— Что же вы предлагаете?
— Я просил бы оказать нашей делегации больше доверия и разрешить закупать на месте под нашу ответственность то, что сочтем необходимым.
— Что же, пожалуй, разумно, — подумав, ответил Сталин.
— Разрешите также в случае каких-нибудь ведомственных заторов обратиться к вам лично.
— Не возражаю, пожалуйста.
— Кроме того, целесообразно было бы ассигновать какие-то свободные средства для оплаты непредусмотренного, но представляющего интерес оборудования и немедленного его приобретения через торгпредство.
— Сколько вы считаете необходимым выделить валюты для таких закупок? — спросил Сталин.
— Я думаю, тысяч сто — двести.
Сталин опять подошел к телефону и сказал Микояну:
— Выделите в распоряжение делегации миллион, а когда израсходуют, переведите еще миллион.
Затем, обратившись ко мне, Сталин сказал:
— В случае каких-либо затруднений в осуществлении вашей миссии обращайтесь прямо ко мне. Вот вам условный адрес: Москва, Иванову.
После этого он спросил:
— Какие еще есть вопросы?
Я поблагодарил за внимание и сказал, что больше ничего не нужно, все остальное будет зависеть от нас.
Во время поездки по авиационным предприятиям Германии мы еще раз встретились и ближе познакомились с видными представителями германской авиации. Наиболее характерной фигурой среди них являлся конструктор Вилли Мессершмитт. По технической литературе, по статьям и журналам я знал об этом человеке как о самом видном немецком конструкторе. Поэтому встреча с Мессершмиттом представляла большой интерес.
Вилли Мессершмитт — лет сорока пяти, высокий, худой, с большой головой, острыми, умными глазами, с крупными чертами лица. Иссиня-черные волосы заметно начинали редеть. Разговаривая, он глядел исподлобья, и любезность в отношении русских ему давалась с большим трудом. Как нам рассказали, Мессершмитт был членом нацистской партии.
Мы ознакомились с основными заводами в Аугсбурге, осмотрели самолеты — двухместный двухмоторный «Мессершмитт-110» и гордость немецкой истребительной авиации «непобедимый» истребитель «Мессершмитт-109».
После того как все вопросы по этим машинам были исчерпаны, возник разговор о новом самолете, интерес к которому разжигали сами же немцы, — истребителе «Мессершмитт-209». Вокруг этой машины гитлеровцы создали ореол таинственности и говорили чуть ли не шепотом о ее необыкновенно высоких летных качествах.
Естественно, мы захотели ознакомиться с этой машиной.
С нами находился в это время знаменитый летчик, Герой Советского Союза Супрун. Когда машину выкатили на аэродром, мы поняли, что нам показывают совсем не то. Это была опытная, кустарная попытка переделать в истребитель гоночный самолет «Мессершмитт». Каждый авиационный специалист видел это с первого взгляда. Судя по всему, истребителя из этой машины не получилось, и даже по ее состоянию ясно было, что она законсервирована.
Супрун, человек непосредственный и темпераментный, больше всех разозлился.
— Чем они хвастаются, какая это машина? Чего они очки втирают! — говорил он.
Представители министерства авиации сначала, как говорится, полезли в бутылку — дескать, хорошая машина. Но мы тут же дали ей технически грамотную оценку, справедливость которой они не могли не признать. Профессиональное самолюбие их было сильно задето. Они тут же проговорились, что это другая машина, а настоящий «Мессершмитт-209» стоит в ангаре. Спохватились, что наболтали лишнее, однако слово не воробей: вылетит — не поймаешь.
В этот же день при встрече с Мессершмиттом мы в деликатной форме высказали ему свои впечатления о машине. На него наша инженерная оценка самолета подействовала не менее возбуждающе, чем на его помощников. Он покраснел, разнервничался, но тоже признал в конце концов, что это не тот истребитель. Пришлось ему показать настоящий «Мессершмитт-209».
Однако, по нашему мнению, эта машина тоже еще была в очень сыром виде, далеко не закончена. Очень много времени и сил требовалось для того, чтобы довести ее до состояния боевого истребителя. Не было уверенности, что Мессершмитт сможет это сделать. Машина имела ряд таких специфических недостатков, которые ставили под сомнение возможность ее доводки, что, между прочим, впоследствии и подтвердилось.
Задетый нашей критикой, Мессершмитт взбеленился, не вытерпел, вскочил со своего места и заявил:
— Вам не нравится — как хотите! А по-моему, хорошая машина.
«Мессершмитт-209» не увидел света. Не удалось его довести. Во время войны он так и не появился в воздухе против наших самолетов.
Хейнкель — прямая противоположность Мессершмитту. Мессершмитт — сравнительно молод, высок. Хейнкель — старик, маленького роста. Мессершмитт — сосредоточенный, малоразговорчивый человек; Хейнкель, несмотря на свой преклонный возраст, подвижной, живой, любит шутить, острить. Хейнкель не раз подчеркивал, что питает большую симпатию к русским.
