Корт долго смотрел на нее. Он наблюдал, как ее грудь вздымается и опадает в такт медленному сонному дыханию.
Потом он вдруг отвернулся и выпрямил спину.
Кончай с этим, Корт! Кончай немедленно! Ты сидишь по уши в дерьме среди воюющих арабов. Включи свои чертовы мозги! Он внезапно невзлюбил эту женщину. Она была очередной угрозой, она была слабостью, которая могла погубить его.
Он умел переключать свой мозг подобным образом. Конечно, это умение было причиной его одиночества, но и спасало ему жизнь.
Корт вышел из автомобиля, не потрудившись сделать это тихо, чтобы Элен не проснулась. Он продрался через кусты, закрывавшие седан, и встал в лощине, стянул с себя местную тунику, позаимствованную у рикши вчера вечером, и остался в бурой футболке.
Он достал пистолет, конфискованный у командира НСБ и внимательно осмотрел его. Это был «Булл Чероки». Ему показалось ироничным, что говоривший на арабском сотрудник тайной полиции носил израильский пистолет, из которого и был убит. Для Корта это был не лучший выбор, но вчера вечером это оружие исправно послужило ему.
Он выбрался из лощины и посмотрел на дорогу в четверти мили впереди, за чахлым кустарником, наполовину занесенным песком. Он не заметил автомобилей. На запад дорога шла прямо, но на востоке, в сторону Эль-Фашира, она превращалась в извилистый путь и исчезала за пологим склоном.
Ландшафт был суровым в прямом смысле слова. Не пустыня Сахара с песчаными дюнами: здесь были редкие деревья, акации и баобабы, росли кусты и жесткая трава, но поверхность выглядела сухой и жесткой, как камень.
Он услышал, как женщина выбралась из автомобиля, ей понадобилось не больше минуты, чтобы оглядеться и найти его на буром земляном гребне лощины. Она молча встала рядом с ним — ближе, чем ему бы хотелось, — и проследила за его взглядом, направленным на восток.
— Не думаю, что вы увидели там кафешку «Вафельный домик», который я не замечаю на таком расстоянии.
Корт покачал головой.
— Вы отдохнули?
— Да, немного.
— Мне снились кошмары, но сейчас я чувствую себя нормально. Спасибо, что поговорили со мной.
Корт промолчал.
— У меня такое впечатление, что вы не часто так поступаете. Болтаете, чтобы кто-то смог расслабиться.
Опять молчание.
— Так или иначе… я ценю это.
Корт вглядывался бескрайнюю пустошь перед собой, желая, чтобы она отошла на два шага в сторону.
Его взгляд скользил вдоль дороги в поиске автомобилей.
— Кто-то сегодня встал не с той ноги?
Корт осознал, что ведет себя как полный осел. Он превратил гнев на свою недавнюю откровенность в плохие манеры. Сейчас он чувствовал себя еще глупее, чем когда проснулся. Он смягчился и повернулся к ней, не глядя в глаза.
— Все нормально, я просто думаю о сегодняшних планах.
— Где мы сейчас? Это известно?
— Примерно в двадцати километрах от окраины Эль-Фашира. Больше пока нечего сказать.
— Куда мы направимся?
Корт посмотрел через плечо Элен и увидел дрожание воздуха, — дымный призрак на краю ложного горизонта на западе. Он поднимался от пустынной дороги, которая в Дарфуре могла сойти за автостраду. Судя по размеру облака, он понял, что это конвой тяжелых грузовиков. Через некоторое время он увидел белую краску. Они не принадлежали суданскому правительству и не были частной автоколонной. Нет, это была какая-то неправительственная международная организация.
Он указал на пыль, поднимавшуюся вдалеке.
— Мы направимся туда же, куда и они.
Элен и Корт быстро выдвинулись к дороге. Канадка провела пальцами по волосам, пытаясь привести их в порядок. Джентри в замешательстве смотрел на нее.
— Хорошее первое впечатление никогда не повредит, — с улыбкой сказала она, отряхивая пыль со своей одежды. — Я бы попросила у вас зеркальце, но думаю, я скорее найду здесь «Вафельный домик».
Корт был очарован странным поведением женщины.
— Послушайте, — обратилась к нему Элен. Он видел, что она испытывает определенное неудобство. — Будет ли нормально, если вы отойдете назад, — может быть, даже встанете за деревом, — пока я попробую остановить их. Я не хочу их спугнуть — они могут быть нашим единственным шансом.
Корт не возражал. Он был подозрительным белым бородачом с пистолетом, заткнутым за пояс. Он предполагал, что конвой сопровождают солдаты UNAMID, войска Африканского Союза, прикомандированные к миссии ООН, и не сомневался, что они остановят конвой ради хорошенькой белой женщины на обочине. Корта восприняли бы как угрозу, а судя по тому, что он знал о скрытности UNAMID и нежелании сражаться ни с кем, он и сам не хотел отпугнуть их.
— Да, это неплохая идея. Но не напортачьте. Ложитесь посреди дороги, если понадобится, но остановите эти грузовики. И не говорите им, что вы из МУС или что у вас были неприятности с тайной полицией. Эти НПО не любят ввязываться в неприятности. Скажите им…
— Что, если я скажу, будто я репортер, а вы мой фотограф? Мы заблудились в Эль-Фашире, пока искали гостиницу, а потом нас ограбили, отвезли сюда и бросили у дороги.
