говорит: «У нас большие неприятности. Нас ждет такой же массовый психоз, как на материке. Надо играть на опережение – убедить людей, что медицина о них помнит, что она знает свой маневр, ищет лекарство, а пока ситуация под контролем, и если все будут хорошо себя вести, никто не заболеет. Какие для этого есть резервы? Лично я вижу только эффект плацебо. Осталось придумать, как его раскрутить, чтобы никому мало не показалось! Чтобы все осознали, как мы о них заботимся!..» Командующий дал добро…
– Ты-то откуда знаешь эту историю?! – перебил Бунин.
Очень непрофессионально, но очень по-человечески. Он был здорово ошарашен и даже не пытался скрыть удивление.
– Да ее полгорода знает, – развел руками Цогоев. – Ладно, загнул, не полгорода, но это старая местная легенда. Как минимум среди врачей. А еще это универсальный бродячий сюжет: когда люди постарались, а им вместо благодарности – по шее. Такое дерьмо не забывается… Подробности интересуют?
– Извини, я слушаю.
– Ну, Федосеев созвал консилиум – и они там решили: люди уважают бабушкины средства, а поддерживать иммунитет надо в любом случае, чеснок и лук отлично подходят, они народу близки и понятны. Хуже не будет, а станет лучше, так и слава богу… И город конкретно ожил! Он сидел в карантине ровненько, жевал целебную траву в назначенных дозах и ждал, когда все это кончится. И не болел!
– И вот так просто?.. – недоверчиво спросил Бунин.
– Чего – просто? Поди заставь целый город и целый флот ежедневно грызть чеснок хотя бы пару месяцев, я на тебя посмотрю! И знать, что если все-таки станет хуже – это ты, дурак, придумал.
– Э-э… – Бунин помотал головой. – Почему хуже-то?
– Потому что люди начнут лупить чеснок головками! Дальше – острые гастриты, язвы… Мало раздать лекарство, надо контролировать, чтобы им не травились! И ведь сумели! Два месяца народ принимал чеснок ровно по норме, утвержденной начальником медслужбы, закусывал луком тоже по норме – и не болел! Но… Усталость, конечно, накопилась, особенно у врачей, а представь, каково было Федосееву. Один – ответственный за все! С бабушкиным рецептом вместо утвержденной методики! И тут – хренак-с! – прямо в самый разгар эпидемии идет официальное разъяснение ВОЗ, что поедание чеснока антинаучно, ни от чего не помогает, а особенно не помогает при коронавирусе!
– Ох ты… А Федосеев – мог это видеть?
– Еще бы он не видел! Я тогда в училище от безделья втыкал в смартфон, читал возовские документы и восхищался: ах, как это правильно, вести разъяснительную работу, а то народ дурной, нажрется чесноку до массовой вспышки гастрита…
– А собственно, какого хрена? – опять перебил Бунин. – Когда это русскую военную медицину волновало мнение международных организаций, пусть они и всемирные хоть два раза? Мы же всегда были себе на уме. Мы изобрели портянки и пенициллин! Или не пенициллин… Забыл.
– Кирзовые сапоги, – напомнил Цогоев.
– Короче – а не наплевать ли?
– Безусловно, наплевать. Ровно до момента, когда чинушам на материке надо подводить итоги, то есть наградить себя и наказать всех, кто уровнем ниже. А наши-то красавцы съели без разрешения целый продуктовый склад, товар уже тю-тю, оправданий никаких, и вроде победителей не судят, но…
– Но историю пишут не победители, а те, кто прибрал к рукам чернила, пока другие воевали, – подсказал Бунин.
– Точно. Ну и наверху, сам понимаешь, всегда борьба группировок, и я думаю, в тот раз партия бюрократов обыграла партию здравого смысла. За самоуправство навтыкали всем, кто был причастен к чесночной авантюре, даже командующему погрозили пальчиком. А Федосееву вкатили неполное служебное. Чтобы не думал, что самый умный тут. Естественно, он обозлился. Не согнулся, кремень был дядька, продержался до упора. Но когда пандемия кончилась, шандарахнул беднягу инсульт.
– Жаль, – только и сказал Бунин.
– На фоне Паркинсона, – добавил Цогоев. – Тут врачебная тайна не поможет, сам увидишь сейчас… Он двадцать лет сидел на терапии, но теперь надо ставить электроды, только с ними есть шанс на облегчение. Вот, готовим к операции. Надеюсь, починим мужика.
– Один за всех. И до инсульта… – Бунин покачал головой.
– Обычное дело. Не скажу, что это нормально, вовсе нет, просто так повелось. Один человек берет на себя ответственность и остается крайним в случае чего. И он заранее готов остаться крайним, разве нет? Ты же сам начальник, вон целый адмирал, хоть и маленький еще, чего я тебе рассказываю…
Бунин поежился.
