— Так, — говорю я. — Теперь возьмитесь за руки.
Все переглядываются.
— Давайте, давайте! Просто возьмитесь за руки! — прошу я. — И стойте, не идите.
Затем я беру Герби за руку и иду вперед по тропе мимо всего строя. Держащиеся за руки дети начинают двигаться за мной — я словно цепь волоку. Я дохожу до Энди и продолжаю идти. Пройдя расстояние, равное удвоенной длине шеренги, я останавливаюсь. Я фактически вывернул строй «наизнанку», так что они поменялись местами с точностью до наоборот.
— Теперь слушайте! — говорю я. — В этом порядке мы будем идти до места назначения. Понятно? Никто никого не обгоняет. Каждый просто старается не отставать от идущего впереди. Герби пойдет первым.
Герби явно изумлен.
— Я?
Все остальные удивлены не меньше.
— Вы хотите, чтобы он вел нас? — спрашивает Энди.
— Но он же самый медлительный, — говорит еще кто-то.
А я отвечаю:
— Идея этого похода не в том, чтобы выявить самого быстрого. Идея в том, чтобы прийти в пункт назначения вместе. Мы не группа индивидуалистов. Мы — команда. А члены команды приходят в лагерь тогда, когда приходят все.
Мы продолжаем путь. И этот прием срабатывает. Действительно срабатывает. Все держатся вместе. Я пристраиваюсь в хвост колонны, чтобы следить за происходящим, и жду появления разрывов. Но они не появляются! Я вижу, как в середине колонны кто-то останавливается поправить лямки рюкзака. Но как только он возобновляет ход, мы идем чуть быстрее и быстро настигаем ушедших вперед. Никто не выдыхается. Разница огромная!
Разумеется, самые быстрые мальчики, вынужденные тащиться сзади, скоро начинают ворчать.
— Эй, Герпес! — кричит один из них. — Я сейчас усну. Ты не можешь шевелиться быстрее?
— Он старается как может, — вступается за Герби мальчик, идущий вслед за ним. — Отстаньте от него!
— Мистер Рого, давайте поставим вперед кого-нибудь побыстрее, — просит Энди, идущий передо мной.
— Если хотите поставить вперед кого-то побыстрее, тогда придумайте способ, чтобы и Герби шел быстрее, — отвечаю я.
На несколько минут становится тихо.
Затем один из мальчишек кричит:
— Эй, Герби, чего ты напихал в свой рюкзак?
— Не твое дело! — огрызается Герби.
Но я говорю:
— Ладно, давайте остановимся на минутку.
Герби останавливается и поворачивается к нам.
Я прошу его пройти в конец строя и снять рюкзак. Я беру у него рюкзак — и едва не роняю его.
— Герби, да он, наверное, тонну весит! — восклицаю я. — Чем он у тебя набит?
— Ничего особенного, — отвечает Герби.
Я открываю его и достаю шесть банок газировки, несколько пакетов спагетти, коробку леденцов, банку маринованных огурцов, две банки рыбных консервов. Затем из-под непромокаемого плаща, резиновых сапог и мешка с колышками для палатки я извлекаю большую чугунную сковороду. А сбоку к рюкзаку привязана складная саперная лопата.
— Герби, зачем ты все это взял? — спрашиваю я.
— Вы же знаете, мы должны быть готовы ко всему, — смущенно отвечает он.
— Хорошо, давай это разделим между всеми, — предлагаю я.
— Я могу нести это сам! — настаивает Герби.
— Герби, послушай, ты и так нес всю эту тяжесть полпути. Но мы должны помочь тебе идти немного быстрее, — говорю я. — Если мы снимем с тебя часть груза, ты, как лидер, сослужишь нам хорошую службу.
Герби наконец начинает понимать. Энди берет себе сковороду, кто-то некоторые другие предметы, извлеченные мной из рюкзака Герби. Большую часть груза я кладу в свой рюкзак, потому что я самый старший. Герби возвращается в начало строя.
Мы снова в пути. Но теперь Герби двигается явно быстрее, поскольку избавлен от значительной части груза. Теперь мы едва не летим, продвигаясь всем отрядом вдвое быстрее, чем раньше. И при этом остаемся вместе. «Запасы» сведены к нулю. «Выработка» выросла.
Чертово ущелье очаровательно в вечернем солнце. Внизу сверкает, извиваясь среди валунов и отрогов скал, Бурная река. Золотые лучи солнца пробиваются сквозь кроны деревьев. Щебечут птицы. А вдали слышны звуки скоростной автомобильной трассы, которые ни с чем не спутаешь.
— Смотрите! — кричит Энди, стоя на холме. — Там торговый центр!
— Там «бургер-кинги» есть? — спрашивает Герби.
— Вот тебе и дикая природа, — с досадой произносит Дейв.
— Да, дикие места нынче не те, что были когда-то, — соглашаюсь я. — Ну что ж, придется довольствоваться тем, что есть. Давайте разбивать лагерь.
Времени пять часов. Это означает, что, облегчив Герби ношу, мы прошли четыре мили за два часа. Герби оказался ключом, позволившим управлять всем отрядом.
Скауты ставят палатки. Дейв и Ивен готовят ужин из спагетти. Чувствуя себя несколько виноватым перед ними — ведь это я установил такие правила, что они оказались в заведомо проигрышном положении, — после ужина я помогаю им помыть посуду.
Спать мы с Дейвом ложимся в одной палатке. Мы оба устали. Дейв некоторое время молчит, а потом говорит:
— Знаешь, папа, я горжусь тобой.