Корт был сам готов предложить нечто подобное. Ее легенда была очень хорошей.
— Это может сработать, — признал он. — Давайте попробуем.
Джентри отошел от дороги и спрятался в кустах. Элен прошла вперед на пятьдесят метров, чтобы между ними образовалась некоторая дистанция.
Через десять минут шестидесятилетний Маурицио Бьянки проследовал за женщиной из Канады вдоль ряда грузовиков к ее коллеге, — американскому фотографу, или как там она его назвала. Его лицо атаковали жирные мухи размером с монету в пятьдесят евроцентов. Он снял широкополую шляпу и отмахивался от них, но чувствовал, что проигрывает эту битву. Сегодня полуденная жара наступила уже к десяти утра, и температура приближалась к тридцати семи градусам. Он хотел доставить свой конвой в Дирру к полудню еще до этого удивительного события.
Марио думал, что видел все на дороге из Эль-Фашира в Дирру. Черт побери, он уже сто раз преодолевал этот 125-километровый отрезок пути за последние восемь лет работы, а потом и руководства римским неправительственным агентством «Сперанца Интернационале». Бьянки переправлял сотрудников и припасы в гуманитарные лагеря организации по эту сторону от Дирры и успел привыкнуть к жаре, запахам, насекомым, животным и опасностям этого маршрута.
Он сталкивался с пьяными мятежниками, грабителями с большой дороги, правительственными или суданскими военными патрулями, с миротворцами из Африканского Союза и, конечно, со страшным джанджавидским ополчением.
Но за все время своих поездок по этому жалкому подобию нормальной дороги он ни разу не сталкивался с белыми пешеходами, говорившими по-английски.
Какое-то безумие.
Марио Бьянки имел безупречную репутацию в индустрии гуманитарных агентств. Он взращивал ее на протяжении своей сорокалетней карьеры, работая по всей Африке. Итальянец был известен как человек, знающий свое дело и умевший ловко обходить не только настоящие минные поля, но и лавировать на минных полях международной дипломатии. Независимо от того, где или на кого он работал, его конвои всегда достигали цели, его клиники были хорошо укомплектованы, а его сотрудники получали зарплату. Это казалось чудом с учетом того, где он бывал и чем занимался, но каким-то образом мародеры и мятежники Лорента Кабилы из ADFL обходили его стороной, маньяки RUF из Сьерра-Леоне не мешали его усилиям по эвакуации гражданских лиц с их территории и даже подростковая либерийская банда «Парни из Вестсайда», убивавшая практически всех ради развлечения, позволяла ему заниматься своим делом на контролируемых территориях.
Он получал премию за премией повсюду в странах первого мира. Ни один сезон не проходил без того, чтобы Марио Бьянки в смокинге не выходил на освещенную сцену под сдержанные, но энергичные аплодисменты мировой элиты во фраках и вечерних платьях. Его успехи были грандиозными еще до Дарфура, но местные зверства привлекали синьора Марио Бьянки, как мотылька, летевшего на пламя.
Здесь, в Дарфуре, его репутация достигла почти мифических размеров. Когда ООН уже не осмеливалась посылать в Дарфур конвои без вооруженного эскорта, когда частные НКО застряли в Хартуме, слишком потрепанные геноцидом в Дарфуре для реальной работы на местах, конвои «Сперанца Интернационале» продолжали действовать в регионе; их лагеря, клиники, склады и станции водоснабжения оставались на месте. Разумеется, иногда они подвергались налетам джанджавидского ополчения и даже местных повстанцев, но это были мелочи по сравнению с тем, что переживали другие организации.
Успех Марио Бьянки опирался на одно простое и распространенное обстоятельство.
Марио давал взятки.
Крупные взятки.
Всем и каждому.
«Парни из Вестсайда» в Либерии не тревожили его, поскольку он платил им десятки тысяч долларов за разрешение на работу. Разумеется, если бы благонамеренные американцы и европейцы, которые жертвовали деньги его организации, узнали о том, что большая часть их освобожденных от налогов пожертвований немедленно превращается в бакшиш для четырнадцатилетних либерийских бандитов, которые покупают на эти деньги марихуану, патроны и порнофильмы, они бы тут же перекрыли кран. Если бы те же благотворители имели представление, что после того, как конголезские «отряды смерти» брали плату за доступ к территории со «Сперанца Интернационале», они тут же требовали выкуп со всех НКО в регионе, а когда наиболее принципиальные отказывались платить, их выслеживали и убивали, оставляя «Сперанца Интернационале» единственной гуманитарной организацией в Конго, то они бы с меньшим энтузиазмом отнеслись к спонсированию убийства цивилизованных соотечественников.
В Дарфуре все происходило так же. Американские кинозвезды снимали рекламу в лагерях «Сперанца Интернационале», деньги приходили и уходили, причем немалая их часть доставалась джанджавидским убийцам, которые шлялись по северному Дарфуру, насиловали, жгли и убивали, перемещались на спинах лучших верблюдов из Чада, с лучшими АК-47 из Египта и лучшими спутниковыми телефонами из Японии, купленными на европейские и американские деньги.