Насчет «кинорежиссеров».
Когда делали фильм «Нормандия — Неман», из Министерства культуры попросили меня принять режиссера картины и сценариста писателя Константина Симонова. Встретился я с ними. Просили они о содействии при съемках полетов французских летчиков на ЯКах во время Отечественной войны. Я дал необходимые распоряжения.
А теперь относительно пионеров.
Позвонил мне как-то один из секретарей ЦК комсомола с просьбой открыть в воскресенье выставку детского технического творчества в Политехническом музее. Я начал отказываться, но… «вы сами в прошлом авиамоделист»… «вас ребята знают»… «мы советовались в ЦК, рекомендовали вас»… «это партийное поручение»… Я согласился, приехал, выставка оказалась интересной, собралось множество ребят, выступил перед ними.
Вспоминаю эту историю, и как-то даже не верится, что это было на самом деле.
Через несколько лет мне снова пришлось побывать на этом полигоне. Здесь испытывался один из новейших самолетов нашего конструкторского бюро.
Вроде все было таким же, как и в 1960 году. И 40-градусная жара, и голая пустыня кругом, и первоклассный аэродром с ангарами и лабораториями, и много старых знакомых. Тот же жилой домик, правда теперь уже с «эркондишен» — прибором, с помощью которого даже в самую жаркую погоду в помещении поддерживалась прохладная температура.
На рассвете, пока еще не так жарко, начинался рабочий день аэродрома. Один за другим с оглушительным ревом и свистом поднимались реактивные самолеты. Результаты полетов по записям приборов-самописцев и по докладам летчиков-испытателей изучались и обсуждались специалистами. Затем намечалась программа на следующий день.
Все работали с огромным напряжением, сознавая большую ответственность момента, — ведь здесь проверялась боеспособность новейших видов авиационного оружия.
Здесь сдавали трудный экзамен наша авиационная мысль, наша наука. Здесь состыковывались теория с практикой. Творчество научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро получало оценку испытателей — лучших мастеров летного искусства. Авиация совершала новые смелые шаги в завтра, в будущее.
И мысленно мы сравнивали испытываемое сейчас с тем, что показывали еще совсем недавно. Чувство гордости и глубокого удовлетворения переполняло меня и моих сотрудников. Как далеко шагнула вперед наша техника за это короткое время!
Две выставки
5 сентября 1960 года в Англии, на аэродроме Фарнборо, открывалась ежегодная авиационная выставка. На нее была приглашена советская делегация. 1 сентября утром мне сообщили, что я назначаюсь главой делегации. Я давно не был в Англии, и поездка представляла для меня большой интерес. Правда, до открытия выставки оставалось мало времени и я сомневался, что за такой короткий срок удастся оформить заграничный паспорт и английские визы.
Нужно было срочно ехать в министерство по вопросам оформления. Там я узнал состав делегации, в числе которой были конструктор самолетов О. К. Антонов, конструктор двигателей П. А. Соловьев, конструктор приборов Р. Г. Чачикян и др. Всего 12 человек. Все они были своевременно оформлены. Только у нас с Антоновым не было виз. Работники, ведающие заграничными командировками, подтвердили мои сомнения: так быстро получить визы — дело безнадежное: для оформления требуется две недели.
Однако в данном случае английское посольство было весьма внимательно, немедленно позвонили в Лондон, и вечером того же дня, в виде исключения, визы были выданы.
4 сентября на французской «Каравелле» мы вылетели в Стокгольм, где должны были пересесть на самолет, идущий в Лондон.
Самолет «Каравелла» произвел на нас прекрасное впечатление. Кабина отделана с чисто французским изяществом. Все просто, легко, экономно и элегантно.
Самолет принадлежал скандинавской компании воздушных сообщений «САС». Экипаж — летчики и стюардессы — шведский.
Сразу же после взлета на Шереметьевском аэродроме и до самого прибытия в Стокгольм экипаж ни на минуту не оставлял нас без своего внимания. Это скрасило двухчасовое пребывание в воздухе.
Поражала быстрота и четкость обслуживания пассажиров. Двум очаровательным стюардессам, высоким, стройным блондинкам, помогали два улыбчивых, симпатичных молодых человека. Выходя из самолета, мы увидели, что молодые люди, которых мы приняли за стюардов, стоят у трапа в отличных форменных костюмах с позументами, — это были второй летчик и радист. А я думаю, что и на наших воздушных линиях неплохо было бы следовать примеру шведского экипажа.
Самолет из Стокгольма в Лондон отправлялся через 4–5 часов. Шведские власти почему-то приняли нас негостеприимно. Несмотря на то что в нашем распоряжении оставалось несколько часов свободного времени, нам не только не разрешили поездку в город, но даже не позволили выйти из зала ожидания транзитных пассажиров, где мы вынуждены были томиться.
