-А как та чешская девочка, Зоя Павловна? - Спросил генерал, присаживаясь с другой стороны скамейки. - Она же от вас не отходила в медсанбате, когда вас оперировали, как ее не гнали, а потом и в дивизию с вами поехала… Я тогда наших чехов спросил, что она все время говорит, так они мне перевели, что она, мол, не хочет вас отпускать… Ну, я и подумал, что уж дивизионные врачи-то ее уговорят, и с отпустил с вами… Да еще и в руку ваш орден вложил, вашу третью «Славу», которую мне комдив передал, чтобы она там врачам передала…
Морозова только улыбнулась грустно в ответ, и проговорила тихо, вспоминая ту давнишнюю историю:
-Она молодец, Сережа!.. И она меня, если честно, так и не отпустила…
-Как это? - Удивилась Сизова.
-Да вот так… Не отпустила… И в поезд за мной забралась… А потом, через несколько суток, мы приехали в Киев. - Зоя Павловна чему-то улыбнулась. - Марьяну от меня, конечно же, забрали, правда, я этого тоже не помню, и определили в детский дом…
Морозова как-то странно посмотрела вдоль аллеи и продолжила:
-Смышленая девчушка оказалась… Как немного от своих страхов оправилась, так все о себе рассказала, кто она, сколько лет, ей же тогда, как оказывается, уже почти одиннадцать лет было, а то, что худенькая такая, так это оттого, что голодали всю зиму… Ну вот… Отошла Марьяна немного, и стала ко мне в госпиталь бегать…
-И ее отпускали?
-Нет, Сережа, не отпускали! - Улыбнулась Морозова. - Но она умудрялась каждый день убегать… Посидит со мной несколько часов, а потом возвращается…
И тут на глаза женщины навернулись слезы:
-Хлеб мне все носила…
-Какой хлеб? Она что его, воровала где-то?
-Дурак ты, товарищ генерал!.. Она свою детдомовскую пайку пополам делила… Половину съест, а половину мне несет, глупышка… - Морозова смахнула скупую слезу. - А я ей половину своей пайки отдавала… Так и обменивались… А она мне все твердила, что мой хлеб самый вкусный… И орден тот она сохранила, Сережа… Эта, третья «Слава», она для меня самая дорогая! И не потому, что заработанная, а потому, что Марьянка ее почти полгода от всех прятала, чтобы потом мне отдать… Вот так…
Эпилог
Май 1952 г. Москва.
…Они так и сидели втроем на скамеечке парка, и Морозова продолжала рассказывать свою послевоенную историю:
-А потом у нас помощник появился… Словно ангел-хранитель с небес!..
Сизова и Николаев замерли в ожидании продолжения рассказа, и ждать им пришлось совсем недолго:
-В июле 45-го в Киеве начался новый набор курсантов в наше военное училище… Вот у нас и появился помощник и хранитель, без которого мы, Сережа, Мила, наверное и не выжили бы в ту голодовку в 47-ом… Курсант… - Морозова опять странно улыбнулась. - Он для нас все делал, ребята!.. Да, если положа руку на сердце, он нас и спас… А меня-то уж и просто во второй раз!..
-Это кто ж такой? - Свел брови на переносице генерал. - Я его знаю?
Морозова улыбнулась широкой, открытой улыбкой:
-Уж более, чем кто либо, товарищ генерал-лейтенант! - Ответила Зоя. - Ты тогда еще полковником был, а он у тебя в ординарцах в Чехословакии бегал!.. Помнишь того ефрейтора, Сережа?.. Как Петю Якушина «Смершевцы» забрали, ты его к нам в разведроту отпустил… А потом, за тот проклятый Зноймо, представил к званию Героя Союза…
-Степняк?!! Яшка-цыган?!! - Подскочил со скамейки генерал. - Так это он был?
-Он, Сережа, он… Все три года, пока учился, помогал нам…
-Я его найду!!! Я же не знал, что все так обернулось, Зоя Павловна! - Загорячился Николаев. - Я его обязательно!..
-Подожди, Сережа!!! - Оборвала мужа на полуслове Сизова. - Зоя Павловна… Я только одного не поняла!.. Вы сказали «нас»… Так та чешская девочка…
-Я в госпитале до октября лежала, Мила… А как только выписалась, так сразу же ее из детского дома и забрала - нечего ей там было делать…
-И?
-Документы собрала кое-какие… Правда, побегать немного по инстанциям пришлось… Но зато…
Морозова опять бросила взгляд куда-то вдаль:
-Зато, Милка… У меня теперь опять есть семья… Удочерила я ее… Понимаешь?.. Так теперь и живем вместе… Одной семьей…
И над этой парковой скамеечкой повисла долгая, на несколько минут пауза…
-А ее увидеть можно? - Проговорила, наконец-то, Сизова, едва-едва придя в себя от услышанного. - Я к вам, в Киев приеду, мы вместе с Сережей приедем! Познакомите…
И тут Морозова улыбнулась хитро, и посмотрела на генерала:
-Ты, товарищ важный, теперь уже, генерал, помнится, когда-то все говорил мне, что я - твоя семья, и ты очень хотел, чтобы в твоей семье были сразу два Героя Союза, что заслужили, и что ты обязательно добьешься «справедливости»?
