- Что ты скажешь, если мы сейчас поедем домой?
Она смотрит в пол.
- Ты не хочешь домой?
Она пожимает плечами.
- Тебе было хорошо здесь? - моя улыбающаяся мама спрашивает ее.
Шарон начинает плакать.
Я беру Шарон и ее сумку в машину. Мы едем домой. После того, как я проезжаю пару кварталов, я смотрю на нее. Она сидит, как маленькая статуя, уставившись красными глазами в одну точку перед собой. На следующем светофоре, я беру ее на колени.
Она сидит очень тихо, а потом поворачивается ко мне и спрашивает.
- А мама до сих пор на меня злится?
- Злится на тебя? Он не злится на тебя, - говорю я ей.
- Злится. Она со мной не разговаривает.
- Нет, Шарон, твоя мама расстроилась не из-за тебя. Ты не сделала ничего плохого.
- Тогда почему?
- Давай ты подождешь, пока мы доедем домой. Я там все объясню и тебе и твоему брату.
Я думаю, что объяснение ситуации обоим сразу будет легче для меня, чем для них. Я уже стал достаточно опытным в создании внешней иллюзии контроля среди полного хаоса. Я говорю им, что Джулия уехала на некоторое время, может быть на день или два. Она вернется. Она просто должна уладить кое-какие дела, которые расстраивают и смущают ее. Я даю им все стандартные заверения, что их мама любит их и я их тоже люблю и все скоро наладится. Все время они оба сидят, как маленькие изваяния. Может, они отражают то, что я им говорю.
Мы идем в ресторан и берем пиццу на обед. Обычно, это приносит массу шума и удовольствия. Этот вечер проходит в тишине. Все молчат. Мы механически жуем, и уходим.
Когда мы приходим домой я сажу обоих за уроки. Я не знаю, делают они их или нет. Я иду к телефону и после долгих дебатов с самим собой делаю несколько звонков.
У Джулии нет друзей в Берингтоне. Никого, кого я бы знал. Поэтому бесполезно спрашивать у соседей. Они все равно ничего не знают, а история о том, что у нас есть какие-то проблемы, распространится со скоростью ветра.
Вместо этого я звоню Джейн, ее подруге, которой она уезжала поплакаться прошлый раз. Никто не отвечает.
Я звоню ее родителям. Подходит ее отец. После некоторых разговоров о погоде и детях мне становится ясно, что он не собирается делать никаких заявлений. Я делаю вывод, что родители не знают, что происходит. Но как только я собираюсь закончить разговор и избежать объяснений, ее отец спрашивает:
- А Джули не подойдет к телефону?
- А, это, кстати, причина, по которой я звоню.
- Я надеюсь, ничего не случилось?
- Боюсь, что случилось. Она ухала вчера, пока я был в походе с Дэйви. Я думал, что вы что-то о ней слышали.
Он, немедленно распространяет сигнал тревоги к матери Джулии. Она берет трубку.
- Почему она уехала?
- Я не знаю.
- Я знаю, какую дочь мы вырастили, и она не может так поступить, если нет какой-то причины, - говорит она.
- Она только оставила мне записку, что ей нужно уехать на некоторое время.
- Что ты с ней сделал? - орет она.
- Ничего! - защищаюсь я, чувствуя себя, как лжец при обвинении.
Затем ее отец опять подходит к телефону и спрашивает, не звонил ли я в полицию. Он предполагает, что ее могли похитить. Я говорю ему, что это маловероятно, потому, что моя мать видела ее, уезжающую на машине и никто не приставлял пистолет к ее голове. Наконец я говорю.
- Если вы, что-то от нее услышите, перезвоните мне, пожалуйста. Я очень беспокоюсь.
Через час, я звоню в полицию. Но, как я и ожидал, они ничем не могут мне помочь. Я ложу детей спать.
Где-то посреди ночи я смотрю на потолок и слышу, как подъезжает машина. Я выскакиваю из постели и смотрю в окно. Через некоторое время фары разворачиваются в другую сторону. Нет, это был всего лишь заезжий, который свернул на нашу улицу. Машина исчезает в темноте.
17
Утро понедельника - сплошное бедствие.
Оно началось с того, что Дэйви пытался приготовить завтрак. Прекрасное и нужное занятие, но он его совсем провалил. Пока я был в душе, он пытался сделать оладьи. Я уже наполовину побрился, когда слышу, крики на кухне. Я бегу на кухню и вижу, что Шарон и Дэйви толкаются. Сковородка с комком масла лежит на полу, а оладьи с одной стороны черные а с другой сырые валяются рядом.
- Что случилось? - кричу я.
- Это все она, - визжит Дэйви показывая пальцем на Шарон.
- Ты их спалил, - отвечает Шарон.
- Это не я!
Дым поднимается от плиты, где было разлито тесто. Я переступаю и счищаю с плиты то, что пригорело.
Шарон жалуется мне.
- Я только пыталась помочь. Но он мне не дал, - она повернулась к Дэйви, - даже я знаю, как делать оладьи.
- Ладно, раз вы оба хотели помочь, помогите теперь все убрать, - говорю я.
Когда все было восстановлено и приведено в порядок, я разогрел холодную кашу. Мы еще раз поели в тишине.
После всех разрушений и задержек Шарон опоздала на школьный автобус. Я стою с Дэйви на пороге и жду Шарон, чтобы отвезти ее в школу. Она лежит на постели.
