Каждое мгновение здесь что-то происходит. Структура этого завода — как и любого промышленного предприятия — столь сложна, что не укладывается в голове, когда пытаешься рассмотреть ее. Все постоянно меняется. Как вообще возможно контролировать происходящее? Каким образом я могу знать, продуктивны или непродуктивны те или иные действия и события в отношении будущих прибылей?
Предполагается, что ответ должен лежать в моем тяжелом кейсе. Он забит всевозможными документами, которыми Лу снабдил меня перед совещанием.
Считается, что о продуктивности можно судить по различным цифрам, отражающим производственный процесс. Но что это за цифры? Они говорят нам, что кто-то отработал все часы, за которые мы ему или ей платим. Они говорят, что часовая выработка отвечает нашим нормативам. Они говорят нам о себестоимости продуктов, прямых затратах труда и т. п.
Но откуда мне знать, способствует ли все происходящее здесь получению прибылей, или мы просто играем в бухгалтерские игры? Связь должна быть, но как мне ее разглядеть?
Я спускаюсь вниз.
Может быть, мне нужно просто издать приказ о недопустимости чтения газет на рабочем месте? Может быть, это нас спасет?
Когда я наконец вхожу в кабинет, уже шестой час, и большинство из тех, кто мог ждать меня, разошлись по домам. Фрэн наверняка ушла одной из первых. Но она оставила мне кипу телефонограмм. Стол под ними едва не прогибается. Примерно половина бумаг — от Билла Пича. Полагаю, он уязвлен моим исчезновением.
Я неохотно снимаю трубку и набираю номер. Бог милостив. Я жду две минуты, но телефон не отвечает. Я облегченно вздыхаю и кладу трубку.
Глядя в окно на багряный закат, я продолжаю думать о критериях, которыми мы привыкли оценивать работу предприятия, о планах работы, об обороте товарных запасов, объеме продаж, сумме издержек… Есть ли какой-то простой способ понять, зарабатываем ли мы деньги?
Раздается осторожный стук в дверь.
Я оборачиваюсь. Это Лy.
Как я уже упоминал, Лу — главный бухгалтер нашего завода. Это пожилой толстяк, которому осталось два года до пенсии. В лучших традициях бухгалтеров он носит бифокальные очки в роговой оправе. Хоть он одевается в дорогие костюмы, вид у него всегда несколько неряшливый. Работает он здесь более двадцати лет. Мне кажется, единственные в жизни Лу интересы — ездить на конференции аудиторов и выявлять чужие огрехи. Обычно он человек очень мягкий, пока вы не пытаетесь что-то ему поручить. Тогда он превращается в Годзиллу.
— Здравствуйте, — говорит он с порога.
Взмахом руки я приглашаю его войти.
— Я только хотел сказать, что звонил Пич, — говорит Лу. — А вы сегодня разве не должны быть у него на совещании?
— Чего хотел Билл? — спрашиваю я, игнорируя его вопрос.
— Он хотел уточнить некоторые цифры, — отвечает Лу. — И мне показалось, что он недоволен вашим отсутствием.
— Вы дали ему то, что он хотел? — спрашиваю я.
— Да. Что мог, я отправил ему еще утром. Большей частью это то же, что я дал вам с собой.
— А что еще?
— Некоторые вопросы, которые мне пришлось выяснять. Я должен отправить их завтра.
— Покажете мне, прежде чем отправить, хорошо? — говорю я. — Просто чтобы я был в курсе.
— Конечно, — отвечает Лу.
— У вас есть свободная минутка? — спрашиваю я.
— Да, а что? — заинтересованно говорит он, вероятно надеясь, что я поделюсь с ним тем, что происходит между мной и Пичем.
— Сядьте, — говорю я.
Лу подтягивает к столу кресло.
Я задумываюсь, стараясь правильно сформулировать свой вопрос. Лу терпеливо ждет.
— Я хочу задать вам один простой, фундаментальный вопрос, — говорю я.
Лу улыбается:
— Такие вопросы я люблю.
— Вы согласны с тем, что цель нашей компании — зарабатывать деньги?
Лу смеется.
— Вы шутите? — спрашивает он. — Это что, вопрос- ловушка?
— Нет, просто скажите.
— Ну конечно, цель компании — зарабатывать деньги! — отвечает он.
— Значит, вы утверждаете, что цель компании — зарабатывать деньги, так? — переспрашиваю я.
— Так, — подтверждает он. — Но мы должны еще производить продукцию.
— Стоп, минуточку, — говорю я ему. — Производство продукции — это лишь средство достижения цели.
Я вкратце повторяю ему свои рассуждения. Лу внимательно слушает. У него светлая голова. Ему не нужно разжевывать. В конце концов он соглашается со мной.
— И к чему вы ведете?
— Как нам знать, зарабатываем ли мы деньги?
— Ну, есть много способов, — говорит он.
В течение нескольких минут он рассказывает об объеме продаж, о доле рынка, об эффективности, о дивидендах, выплачиваемых акционерам, и т. д. Наконец я не выдерживаю и поднимаю руку.
— Позвольте мне подойти к этому вопросу иначе, — говорю я. — Представим, что вы собираетесь написать отчет на эту тему. Предположим, у вас нет всех этих сведений и вы вынуждены собирать данные по ходу дела. Какой минимальный набор показателей вам понадобился бы, чтобы понять, зарабатываем ли мы деньги?
