Жарков уронил руки и осел на колени. Он был пуст, как пивная бутылка посреди доброго застолья.
Позади него шумно выдохнула и выругалась паучиха.
– Да вы полны сюрпризов, Жарков, – с восхищенной иронией заметил граф.
– Я ходячий цирк, – устало проронил тот. – Но дыма из ушей не ждите. И вот что… Сейчас я, кажется, вырублюсь. Поклянитесь, что не сцепитесь до утра. Нынче у меня нет здоровья вас растаскивать.
Плагупта выразительно откашлялась. Карранг же закряхтел в криводушном смущении.
Жарков обернулся.
– Господи, дай мне сил, – выдохнул он.
Карранг о’Каррапт, третий сын патриарха Дома-над-Стремниной, граф Империи Абхуг, пребывал в нелепой полулежачей позе, которая, однако же, позволяла ему прикрыть своим телом лишенную подвижности Плагупту Плелуммоклет Ракрирквири, капитана броневого ударного кулака Республики Квэрраг. При этом правая рука графа была намертво сжата грязной перчаткой паучихи.
– Голубки хреновы, – вымолвил Жарков и канул во тьму.
Из черного забытья его вызволили трескучий говорок паучихи и задушенное ржание графа. Уже одно то, что он слышал обоих, не могло не радовать. Спонтанное единение не прошло бесследно, и к утру никто никого не убил.
Жарков приоткрыл глаза и осторожно оценил диспозицию.
Костер, которому перепало от ночного визитера, с рассветом погас окончательно. Заклятые враги все же сочли за благо разделиться от греха подальше. Плагупта продолжала валяться бревно бревном на своей волокуше справа от Жаркова и пялилась в небо, Карранг переместился по левую руку и полулежал в застольной позе римского патриция.
И эти засранцы вполголоса, чтобы не побеспокоить спящего, травили армейские байки.
– …Звали ее, помнится, Кальпатема, – балаболила паучиха. – Родом она была из луговых плурсургов, пастушка, и на континентальном квэррагском говорила тягуче, с таким акцентом, будто рот был набит несвежим сеном. Но силы в ней было столько, что хватило бы на пятерых мужиков. Хорошо, что обидных слов она не понимала вовсе или делала вид, что не понимала. Плурсурги медленно заводятся, зато потом хрен остановишь… Но одному унтеру из штабной роты все же как-то удалось довести бедняжку Кальпатему до нужного градуса. Мы после дознавались, что и как, потому что это же нужно уметь!.. Что она сделала? Сгребла его, точно куклу, нахлобучила защитный шлем и с размаху пробила его башкой потолочные перекрытия. Надо вам знать, что перекрытия эти снабжены элементарным интеллектом защитного свойства…
– У нас так же, – ввернул граф.
– …они среагировали на пробоину и запустили регенерацию. В результате чего унтер остался висеть посреди кают-компании на манер люстры самого гадского вида, и единственное, что он мог, это дрыгать конечностями и непристойно выражаться. Я была в ту пору кадетом нежнейшего возраста и сильно обогатила свой лексикон. Причем унтер изрыгал хулу не в адрес обидчицы, которая уже успокоилась, забилась в дальний угол, хлебала похлебку и всячески прикидывалась деталью интерьера. Он горевал и сетовал на посрамление статуса, должности, петлиц, почетных лент, мундира, чем совершенно укрепил в глазах свидетелей свою репутацию неслыханного долбогреба…
– Занятно, – сказал граф, проржавшись. – Нечто подобное имело место в расположении Шестого Панцирного Трех Огнегривых Штандартов Батальона, к коему я имею честь быть приписан…
– И шуточки у вас дурацкие, – проворчал Жарков, садясь.
Он чувствовал себя побитым. От ночлега на голой земле всегда мало радости. Ныла поясница, под которой обнаружился сбившийся в комок лоскут обшивки. Зудели кончики пальцев, что было вызвано вчерашним излишком разнополярной психодинамики. В голове от недосыпа гулял нехороший туман. Хотелось есть, пить и принять душ.
– Жарков, – без эмоций констатировала Плагупта, что вполне могло сойти за пожелание доброго утра. – Мы все еще живы.
– Жаль вас разочаровывать, – добавил Карранг. – Что вы намерены предпринять по этому поводу?
– Пойду утоплюсь, – буркнул Жарков.
Он пришел к реке, разогнал ладонями тину и мусор и кое-как умылся. Побродил по окрестностям в поисках съедобных плодов, не нашел ничего существеннее кучи звериного навоза и вернулся к кострищу.
– У кого-нибудь имеются особые желания? – спросил он.
– Всенепременно, – заявил граф. – Но они вам не понравятся.
– Как вы себя чувствуете, сударь?
– Отвратительно. Анестезия почти не действует. Мне кажется, будто я кусок убоины и меня поджаривают на вертеле. Тщательно и равномерно. Дикая боль, но я к ней привык, и если она вдруг исчезнет, начну орать, как… как девчонка.
– Что касается меня, – сказала Плагупта, – то я ощущаю себя мешком дерьма, к которому в насмешку приделали руки и голову. Мешку трудно дышать, но он не жалуется.
– Нормально, – сказал Жарков. – Прогуляюсь по лесу, нет ли там чего съестного. А вы никуда не уходите.
– Послушайте доброго совета, инспектор, – убеждающе сказал граф. – Вы много для нас сделали. Сделайте что-нибудь и для себя.
