Да, если рассматривать поэзию как элемент повседневной духовной жизни общества, то наличие этих тысяч значимо и показывает, что поэзия в этой самой духовной жизни народа по-прежнему присутствует, и даже весьма заметно.
Как раз в связи с этим по ходу дискуссии в «Липках» Дмитрий Кузьмин беспокоился, что в Интернете читают совсем не то, что следовало бы, и это способствует дальнейшему ухудшению вкуса читающей и пишущей публики. Мне же кажется, что об этом как раз особо волноваться не стоит. Если кто-то всерьез занимается поэзией и пишет хорошие стихи, то он и будет их писать. И человек, имеющий поэтический вкус, чтением дурных стихов его не испортит. Он просто не станет их читать. А десятки тысяч рядовых интернет-читателей – что ж, они ведь все-таки стихи читают, а не витрины бьют или смотрят по вечерам эти жуткие триллеры. Глядишь, заинтересуются, обратятся и к стихам посерьезней.
То есть, на ваш взгляд, читатели в Сети есть, а поэтов – нет?
В первом я как раз не совсем уверен, а поэты порой и встречаются. Но суть этого феномена мне видится в ином.
Вот существуют в традиционном литературном сообществе так называемые литературные объединения, лито, куда приходят молодые поэты, да и немолодые стихотворцы-любители, – пообщаться, поговорить о поэзии, вынести на суд коллег свои творения. Из этого «питательного бульона», после жестокого отбора и с минимальной количественной отдачей, вышли и сейчас выходят многие серьезные литераторы. В некотором смысле нынешняя сетевая поэзия и есть такое всемирное (за счет широты распространения Интернета) лито русскоязычной поэзии, чьи посетители получают удовольствие как от виртуальных встреч друг с другом, так и от приобщения к поэзии как роду творчества. Они же, по большому счету, и являются читателями собственно сетевой поэзии, которая за редчайшими исключениями не выходит в «бумажную» литературу.
Ну а серьезный читатель в поисках стихов туда не отправится.
Потому что ему там некомфортно (о чем мы говорили выше) или потому что неинтересно?
Видите ли, стихи вообще трудно читать. Не мной сказано, что чтение серьезной литературы – серьезная работа. Стихи же читать вдвойне трудней. И здесь демократичность Сети играет с читателем злую шутку. «Белый шум» массированной графомании заглушает все более или менее ценное. Как известно, избыточность информации равна отсутствию информации. Это как прием в войне противоборствующих разведок: дать утечку слишком большого количества противоречивых сведений – надежный способ верные сведения скрыть. И даже мне, как редактору, не представляется возможным раскопать в этих бесконечных виртуальных завалах рифмованных и нерифмованных текстов что-то стоящее, разве что случайно наткнешься.
Стихов вообще – много. Хороших – мало. И если уж я, читатель, хочу обнаружить что-то стоящее, то предпочитаю, чтобы кто-то сделал за меня хотя бы предварительный отбор. Пусть небезупречно, даже порой и весьма небезупречно, но это делают журналы, составители альманахов, редакторы поэтических книжных серий. Вот там я и стану искать. В крайнем случае – в их электронных версиях. А отправляться самому на эту всемирную поэтическую свалку – увольте.
Что же, на ваш взгляд, следует делать, чтобы как-то исправить эту ситуацию? Какие здесь возможны решения?
Думаю, решения здесь отработаны столетиями литературного процесса: жестокий отсев авторов, создание редакционных коллегий, сетевых альманахов. То есть воспроизведение в Сети того, что уже имеется в «бумажном» мире. Думаю, к тому и придет. Нынешняя же сетевая поэзия предоставляет человеку пишущему широкую возможность «вывесить» свои творения – но читателя только сбивает с толку.
Что ж, позиция сформулирована предельно четко. Но это касается собственно сетевой поэзии. А возможно ли, на ваш взгляд, сейчас или в будущем, какое-либо продуктивное взаимодействие литературы сетевой (виртуальной) и «реальной» (бумажной)?
Пока процесс выглядит односторонне: знак качества на поэтическую продукцию все равно ставят бумажная книга, известный литературный журнал, альманах.
В Сети попадаются хорошие стихи, хотя и нечасто, но я, как профессиональный поэт и литератор, никогда не отдам свои стихи в нынешнюю Сеть до того, как они были напечатаны.
Прежде всего из-за проблем с авторскими правами?
Не только. Поймите: для настоящего поэта это жест отчаяния. Вроде самодельной книжки, предназначенной для раздачи друзьям.
Другое дело, если в Сети появятся высококачественные литературные издания или просто сайты со строгим профессиональным отбором. В них я заинтересован хотя бы как редактор бумажного журнала и просто литератор: это расширило бы возможности знакомства с текущей поэзией. Сейчас же, когда мы взаимодействуем с интернет-проектами, первичный отсев производят их собственные редакторы. Мы уже напечатали в первом номере «Ариона» за этот год подборку произведений авторов сайта Поэзия.ру, подготовленную по материалам, представленным Алексеем Ивантером (и в планах журнала еще несколько публикаций из предложенных им авторов). Сейчас аналогичный опыт мы собираемся повторить с сайтом Стихи.ру, в сотрудничестве с Дмитрием Коломенским.