Лу трет пальцем лоб, уставившись на носок ботинка.
— Ну, нам понадобятся какие-то абсолютные цифры, — говорит он. — Какой-то показатель, который в долларах, иенах или каких-то других финансовых единицах скажет нам, сколько денег мы заработали.
— Что-то вроде чистой прибыли, верно? — спрашиваю я.
— Да, чистая прибыль, — соглашается он. Но этого мало. Дело в том, что абсолютные цифры немного стоят.
— Разве? — удивляюсь я. — Если я знаю, сколько денег я заработал, зачем мне знать что-то еще? Понимаете, о чем я? Если я сложу все, что мы заработали, вычту расходы и получу чистую прибыль, что мне еще надо? Я заработал, скажем, десять миллионов или двадцать.
На долю секунды в глазах Лу мелькает насмешливый огонек, словно он считает меня полным дебилом.
— Хорошо, — говорит он. — Предположим, вы вычислили все это, и у вас получилось десять миллионов долларов чистой прибыли… в абсолютных цифрах. На первый взгляд кажется, что вы заработали неплохую сумму. Но с какой суммы вы начинали?
Ради большего эффекта он делает паузу.
— Чувствуете? Сколько денег вам понадобилось, чтобы заработать эти десять миллионов? Миллион? Тогда вы заработали вдесятеро больше того, что вложили. Десять к одному. Чертовски здорово! Но давайте представим, что вы вложили миллиард. А заработали какие-то паршивые десять миллионов? Никуда не годится.
— Хорошо, хорошо, я не настаиваю. Я потому вас и спрашиваю, что хочу разобраться.
— Таким образом, нужны еще и относительные показатели, — продолжает Лу. — Что-нибудь вроде коэффициента окупаемости инвестиций для сравнения заработанных денег с вложенными.
— Хорошо. Но двух этих показателей достаточно для анализа успешности работы компании? — спрашиваю я.
Лу кивает, но потом отводит взгляд куда-то в сторону.
— Ну… — тянет он задумчиво.
Я тоже думаю.
— Знаете что, — говорит он наконец. — Бывает так, что у компании большие прибыли и отдача инвестиций хорошая, а все равно дело доходит до банкротства.
— Вы имеете в виду, что оборотные средства заканчиваются? — спрашиваю я.
— Именно, — подтверждает Лу. — Недостаток оборотных средств — главный фактор банкротства предприятий.
— Таким образом, движение денежной наличности является третьим показателем?
Лу кивает.
— Ладно, — говорю я. — Но представим, что каждый месяц поступает достаточно наличности, чтобы удовлетворить годовые потребности. Если оборотных средств хватает, они ни на что не влияют?
— Зато когда их не хватает, они очень даже влияют. Это вопрос выживания: если ты держишься выше какотго-то порога, все в порядке; если же ты опускаешься ниже — ты пропал.
Мы смотрим друг другу в глаза.
— Именно это происходит сейчас с нами, не так ли? — спрашивает Лу.
Я киваю.
Лу отводит взгляд и некоторое время молчит.
Потом он произносит:
— Я знал, что это случится. Это был лишь вопрос времени.
Он замолкает и снова смотрит на меня.
— Что с нами будет? — спрашивает он вдруг. — Что сказал Пич?
— Они собираются нас закрыть, — отвечаю я.
— Будет какое-то слияние?
На самом деле он спрашивает, сохранится ли за ним рабочее место.
— Честно говоря, не знаю, Лу, — отвечаю я. — Полагаю, что некоторых переведут на другие заводы или в другие филиалы, но в такого рода подробности нас не посвятили.
Лу вытаскивает из нагрудного кармана сигарету и начинает постукивать ею по подлокотнику кресла. Я наблюдаю за ним.
— И это за два года до пенсии, — бормочет он.
— Послушайте, Лу, — говорю я, пытаясь не дать ему впасть в отчаяние. — Худшее, что может случиться с вами, — это досрочный выход на пенсию.
— К черту! — восклицает он. — Я не хочу досрочно на пенсию!
Какое-то время мы оба молчим. Лу закуривает.
Наконец я говорю:
— Но имейте в виду, я еще не сдался.
— Эл, если Пич сказал, что нас закрывают…
— Этого он не говорил. У нас еще есть время.
— Сколько?
— Три месяца, — отвечаю я.
Лу только усмехается:
— Забудьте, Эл. Это невозможно.
— Я сказал, что еще не сдался. Понятно?
Лу с минуту молчит. Я сижу и не знаю, рассказать ли ему всю правду. Все, что до сих пор удалось, это разобраться, что должно произойти, чтобы завод начал зарабатывать деньги. Отлично, Рого, и как нам это сделать? Я слышу тяжелый выдох Лу.
Со смирением в голосе он произносит:
— Хорошо, Эл, я помогу вам, чем смогу. Но…
Он не заканчивает фразу и лишь машет рукой.
— Мне понадобится ваша помощь, Лу, — говорю я ему. — И первым делом мне нужно, чтобы вы до поры до времени держали все услышанное здесь в секрете. Если поползут слухи, мы не заставим никого и пальцем шевельнуть.
— Хорошо, но вы сами должны понимать, что такие вещи тайной долго быть не могут, — отвечает он.
Я знаю, что он прав.
— И какой у вас план по сохранению завода? — спрашивает Лу.
— Первое, что я пытаюсь сделать, это получить ясное представление о том, что нам нужно, чтобы остаться на плаву.