— Правда? Почему?
— Ты сумел понять, что происходит, и поставил Герби вперед — если бы не ты, мы, наверное, до ночи сюда не дошли бы. Никто из других родителей не захотел брать на себя ответственность, а ты согласился.
— Спасибо, — отвечаю я сыну. — На самом деле я сегодня очень многому научился.
— Правда?
— Да. Это поможет мне, я надеюсь, исправить положение на заводе.
— Что, например?
— Тебе действительно интересно?
— Да, — уверяет Дейв.
Мы некоторое время говорим о том, что мучает меня. Сын слушает внимательно, даже вопросы задает. Когда мы закончили разговор, то до нас доносится лишь сопение из соседних палаток, пение сверчков… и визг шин какого-то идиота, наматывающего круги на шоссе.
16
В воскресенье мы с Дейвом возвращаемся домой около половины пятого, оба усталые, но довольные. Дейв выскакивает из машины, чтобы открыть гараж. Я въезжаю, потом выхожу из машины и открываю багажник, чтобы достать вещи.
— Куда это мама уехала? — спрашивает Дейв.
Я оглядываюсь и вижу, что машины Джулии нет.
— Наверное, за покупками, — говорю я.
В доме Дейв раскладывает туристское снаряжение, а я иду в спальню переодеться. Душ приносит огромное облегчение.
Я думаю о том, что, отдохнув, можно будет съездить куда-нибудь поужинать всей семьей, отметить триумфальное возвращение отца и сына.
Дверца шкафа открыта. Я подхожу, чтобы закрыть ее, и вижу, что многих вещей Джулии нет. Я стою, ничего не понимая, и пялюсь в пустое пространство. Сзади подходит Дейв.
— Папа.
Я поворачиваюсь.
— Это было на кухонном столе. Наверное, мама оставила.
Он протягивает мне запечатанный конверт.
— Спасибо, Дейв.
Дождавшись, когда Дейв выйдет, я вскрываю конверт. Внутри короткая записка:
Эл!
Я не могу и не хочу быть всегда последней в списке твоих приоритетов. Мне нужно больше внимания, но теперь мне ясно, что ты не изменишься. Я на какое-то время уезжаю. Мне нужно подумать. Прости за все. Я знаю, как ты занят.
Джулия
P.S. Шерон я оставила у твоей матери.
Когда ко мне возвращается способность двигаться, я кладу записку в карман и иду искать Дейви. Я говорю ему, что мне нужно съездить в город забрать Шерон, а он чтобы оставался дома. Если мама позвонит, он должен спросить, откуда она звонит, и узнать номер, по которому я смогу ей перезвонить. Дейв спрашивает, что случилось. Я прошу его не волноваться и обещаю объяснить, когда вернусь.
Я лечу к матери. Открыв дверь, она начинает говорить о Джулии, не дав мне даже поздороваться.
— Алекс, ты знаешь, что твоя жена устроила? — спрашивает она. — Вчера я готовила обед, когда позвонили в дверь. Я открываю и вижу: Шерон стоит на крыльце с чемоданчиком. А твоя жена сидела в машине и даже не вышла, а когда я направилась к ней поговорить, она уехала.
Я вхожу в дом. Навстречу мне бежит Шерон. Она была в гостиной, смотрела телевизор. Я поднимаю ее на руки, и она крепко обнимает меня. Мать продолжает говорить.
— Что с ней произошло? — спрашивает она.
— Пожалуйста, давай поговорим об этом позже, прошу я.
— Я просто не понимаю, что…
— Позже у ладно?
Я перевожу взгляд на Шерон. Ее лицо напряжено. Глаза широко раскрыты и неподвижны. Она явно напугана.
— Тебе нравится у бабушки? — спрашиваю я.
Она кивает, но ничего не говорит.
— Может, поедем домой?
Шерон смотрит в пол.
— Хочешь домой? — еще раз спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
— Тебе хорошо с бабушкой? — с улыбкой спрашивает моя мать.
Шерон начинает плакать.
Я отношу Шерон и ее чемоданчик в машину. Мы едем домой. Проехав пару кварталов, я поворачиваюсь к дочери. Она, как маленькая статуя, сидит, неподвижно глядя перед собой. На следующем светофоре я протягиваю руку и прижимаю дочь к себе.
Она еще какое-то время молчит, но потом наконец поднимает глаза и шепчет:
— Мама еще сердится на меня?
— Сердится на тебя? Она вовсе не сердится, — отвечаю я.
— Сердится. Она не хочет со мной разговаривать.
— Нет, нет, Шерон, — настаиваю я. — Мама расстроена совсем по другому поводу. А ты ничего плохого не сделала.
— А почему тогда…
— Давай дома потолкуем, — говорю я. — Я все объясню и тебе, и Дейви.
Я всегда был сторонником того, чтобы поддерживать внешнюю иллюзию порядка посреди полного хаоса. Я говорю детям, что мама просто ненадолго уехала, может, на день или два. Она обязательно вернется. Ей просто нужно уладить некоторые вопросы, которые расстраивают ее и не дают покоя.
Далее я привожу стандартный набор уверений: ваша мама по-прежнему любит вас; и я люблю вас; никто из вас ни в чем не виноват; все будет хорошо. Мои дети в это время сидят как каменные. Может, размышляют над тем, что я говорю?
Мы едем в город поужинать. В обычных условиях это было бы радостным событием. Но сегодня царит тишина. Никто ничего не говорит. Мы механически жуем пиццу, потом уходим.