Зная о предстоящей остановке в Стокгольме, я при отлете из Москвы дал телеграмму в наше посольство в Швеции. Товарищи из посольства встретили нас на аэродроме, пытались устроить нам поездку в город, но безуспешно. Шведские аэродромные власти были непреклонны. Видимо, как «компенсацию» за отказ нам выдали по талону на право получения в буфете… стаканчика апельсинового сока.
Может быть, это мелочь, но прекрасное впечатление, оставшееся от полета на «Каравелле» и от отличного обслуживания шведского экипажа линии «САС», было испорчено.
В 23 часа диктор наконец объявил по радио посадку на самолет, идущий на Лондон.
Дальнейший путь предстояло совершить на американском самолете «Конвер». Это двухмоторная машина с поршневыми двигателями, напоминающая ИЛ-14. Там не было такого комфорта, как в «Каравелле», но улыбки стюардесс были не менее обворожительны.
Через час — полтора ночного полета мы приземлились в аэропорту Копенгагена. Ночной Копенгаген на всех нас произвел большое впечатление. Расположенный на берегу моря, город сверху казался украшенным гирляндами разноцветных огней. Вообще вся густо населенная территория Дании, Голландии, Швеции была сплошь усыпана мерцающими огнями.
Аэропорт Копенгагена — один из крупнейших в Европе. Это огромное приземистое здание из стекла и металла. В зале ожидания воздушных пассажиров расставлены телевизионные установки, и пассажир имеет возможность видеть диктора, объявляющего о прибытии самолета или о посадке на него. Под изображением диктора появляются и задерживаются на некоторое время цифры — время вылета, чтобы можно было не только услышать, но и увидеть. Это просто, но очень удобно.
В Лондон мы прилетели в 5-м часу утра. Лондонский аэропорт, как и копенгагенский, производит весьма внушительное впечатление своими размерами и оборудованием. Огромные бетонные дорожки ограничены разноцветными сигнальными огнями — красными, зелеными, желтыми, лиловыми. Взлетно-посадочные полосы хорошо освещены. Движение самолетов по взлетным, рулежным дорожкам было очень оживленное, и летчики в темноте ловко ориентировались в этой сложной обстановке.
Из самолета, подрулившего к крытой лестнице, ведущей на второй этаж аэропорта, мы попали прямо в таможенный зал. Чемоданы уже стояли на конвейерной ленте. Вся таможенная процедура ограничивалась тем, что каждого из нас по очереди английский чиновник спросил: «Водка есть?» Мы, естественно, покачали головой — нет. С лукавой улыбкой он сказал «йес» и продолжал: «Сигареты?» Получив отрицательный ответ, улыбнувшись еще шире, сказал «йес», поставил желтым мелом крест на чемодане и проговорил «тенк ю», то есть благодарю вас.
Нам понравилась корректность английского персонала. Не только таможенный чиновник, поставивший знак на чемодане, сказал «тенк ю»; диктор, объявляющий о прибытии самолета такого-то, добавляет «тенк ю»; диктор приглашает пассажиров выйти на перрон и заключает «тенк ю». Вы едете на автобусе, кондуктор выдает билет и говорит «тенк ю, сэр». Заходите в магазин, продавец у прилавка встречает вас «сэр?»; уходите с покупкой, вас напутствует «тэнк ю вери мач, сэр». Даже если вы ничего не купили, все равно вам говорят «тенк ю» — спасибо.
Путь от аэропорта до гостиницы занял минут тридцать. Мы проехали по ночным, ярко освещенным улицам Лондона. Гостиница под громким названием «Кингскуртотель» (отель королевского двора) помещалась на Лейнстер-гарденс-террас.
Утром в гостиничном ресторане все мы получили традиционный английский завтрак, точно такой же, как при первом моем посещении Лондона 25 лет назад: стаканчик сока грейпфрута, овсяную кашу, жареный бекон с яйцом (проще говоря, яичница с ветчиной), поджаренный белый хлеб, сливочное масло, лимонный джем и чашку кофе.
После завтрака мы отправились в наше посольство, расположенное в Кенсингтон-парке на специальной посольской улице. Вдоль тротуаров этой очень тихой улицы, где запрещен проезд городского транспорта, растут большие ветвистые деревья, а за оградами, утопая в зелени, один за другим тянутся красивые особняки различных посольств.
Советское посольство помещается в очень уютном особняке. В тыльной части дома разбит сад в чисто английском стиле, с подстриженными газонами и теннисным кортом.
Сотрудники посольства организовали нам интересную прогулку по Лондону. Начали с Гайд-парка. Это огромный зеленый массив в самом центре города с громадными вековыми деревьями, асфальтированными дорожками, чудесными лужайками, по которым разрешается ходить, на которых можно посидеть и отдохнуть. В прудах Гайд-парка плавают лебеди. Они очень украшают пейзаж, придают какую-то особую прелесть окружающему.
Лебедей здесь можно увидеть часто. Даже в верхнем течении Темзы мы наблюдали за плавающими на свободе лебедями. Нам объяснили, что лебеди являются собственностью королевы, пользуются ее личным покровительством.