С нетерпением жду Вашей фотографии.
Аурига-2
Дорогой друг!
Уверяю Вас, Ваш поступок нисколько не разгневал меня, а всего только озадачил. Жаль, что пластинку Вам не вернули. Мне хорошо известно, чего можно ожидать от правительства, поэтому высылаю Вам новую пластинку.
Я не в состоянии уяснить себе, почему Вас предостерегают от продолжения переписки. Или они думают, что я съем Вас на расстоянии? Прошу прощения, но в еде я предпочитаю обходиться без водорода.
Как бы то ни было, я прошу Вас прислать мне Вашу карточку на память о нашей дружбе. Получив ее, я вышлю Вам свою. Вы вольны сохранить ее, выбросить или передать властям — я утешусь сознанием того, что обмен был честный.
С наилучшими пожеланиями.
Аурига-2
Дорогой друг!
Ваше последнее письмо шло так долго, что я уже начал беспокоиться, придет ли оно вообще. Меня огорчило отсутствие в нем фотографии, смутило упоминание о каком-то рецидиве и порадовало обещание выслать снимок, как только Вы оправитесь — что бы это ни значило. Очень рад, что Вы написали мне. Просьба руководства клуба не рассказывать в письмах о своих горестях вызывает у меня уважение. Как часто мы злоупотребляем вниманием друзей! А ведь у них забот ничуть не меньше, чем у нас. Взять хотя бы меня: я нахожусь в тюрьме, и мне предстоит провести в ней еще тридцать лет. Сама мысль об этом невыносимо тяжела для моего свободного духа, пускай даже после отбытия срока меня ждет долгая и плодотворная жизнь.
Несмотря на Ваше дружеское письмо, я обижусь, если Вы не переправите мне фотографию.
С надеждой.
Аурига-2
Дорогой друг!
Фотография прибыла. По строкам предыдущих писем я составил себе представление о Вашей наружности, но снимок опрокинул мои домыслы и лишний раз доказал, что слова не способны описать что-либо в точности.
Как и обещал, прилагаю свою фотографию. Ну, и что Вы теперь обо мне думаете? Вряд ли Вы рассчитывали увидеть этакую металлическую образину. Расы, с которыми мы поддерживаем связь, сторонятся нас, потому что мы — существа с повышенной радиоактивностью, единственные в известной нам Вселенной, так сказать, радиоактивная форма жизни. Смею Вас заверить, чувствовать себя изгоями — удовольствие ниже среднего.
Я как-то обмолвился, что надеюсь вырваться не только из тюрьмы, но и из тела, которое в ней заключено. Думается, Вам интересно будет узнать, как далеко продвинулись мои изыскания. Решение проблемы состоит в обмене разумов, причем под обменом я подразумеваю нечто отличное от общепринятого толкования. Для осуществления процедуры необходимы, если можно так выразиться, «слепки» с обоих участников — с их мыслей, ощущений и тел. Здесь нет ничего сложного, нужно лишь обменяться детальными фотоснимками. Детальный снимок — такой, на котором отражены малейшие нюансы. Дальше следует убедиться в том, что обмен фотографиями произошел, что карточка другого у каждого из участников под рукой. (Слишком поздно предпринимать что-либо, приятель. Субпространственная энергия перетекает с одной пластинки на другую. Так что советую спокойно дочитать письмо.) Упомянутый обмен разумов есть на деле подавление личности-«подлинника»: она загоняется в подсознание, а ее место занимает «копия» с пластинки.
Вы сохраните все воспоминания о своей жизни на Земле, а я — о пребывании на Ауриге. Кроме того, к Вам перейдут обрывки моих воспоминаний, а ко мне — Ваших. Подавленное «я» постоянно будет стремиться обрести себя, но ему недостанет на это сил.
Устав от Земли, я обменяюсь телами с кем-нибудь еще. Через тридцать лет я вернусь на Ауригу за своим собственным телом, а Вам придется вселиться в то, которое я в тот момент буду занимать.
Не правда ли, как удачно все сложилось? Вы переживете своих современников и приобретете бесценный опыт. Что касается меня, то я, признаться, питал надежду на более выгодный обмен… Но хватит объяснений. Когда Вы дойдете до этого места. Ваши глаза станут моими. На случай, если Вы меня слышите, — будьте здоровы, приятель. Ваши письма были для меня едва ли не единственной отрадой. Обещаю изредка писать Вам, чтобы Вы знали, где мне доведется побывать.
Аурига-2
Дорогой друг!
Благодарю Вас за Вашу поспешность. Я долго колебался, прежде чем принял решение. Приглашенные правительством ученые быстро установили, для чего предназначена Ваша «фотопластинка», так что исход Вашей затеи зависел целиком и полностью от меня. В конце концов я сказал себе, что, если Вы так торопитесь, не стоит Вас удерживать.
Теперь я знаю, что Вы не заслуживали жалости. Ваш план завоевать Землю был смехотворным, но то, что он у Вас возник, убивает во мне всякое сочувствие к Вам.