– Что самое обидное в этой истории – так и неизвестно, была ли польза от чеснока. Никто во всем мире никогда чеснок не исследовал. Видимо, дураков нет бодаться с авторитетной организацией и ее авторитетным мнением, что чеснок – фуфло. Тебе просто не выделят грант на опыты, которые могут дать другой результат.
– А сам-то как считаешь? Помогает?
– Хуже точно не будет, язвенников сейчас на флоте не держат, – уклончиво ответил Цогоев. – Ну и в конце концов, эффект плацебо никто не отменял.
– Странно все это, – сказал Бунин. – Такая история… Почему я не знал?.. У нас никто не знает. Но я-то! Хорош разведчик.
– Удивлен? Просто вы, ребята, слишком заняты проблемами флота, чтобы хоть иногда разговаривать с людьми, которые не в черной форме. Я не в обиду, чего ты надулся… У вас профессиональная деформация.
– Разболтаешь – тебя деформирую, – пообещал Бунин.
– Уже. – Цогоев вздохнул и поправил маску.
– …Иммунитет, дорогой товарищ контр-адмирал, он либо есть, либо его нет, – ровным мертвым голосом тянул Федосеев. – Если всю жизнь плевал на здоровье, можешь съесть тонну чеснока, не поможет. Впрочем, тонна и не усвоится, только испортит желудок. Один зубчик утром, один вечером – достаточно. Но тогда чтобы каждый. У нас было две проблемы: контролировать перемещения и всех кормить иммуномодуляторами. Уж какие нашли, теми и кормили. За жесткий карантин нас даже похвалили…
Кажется, он вяло и равнодушно отмахнулся – так Бунин понял нечеткий жест, распавшийся на множество коротких взмахов. Тяжелое зрелище, когда сильный человек разваливается. Внутри он все еще тверже камня, но камень со временем тоже начнет крошиться, и Бунин гнал от себя мысль, на что это будет похоже.
– А за все остальное… Это было антинаучно, мы развели тут мракобесие и средневековье и должны благодарить бога, что никто не окочурился от наших безответственных экспериментов… И у меня тогда не хватило ума отмолчаться.
– Знакомое ощущение. – Бунин кивнул, стараясь не прятать глаза.
Глядеть на «могучего деда» оказалось больно еще по одной причине: Бунин видел фото Федосеева в личном деле и невольно представлял, каким действительно могучим дедом и красавцем мог быть доктор в свои семьдесят пять, если бы не болезнь Паркинсона.
– Его знает, к сожалению, почти любой военный, – сказал Федосеев. – Ты в безвыходном положении сделал больше, чем мог, наизнанку вывернулся и вдруг оказался виноват. Почему?! За что?! А не надо было умничать, понимаете ли.
– О да! – произнес Бунин с чувством.
– Я когда услышал, что мы тут возомнили себя умнее мировых авторитетов, – сорвался и наговорил лишнего… Я же видел, что ВОЗ ошибается. А нас пинали если не по ее указке, то в тех же самых выражениях. Прочитали разъяснение – и давай мне пересказывать с таким видом, будто сами его написали. Когда тебя обвиняют люди, у которых нет собственного мнения… Это унизительно. Ну и просто осточертела несправедливость. Мы же старались. И мы с коллегами точно не считали, что самые умные!
– Знакомо, – повторил Бунин. – Рискнули, выиграли, а потом сидим и думаем: ох, нам сейчас вломят, и если обойдется без взыскания – уже будет праздник.
– Может, и настал праздник для кого-нибудь, только я его не помню. Когда все кончилось… Помню только усталость. – Федосеев держал голову боком, она тряслась, и Бунин с трудом подавил острое желание отвернуться хотя бы ради приличия, чтобы не смущать человека. – Да, усталость. Это было странно, я не привык. Я же был такой… сильный. И я отвечаю за людей, я должен помогать. А я тогда устал, смертельно устал. Это была ошибка. Надо было учить себя хоть немного расслабляться. Не повторяйте мою ошибку, молодой человек, говорю вам как врач…
– Мы хотим повторить ваш успех, доктор. Значит, по дольке чеснока утром и вечером…
– До-ка-за-тельств-нет, – в одно слово выговорил Федосеев.
– У меня, возможно, есть.
– Хм… – В глазах старого доктора что-то блеснуло.
– Голова скоро треснет, столько я впитал медицинской информации. – Бунин слабо улыбнулся. – Узнал много лишнего. Понял, как узко образован… Но один вывод я сделал, и его не оспоришь: эффект плацебо бессилен против коронавирусной инфекции.