Однажды он пригласил нашу комиссию на обед. Здесь были его ближайшие помощники, летчики-испытатели и представители министерства авиации.
Обед проходил очень оживленно. Хейнкель угощал, провозглашал много тостов и сам изрядно выпил. Хвалил наше искусство, говорил, что очень любит русскую икру и русскую водку. Много произносилось хороших слов о замечательных свойствах русского сердца.
И в довершение всего он вдруг, коверкая русские слона, запел «Стеньку Разина»:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны…
Это прозвучало до того неожиданно, что в первый момент я не поверил, что поет сам Хейнкель. Откуда он знал эту песню? Вернее всего, слышал ее записанной на пластинку в исполнении знаменитого Шаляпина.
Хейнкель, как и Мессершмитт, был не только конструктором. Он являлся крупным капиталистом, хозяином нескольких самолетостроительных заводов Германии. Фирма Хейнкеля известна главным образом созданием двухмоторного бомбардировщика «Хейнкель-111» — основного бомбардировщика германских военно-воздушных сил.
Впервые позорную славу снискал себе «Хейнкель-111» при разгроме беззащитных испанских городов, когда Франко с помощью фашистской Германии душил в 1937 году республиканскую Испанию. Затем эти же бомбардировщики жгли в 1939 году польские города и села, сбрасывали бомбы на Бельгию, Францию, Чехословакию, Грецию.
Позже Хейнкель смонтировал на своем самолете оборудование для газовой войны. Наши истребители сбили «Хейнкеля», у которого в фюзеляже был установлен газовый баллон для отравляющих веществ. В этом самолете висели специальные маски для летчиков с надписью: «Газовые маски». Экипаж, перед тем как пустить в действие отравляющие вещества, должен был надеть противогазы и защитить себя от газа.
Хейнкель вел себя тоньше Мессершмитта. Мессершмитт не скрывал своей неприязни к русским и открыто говорил нам, что не хочет показывать свои самолеты. Хейнкель же делал вид, что рассказывает нам больше того, что ему разрешено правительством. В некоторых случаях он даже разговаривал с нами полушепотом, как будто делился какими-то секретами.
— Я очень люблю русских, и моя давнишняя мечта — лично побывать в России, — при каждом удобном случае повторял Хейнкель.
Его «любовь» к русским объяснялась тем, что в трудное для него время, в начале 30-х годов, советский заказ на изобретенную Хейнкелем авиационную катапульту и летающую лодку выручил его из беды, как он сам пишет об этом в своих мемуарах:
«…Вскоре после успеха моей катапульты в Германии я стал получать многочисленные иностранные заказы. Самый важный и самый сложный из них был получен с Востока. Как-то в начале 1930 года Мария Хуперц (секретарша Хейнкеля. — А. Я.) доложила мне, что пришли два подозрительных господина, вероятно большевики. Она считает, что ей необходимо присутствовать при беседе и следить за ними. В таких обстоятельствах она неплохой телохранитель. Моих визитеров впустили, и я должен признаться, что они не внушили мне большого доверия. Они даже не представились. Старший из них говорил только по-русски, а его товарищ быстро переводил на немецкий.
„Я представитель торговой делегации СССР в Берлине. — Подозрительно оглядываясь по сторонам, старший подождал, пока его друг переведет эти слова. — Мне поручено спросить у вас, сможете ли вы в кратчайший срок построить катапульту и летающую лодку. Скажите просто: „да“ или „нет“. Это все, что мне надо. Мы пришлем вам технические условия. Вы представите нам проекты. Если они нам понравятся, мы дадим вам заказ“.
Я не могу сказать ничего плохого о честности русских в деловых вопросах…
…В лаконичном стиле моих гостей я ответил простым „да“. Через два дня я получил документ с техническими условиями…
…Неделю спустя снова появились двое русских. На этот раз они представились. Оказалось, что старший был Алкснис, заместитель командующего красных ВВС, а молодой человек — переводчик Саснов. Я получил заказ на катапульту и опытный экземпляр самолета. „Если этот самолет окажется хорошим, — сказал Алкснис, — вы получите большой заказ. Посмотрим“.
Они положили передо мной контракт, содержащий несколько десятков пунктов и невероятное количество деталей: точные даты поставок, контроль со стороны русских, обычные неустойки в случае несоблюдения сроков поставок или снижения характеристик по сравнению с указанными в проектах. Самое главное — это контракт, сказал я себе, а с остальным мы справимся, когда его получим…»
Заказ Хейнкель выполнил. Самолеты с катапультой в установленный срок были отправлены в СССР.
В мемуарах Хейнкеля далее читаем:
«…Несколько месяцев о них ничего не было слышно. Затем неожиданно пришел Алкснис и, как всегда, без обиняков заявил мне: „Летающая лодка очень хороша. Вы получите заказ на строительство двадцати экземпляров“.
Сначала я не поверил своим ушам. Это был самый крупный заказ на один тип самолета, когда-либо полученный мной. Для экспериментального завода, подобного моему, это была чрезвычайно большая работа.