– Помощи не будет, Жарков, – сказала паучиха. – Мы и без того пережили свой век. Ступайте к своим, а мы тут с графом… Позвольте нам сыграть с судьбой в кости.
– Не позволю, – сказал Жарков довольно резко.
– Да что с вами не так, плебей? – нахмурился граф.
– Вы двое надоели мне нескончаемым нытьем до зеленых чертей, – заговорил Жарков, понемногу заводясь. – Вначале разрушили мой пост, а теперь пытаетесь разрушить мою душу. Я ксенолог, мне полагается относиться к партнерам по контакту спокойно, сдержанно и беспристрастно. Но вас я ненавижу. Вы больны войной, она сидит в ваших башках и печенках, течет в ваших жилах, вам нечего вспомнить, кроме солдатни в казармах, вы ни о чем не способны говорить, кроме войны, у вас никогда ничего не было, кроме войны, и ничего не ждет впереди, кроме смерти. Но я не оставлю вас подыхать. Если вы и утратили надежду, то я – нет.
– Старая песенка, – пренебрежительно заметила Плагупта. – Спойте что-нибудь новое и валите отсюда.
– Не дождетесь. Старший брат не бросит младших.
– Плебей, опять за свое, – скучающим голосом промолвил Карранг. – Мы к вам в родню не набивались.
– Да мы всегда ею были! – рявкнул Жарков. – Может быть, мы одной крови!
«И впрямь, куда это меня понесло?» – подумал он.
– Звучит заманчиво, – сказала паучиха мечтательно. – Галактическая цивилизация и горстка чумазых дикарей… Я имею в виду абхугов, квэрраги не в пример чистоплотнее. Нет, невозможно.
– А то, что у меня и у вас на руках по пять пальцев? – спросил Жарков. – Два глаза, два уха, сердце с левой стороны?
– Не так чтобы с левой, – неуверенно возразила Плагупта.
– Два предсердия, два желудочка, – не уступал Жарков. – Пульс в состоянии покоя шестьдесят пять ударов в минуту.
– А восемьдесят пять не хотите?! – вскричал граф.
– Ваша минута, – с наслаждением промолвил Жарков, – примерно на треть дольше нашей.
– Вздор, – сказал Карранг. – Не понимаю, чего вы вознамерились добиться своим враньем, плебей, но…
«Мне конец», – подумал Жарков.
– От союза абхуга и человека рождаются дети, – объявил он. – Вполне здоровые и благополучные. Мы генетически совместимы. Кстати, квэррагов тоже касается.
– Вздор, – повторил граф уже совершенно раздраженно. – Случись такое, я бы знал.
– Вас это когда-нибудь интересовало?! – Карранг неопределенно дернул плечом, и Жарков вдохновенно продолжил: – Вы сами говорили, что в сумерках мы неотличимы. Я скажу больше: мы и при свете дня схожи. У вашей расы… хорошо, двух рас… дисперсия внешних признаков невелика. Вы глядите на меня и видите чужака. Ну да, я не такой, как вы. Зато вы такие, как мы. На Пиренейском полуострове вас бы приняли за своих.
– Мы разделены десятками световых лет, – упорствовала Плагупта. – И наша эволюционная теория не содержит лакун.
– Тысяча веков эволюции, – сказал Жарков менторским тоном, – и лишь одна большая раса. Два миллиарда смуглых, брахиморфных экстравертов. Вне зависимости от климата и условий обитания. Да вы еще даже не начали толком мутировать!
– Вы заметили, капитан, как наш добрый инспектор юлит? – сказал не без злорадства граф. – Он уходит от ответа на вопрос, как вышло, что целый островок генофонда вдруг откололся от материка и уплыл за тридевять парсеков.
– Не так просто объяснить, – уверенно заявил Жарков. – Лучше нарисовать.
Он сделал вид, что ищет палку, подходящую для черчения на земле. Хотя на самом деле выгадывал время, чтобы придумать сколько-нибудь правдоподобное объяснение факту, который объяснений не имел вовсе.
– Ничего, – безжалостно промолвил граф. – Попытайтесь словами.
Жарков поглядел на палку в руке, как бы не понимая, что она тут делает. И переломил пополам.
– Нормально, – сказал он. – Словами так словами.
Набрал полную грудь воздуха и поведал про архивные документы из засекреченных до поры информационных хранилищ. Про генетические модели, поставившие всех, кто был причастен, в когнитивный тупик. Про археологические находки в приполярных областях этого мира. Сыпал датами и именами, которые принадлежали реальным специалистам, ни сном не духом не ведавшим, куда их нечувствительно вовлекли. Построил немудрящую теорию заговора, в какую также против воли вляпалось высшее руководство конфликтующих сторон. Напомнил древние абхугско-квэррагские эпосы, в коих рельефно проступали мотивы из «Старшей Эдды»…
Паучиха вдруг выругалась и зажмурила единственный здоровый глаз.
– Если это правда, – сказала она перехваченным голосом. – Если они старшие, а мы стадо молодых дураков с шилами в задницах… Такое родство почетно для любого! Галактические перспективы!.. Проклятье, что же мы творим столько лет? В чем причина? Какую игрушку мы не поделили?
– Сарианхарнейя, – сообщил граф чуть более уверенно, чем требовалось. – Ялпионхский инцидент.
– Опять-таки крепость Аннирнеах, – ядовито добавила Плагупта. – Наш фальшак против вашего.