- Ты готова? Где ты там?
- Я не пойду в школу.
- Почему?
- Мне не хорошо.
- Шарон, тебе надо идти в школу.
- Но мне плохо.
Я сажусь на край кровати.
- Я знаю, что ты расстроилась, я тоже. Но есть факты: мне нужно на работу, и я не могу остаться дома с тобой, а оставить тебя одну я не могу. Тебе нужно либо поехать к бабушке, либо идти в школу.
Она села на кровать. Я обнял ее.
- Лучше я пойду в школу.
Я чмокаю ее и говорю.
- Хорошая девочка, я знал, что ты поступишь правильно.
Я отвожу детей в школу и еду на работу. Девять утра. Как только я вхожу, Фрэн машет пачкой сообщений. Я хватаю их и читаю. Это от Хилтона Смита, отмечена 'срочно' и дважды подчеркнуто.
Я звоню ему.
- Время, однако, - говорит Хилтон, - я звонил тебе час назад.
Я закатываю глаза.
- В чем проблема, Хилтон?
- Твои люди сидят на сотне полуфабрикатов, которые мне нужны.
- Хилтон, мы не сидим нигде.
Он повышает голос.
- Тогда почему они до сих пор не у меня? У меня заказ, который я не могу отгрузить потому, что твои люди катают шары!
- Дай мне детали, я отправлю кого-нибудь посмотреть.
Он дает мне несколько цифр и я записываю их.
- О'кей, тебе перезвонят.
- Тебе придется сделать не только это, приятель - говорит Хилтон, - я должен быть уверен, что мы получим эти полуфабрикаты до конца дня. Я имею ввиду все 100 штук, не 87 и не 99, а всю партию. Я не собираюсь, чтобы мои люди дважды настраивали оборудование.
- Хорошо, я сделаю, что смогу. Но я ничего не обещаю.
- Оу? Давай так. Если мы не получим 100 штук полуфабрикатов, я звоню Пичу. Я слышал у тебя уже много проблем с ним.
- Послушай, приятель, мой статус с Биллом не твоё собачье дело. Что позволяет тебе думать, что ты можешь мне угрожать?
Пауза была такая длинная, что я думал, что он повесит трубку. Затем он сказал.
- Может тебе стоит почитать почту?
- Что ты хочешь сказать?
Я почувствовал, что он улыбается.
- Просто дай мне полуфабрикаты к концу дня, - сказал он сладко, - Пока-пока.
Я повесил трубку.
- Зануда, - проворчал я.
Я говорю с Фрэн. Она вызывает Боба Донована ко мне, а затем извещает персонал, что в 10 будет совещание. Когда приходит Донован, я прошу его посмотреть, как экспедитора, что задерживает заказ Смита. Почти скрипя зубами, я говорю ему, что заказ должен быть отправлен сегодня. После того, как он уходит, я пытаюсь забыть об этом разговоре, но не могу. Я иду и спрашиваю Фрэн, приходила ли какая-нибудь почта с упоминанием Хилтона Смита. Она задумывается и достает папку.
- Это письмо пришло в пятницу. Похоже, мистер Смит пошел на повышение.
Я беру письмо, которое она держит. Оно от Билла. В нем говорится, что он назначил Хилтона на новую должность менеджер по производительности объединения. Назначение вступает в силу с конца этой недели. Описание должностных обязанностей говорит, что все управляющие заводов должны отчитываться Смиту, который будет 'уделять особое внимание улучшению производственной производительности с акцентом на снижение издержек.'
Я запел: 'О, какое замечательное утро…!'
Того энтузиазма, который я ожидал от моего персонала, в ответ на мое обучение всего, что я узнал в эти выходные… я не получил. Наверно я ожидал, что все, что мне надо будет сделать, это пройтись с открытым ртом и озвучить свои открытия, и они в ответ будут поражены моей очевидной правотой. Но так не получается. Мы: Лау, Боб, Стаси и Ральф Накамура, который отвечает за сбор данных на нашем заводе - в конференц-зале. Я стою возле доски, на которой висят большие листы бумаги. Лист за листом покрыт небольшими диаграммами, которые нарисовал в ходе своих объяснений. Я потратил два часа, чтобы все объяснить. Но, несмотря на то, что уже почти обеденный перерыв, они сидят в полном безразличии.
Смотря на доску и на их лица, я замечаю, что они не знают, что с этим всем делать. Я вижу слабый проблеск понимания в глазах Стаси. Боб Донован сомневается; похоже, он интуитивно догадывался до некоторых вещей. Ральф не уверен, что все так, как я говорю. Лау дуется на меня. Один симпатизирующий, один сомневающийся, один сбитый с толку и один скептик.
- Ну, что не понятно? - спрашиваю я.
Они переглядываются.
- Давайте, - говорю я, - похоже, что я только что доказал, что дважды два - четыре, а вы до сих пор не верите, - я смотрю прямо на Лау. - Что у тебя за проблемы?
Лау сидит вдалеке и качает головой.
- Я не знаю. Эл, просто… ты сказал, что понял это, наблюдая за компанией ребят во время похода в лесу.
- Ну, и что не так?
- Ничего. Но откуда ты знаешь, что эти вещи будут работать на заводе?
Я перелистываю несколько страниц на доске назад и открываю ту, на которой написаны два феномена Ионы.
- Смотри, у нас есть статистические отклонения на заводе? - спрашиваю я, указывая на эти слова.