Вы, должно быть, поняли уже, что человек, который был парализован с детства и перенес несколько сердечных приступов, долго не протянет. Рад сообщить Вам, что Ваш некогда одинокий друг по переписке наслаждается жизнью. С удовольствием подписываюсь именем, к которому со временем надеюсь привыкнуть.
Всего доброго.
Звук
— Вам поступил вызов, — сообщил коммутатор.
Крейг щелкнул клавишей.
— Да? — сказал он еще до того, как появилось изображение.
— Это я, Джордж, — на экране возникло взволнованное женское лицо, — Джордж, мне только что звонил Игробот. Дидди отправился на поиски звука.
— Ох! — сказал Джордж, вглядываясь в лицо на экране.
Обычно она выглядела хорошо — с чистой кожей, приятной фигурой, прекрасными вьющимися черными волосами. Однако сейчас явно была не в форме: глаза панически расширены, все тело напряжено, волосы растрепаны.
— Веда, — резко сказал он, — перестань!
— Но он бродит по улицам, а, по слухам, весь район кишмя кишит шпионами йевдов.
Она содрогнулась, произнося название величайшего врага человечества.
— Игробот позволил ему уйти, так ведь? Значит, Дидди готов.
— Но его не будет всю ночь.
Крейг медленно кивнул.
— Послушай, дорогая, ничего страшного не произойдет. Это часть процесса взросления, и мы ожидаем чего-то в этом роде с тех пор, как в прошлом мае ему исполнилось девять, — он неожиданно сменил тему: — Может, тебе стоить пройтись по магазинам? Занять себя на остаток дня, чтобы выкинуть все эти тревоги из головы. Можешь потратить… — Он быстро произвел подсчеты, бросил еще один взгляд на ее лицо и решил увеличить сумму: — Пятьсот долларов. Исключительно на себя. До свидания, дорогая, и не волнуйся.
Он поспешно разорвал связь и встал. И надолго застыл у окна, глядя вниз на Верфи. С этой возвышенной точки он не мог видеть ни «Путь», ни корабль: они были по другую сторону здания. Однако сказочная страна улиц и домов очаровывала, как всегда. Верфи были пригородом Солнечного города, и огромная столица в искусственной тропической оправе представляла собой зрелище, которому не было равных в контролируемой человечеством части Галактики. Здания и парки уходили за затянутый дымкой горизонт.
Оторвав взгляд от открывающегося вдали вида, Крейг перевел его на собственно Верфи. Медленно отвернулся от окна. Где-то внизу его девятилетний сын исследовал мир звука. Оставалось лишь надеяться, что йевды не доберутся до мальчика, но это было нелегко и для самого Крейга, и для Веды.
Он достал микрофильм с планом девяностофутового квартала, вставил его в проектор и принялся изучать изображение.
К тому времени, когда небо потемнело, Дидди понял, что звук никогда не кончается. Было приятно понять это — после того, как он ломал над этим голову всю свою жизнь; или, по крайней мере, так ему казалось. Ему говорили, что звук кончается где-то «снаружи»… в общем, неопределенно. Однако сегодня днем он убедился сам, что, как далеко ни зайти, звук остается.
Тот факт, что старшие лгали об этом, не взволновал Дидди. По словам его робота-учителя, Игробота, родители иногда выдумывают всякие несуразности, чтобы проверить изобретательность ребенка и его уверенность в своих силах. Очевидно, это была одна из таких «несуразностей», которую он только что опроверг.
На протяжении всех этих лет звук был в Игроботе, и в гостиной, независимо от того, молчал Дидди или разговаривал, и в столовой он слышал его ритм, пробивающийся сквозь обычные звуки, издаваемые мамой, папой и им самим — в те дни, когда ему позволяли есть вместе с ними. Ночью звук прокрадывался к нему в постель, и даже в самом глубоком сне мальчик чувствовал его пульсацию в своей голове.
Да, звук был ему хорошо знаком, и вполне естественно, что он попытался выяснить, смолкнет ли звук сначала в конце одной улицы, а потом другой. Однако по скольким бы улицам он ни шел, все равно, в западном направлении, восточном, южном или северном, звук следовал за ним.
Час назад Дидди пообедал в маленьком ресторане и решил, что теперь пора выяснить, где начинается звук.
Он остановился, пытаясь сообразить, куда забрел. Важно было понять, в какой части Верфей он находится. Мысленно подсчитывая число улиц между Пятой и Девятнадцатой, Центральной и Прямой, мальчик совершенно случайно поднял взгляд. Там, на расстоянии сотни футов, шел человек, которого он уже видел три квартала и десять минут назад.
Что-то в движениях этого человека пробудило странные, неприятные воспоминания, и в первый раз мальчик заметил, как сильно уже потемнело небо.
Он с небрежным видом пошел по улице, с радостью осознавая, что не боится. Он рассчитывал проскользнуть мимо человека и добраться до Шестой, более людной улицы. И еще, конечно, надеялся, что ошибся, заподозрив в человеке йевда.
И вдруг сердце у него упало. К первому человеку присоединился второй, и они начали пересекать улицу наперерез Дидди. Мальчик сдержал порыв повернуться и броситься наутек. Сдержал потому, что если они и впрямь йевды, то могут двигаться в десять раз быстрее даже взросл