Алексей Давидович, обсуждая нынешней всплеск читательского интереса к поэзии в Сети, мы все время ссылаемся на «виртуальные стадионы», сравниваем нынешний бум сетевой литературы с прославленным поэтическим бумом шестидесятых. Что можете об этом сказать вы, как человек, заставший и хорошо помнящий оттепель?
Давайте для начала определимся, кто такой «просто» читатель поэзии. Это человек, который любит стихи не потому, что это его профессия или связано с его занятиями. Не студент, не преподаватель, не критик или литератор (хотя могут быть и они), а просто человек, ощущающий потребность хотя бы пару раз в месяц снять с полки или взять со столика у кровати томик стихов и прочесть стихотворение. Неважно чье – Державина, Лермонтова, Пастернака или Тимура Кибирова. Таких настоящих любителей поэзии немного, да их и не может быть много, потому что поэзия – сложный вид искусства, в определенном смысле – элитарный.
Сейчас многие говорят о том, что нынешний вал массового читателя поэзии в Сети почти такой же, как в памятные шестидесятые годы. А я как раз не устаю удивляться не тому, как мало читателей сейчас, а тому, что мы заполняли стадионы – тогда.
Я сам помню, как мы шли сквозь заслоны из конной милиции, и десять тысяч проходило в зал, а еще две тысячи оставались за воротами без билета. И мы все были абсолютно уверены, что идем туда только ради поэзии, ради нее одной. И я тоже так думал.
Конечно, и ради нее тоже. Но в огромной мере это было явлением скорее социальным, или, скажем так, социокультурным. Поэзия в те годы, когда газеты нельзя было читать без слез – гляньте какой-нибудь номер «Правды» шестидесятого года, кошмарное зрелище, – когда радио бубнит про кузькину мать, а телевизор демонстрирует квадратно-гнездовые посевы, – в это время поэзия была почти единственным глотком свободы, а поэтические вечера с их привкусом фронды заменяли собой и газету с телевизором, и политический клуб, и давали упоительное чувство единения. Но в нормальных условиях это все обнаруживается и вне поэзии; она вообще не для того существует, хотя и на это способна.
И все-таки почему фокусом общественного внимания в то время стала именно поэзия?
Потому что поэзия на волне оттепели, на волне конца пятидесятых – начала шестидесятых была самым активным видом искусства, в ней более всего проявлялся дух творческой свободы. Проза проходит цензуру, стихи перед печатью тоже. Но стихи легко распечатать и на машинке, а те, что читаются с эстрады, теоретически тоже цензуровались, но не так тщательно, да и нельзя всего заранее предусмотреть. Нельзя заранее процензуровать вопросы, ответы, интонацию, мимику. Это была отдушина, на тот момент – практически «наше все».
Мне кажется, что теперь от вопроса «почему именно поэзия?» вполне логично перейти и к более фундаментальному вопросу: а что такое вообще поэзия? Возможно, одной темой одного из наших ближайших номеров и станет этот вопрос: «Что такое поэзия?» Ведь, несмотря на то, что до сих пор ведутся жаркие теоретические споры вокруг этого вопроса, в то же время существуют профессионалы, которые утверждают, что «настоящего поэта от графомана отличат по одной строке». Так что же такое поэзия?
Вы имеете в виду, что отличает хорошие стихи от плохих или что отличает стихи от прозы?
И то и другое. Наши читатели, да и многие молодые авторы, часто не задумываются над этим вопросом. Они берут образцы из школьных учебников и думают, что это и есть поэзия. С одной стороны, очевидно, что это по меньшей мере не совсем так, с другой – возникает вечный вопрос о критериях. Где они? И в чем заключаются? И могут ли они вообще быть одинаковы для всех? И в этой связи хотелось бы обсудить ваш прозвучавший в «Липках» тезис о том, что никакой иной позиции, кроме позиции вкуса, в оценке поэзии нет. Согласитесь, в устах профессионала столь высокого ранга это звучит несколько странно и непривычно.
А в искусстве и не может быть никаких объективных критериев. Конечно, если я прочитал какие-то стихи, и вижу, что они слабые, и не хочу их печатать, то могу объяснять автору: здесь у вас размер «подгулял», здесь рифма плоховата, здесь – тавтология… Но прекрасно знаю, что бывают замечательные стихи с хромающим размером, и с весьма условной рифмой, и с тавтологией, да и со множеством иных формальных «огрехов». Кстати, самые трудные для редактора – и страшно расплодившиеся теперь – именно «безгрешные» по форме, порой даже безукоризненные, казалось бы, по слову, но «мертвые» стихи. Что не живые – сразу видишь, но семь раз перечтешь, пока поймешь, в чем штука, чего не хватает. Ведь качество стихов определяется не отсутствием недостатков, а присутствием достоинств.