-Не получилось… - Ответил Николаев, и отвел в сторону взгляд. - После той истории с Онищенко… Ваша Золотая Звезда, Зоя Павловна… Ну, вы же сами знаете, какие тогда были времена…
-А ведь будет!..
-Не понял? - Генерал удивленно посмотрел на Морозову.
-Ну, как ты хотел, так и будет, Сережа… - Улыбнулась Зоя хитро. - И думаю, что очень скоро!.. В «нашей» семье будет два Героя Союза… Милка твоя, и вот…
Она вдруг поднялась со скамейки, залихватски сунула в рот два пальца, и свистнула совершенно по-разбойничьи:
-Ф-фиу-фи-и-ть!!!
И на этот свист обернулась парочка, которая прогуливалась вдалеке…
Морозова махнула рукой и крикнула требовательно:
-А ну-ка, бегом сюда!!!
Сизова и Николаев уже стояли рядом, совершенно не понимая, что происходит, а Морозова…
Она только и сказала тихо, наблюдая за парочкой, несущейся к ним по аллее бегом:
-В гости, конечно, милости просим, Людмила, а вот для того, чтобы познакомиться, далеко ехать не надо… Марьяна Студене, Милка, моя дочь, как только достигла шестнадцати лет и пошла получать свой паспорт, заявила, что хочет носить имя Мария Степановна Морозова… Она все знает…
-А как же?.. - Опешила полковник.
-А так!.. Ничего особенного даже и менять-то не пришлось… Ни имя, ни фамилию, ни даже отчество - ее родного отца звали Стефан… Просто перевели на русский, и все дела… Так что… Моя Маша опять со мной, как и до войны…
-Так это она?!! А я думала… Мало ли у нас Морозовых…
Зоя повернула голову и обратилась к Николаеву:
-Да и тебе, Сережа, никуда специально ехать не придется… Сейчас сам все поймешь…
В этот момент к ним приблизилась, наконец, бегущая парочка, и…
Молоденький офицер, на груди которого, кроме солидного набора боевых орденов и медалей поблескивала еще и Золотая Звезда Героя, завидев генерала, отпустил ладонь девушки, которую сжимал все это время. Он тут же перешел на строевой шаг, отчеканил их несколько, и остановился в двух метрах, залихватски подбросив к лаковому козырьку фуражки ладонь:
-Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться! - И широко улыбнулся бесшабашной белозубой улыбкой. - Разрешите представиться! Старший лейтенант Степняк!
-Яшка… - Только и проговорил оторопевший от неожиданной встречи генерал. - Яшка-цыган… Вольно!!! Морда твоя цыганская!!! Вольно!!! Ах ты!!!
Генерал сграбастал старлея в сои объятия так резко и порывисто, что по щербатому асфальту аллеи покатились сразу две фуражки - генеральская, и та, что была попроще, с головы старшего лейтенанта…
А рядом…
Рядом происходила другая сцена…
Людмила Сизова пристально всматривалась в лицо молоденькой, раскрасневшейся от бега, девушки…
Она бросила свой испытывающий взгляд, от носков туфель до макушки, чем ввела девчонку в еще большее смущение, и проговорила негромко:
-Так это ты и есть - Маша Морозова… А я ведь узнала твой почерк… Там, на стрельбище… Только подумала… - Полковник взяла в свои руки ладони девушки, потеребила их пальцами, и проговорила еще тише. - Боже!.. Как же ты похожа!.. На ту Машу…
Девушка бросила мимолетный взгляд на Зою, и так кивнула одобрительно…
-Я знаю, Людмила Алексеевна… У мамы осталась всего одна фотография с тех времен… Но я видела… Мама мне показывала…
-Мама… - Проговорила Сизова, и глаза прославленной женщины стали влажными. - Это правильно, девочка!.. Именно она - МАМА!!! …Вокруг этих людей, вновь обретших друг друга, буйствовала весна 1952 года, и жизнь казалась радужной и счастливой…
А из больших репродукторов, развешенных на столбах, неслись жизнеутверждающе слова довоенного марша, который пел своим неповторимым, хриплым голосом всенародный любимец Николай Крючков:
…На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые родины стоят.
Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отважен и силен,
У границ земли дальневосточной
Броневой ударный батальон.
Там живут, и песня в том порука,
Нерушимой, крепкою семьей
Три танкиста, три веселых друга -
Экипаж машины боевой…
…Жизнь продолжалась, и уже все верили в то, что теперь-то уж, настоящему, человеческому счастью не будет преград…
25 апреля 2009 г. г. Одесса.