В день возвращения в Москву из Германии, вечером, я был вызван к Сталину. Со мной долго и подробно беседовали, сперва в кремлевском кабинете, а потом за ужином на квартире у Сталина.
Сталина интересовало все: не продают ли нам немцы старье, есть ли у них тяжелые бомбардировщики, чьи истребители лучше – немецкие или английские, как организована авиапромышленность, каковы взаимоотношения между немецкими ВВС – «Люфтваффе» и промышленностью и т. д.
Участвовавших в беседе, естественно, больше всего интересовало: действительно ли немцы показали и продали нам все, что у них находится на вооружении; не обманули ли они нашу комиссию, не подсунули ли нам свою устаревшую авиационную технику.
Я сказал, что у нас в комиссии также были сомнения, особенно в первую поездку, но сейчас разногласий на этот счет нет. Мы уверены, что отобранная нами техника соответствует современному уровню развития немецкой авиации.
Сталин предложил мне представить подробный доклад о результатах поездки, что я и сделал.
Гитлер и гитлеровцы
С правительственной делегацией в Берлин. • Литерный поезд особого назначения. • Граф Шуленбург устраивает скандал. • Наша резиденция – замок Бельвю. • Прием в рейхсканцелярии и обед у Гитлера. • Главные нацисты. • Безрезультатные переговоры. • «Научитесь бить немецкие самолеты».
Октябрьские дни 1940 года мы праздновали с большим подъемом: дела нашего наркомата стали налаживаться. Вечер 8 ноября проводили на подмосковной даче Наркомавиапрома.
В самый разгар веселья подходит ко мне нарком и говорит:
– Вас срочно вызывают в Кремль к Молотову, машину я уже вызвал.
В Кремле пустынно, правительственные учреждения по случаю праздника не работали, коридоры Совнаркома безлюдны. Это была моя первая личная встреча с Молотовым у него в кремлевском кабинете.
До этого я с ним не раз виделся на различных заседаниях и особенно часто у Сталина, где он бывал ежедневно с другими членами Политбюро при рассмотрении самых разнообразных вопросов.
Он сидел обычно по левую руку от Сталина, по правую – Ворошилов, дальше по обе стороны длинного стола располагались Жданов, Микоян и другие.
Перед ним всегда лежала папка с кипой бумаг по иностранным делам, которую он приносил с собой. Просматривает их, делает какие-то заметки и только изредка протрет пенсне и вскинет глаза, чтобы мы убедились, что он внимательно слушает.
Молотов постоянно участвовал в обсуждении наших авиационных вопросов.
Поздоровавшись со мной и усадив в кресло напротив себя, Молотов сообщил, что я включен в состав советской правительственной делегации для переговоров с Гитлером в Берлине.
– Как вы на это смотрите? – спросил Вячеслав Михайлович.
Я ответил довольно неостроумно, больше того, глупо: «Как прикажете».
Молотов оборвал меня и сказал с неудовольствием: «Вы можете говорить по-человечески? Хочется вам ехать или не хочется?»
Я сразу спохватился и ответил: «Большое спасибо за доверие, конечно, буду очень рад».
– Ну, вот это другой разговор, – сказал он. – Значит, завтра в 9 часов вечера вы должны явиться на Белорусский вокзал, поедем в Берлин. Это указание товарища Сталина.
– Но как же завтра? – удивленно спросил я. – Ведь у меня нет заграничного паспорта, и вообще я совершенно не подготовлен к поездке.
– Ни о чем не беспокойтесь, все будет. Чемоданчик со свежим бельем найдется?.. Больше ничего от вас не требуется. Значит, завтра ровно в 9 на Белорусском вокзале…
Назавтра, прибыв на Белорусский вокзал в условленный час, я едва пробился со своей машиной через оцепленную площадь. Масса посольских машин с флажками стояла против подъезда вокзала. Я не имел ни билета, ни каких-либо документов, но тем не менее благополучно добрался до перрона, у которого стоял специальный литерный поезд.
В назначенное время мы отбыли.
Но не успел поезд пройти и десятка метров, как вдруг с резким толчком остановился. Что такое?! Через несколько минут опять поехали. И вторично, не дойдя до конца платформы, поезд вновь остановился, с еще более резким толчком. Забегали, засуетились железнодорожники, произошла какая-то заминка.
Что случилось?
Оказывается, этим же поездом ехал немецкий посол граф фон Шуленбург. Это Шуленбург дважды останавливал состав стоп-краном только потому, что к моменту отхода поезда из посольства ему не доставили… парадный мундир, в котором он собирался выйти из вагона в Берлине.
В конце концов поезд ушел, не дождавшись мундира.
Позже мы узнали, что посольскую машину с чемоданами фон Шуленбурга не пропустили на привокзальную площадь, так как она не имела специального пропуска. Когда стал известен инцидент с мундиром Шуленбурга, вдогонку за поездом послали две легковые автомашины. Они должны были догнать состав и на одной из промежуточных станций погрузить багаж графа.
Все это происходило в ноябре, в гололедицу; машины мчались по Можайскому шоссе с бешеной скоростью, одна с багажом, другая резервная. Где-то по дороге, не то в Голицыно, не то в Кубинке, первая машина потерпела аварию. Чемоданы перегрузили на вторую, и дальше в пути, кажется в Вязьме, посольские чемоданы благополучно доставили вконец изнервничавшемуся графу.
В Берлине нас встречали с почетом, соответствующим дипломатическому рангу правительственной делегации.
К прибытию поезда на Ангальтском вокзале собралось много встречающих, среди которых находились министр иностранных дел гитлеровского рейха Риббентроп и фельдмаршал Кейтель. Был выстроен почетный караул, и оркестр исполнил «Интернационал».
В замке Бельвю, где нам отвели апартаменты, все было «заботливо» предусмотрено. Кроме цветов, фруктов, минеральной воды, путеводителей по Берлину и всевозможных реклам, любезные хозяева позаботились и о «пище духовной» для нас. На столе рядом с фруктами лежал иллюстрированный журнал под названием «Kunst dem Volk», что значит «Искусство народу», напечатанный на прекрасной меловой бумаге. На обложке изображены два гитлеровских солдата в весьма воинственных позах, с гранатами в одной руке и револьвером – в другой. Фоном картины служили дымящиеся развалины Варшавы.
Замок Бельвю, в котором остановилась советская правительственная делегация во время визита в Германию осенью 1940 года
Я перелистал странички журнала. Запомнилась одна картинка. Под развесистым деревом изображен умирающий немецкий солдат. Стоя на коленях, он склонил голову на руки ангелоподобной, светящейся благочестием девушки. Все это нарисовано в полутонах с каким-то «потусторонним» освещением. Девушка нежно гладит голову умирающего. Выражение лица солдата, отправляющегося на тот свет, блаженное. Смысл картины: умереть за фюрера – высшее призвание немца. На следующей странице – красочная иллюстрация, изображающая тяжелое немецкое орудие, около которого хлопочет орудийный расчет, а на горизонте – пылающие строения.
Все это было довольно прозрачным намеком. Но нам приходилось проявлять дипломатическую любезность, разговаривать вежливо и с улыбкой произносить на банкетах взаимные тосты, чокаясь со своими соседями.
Чуть ли не в день приезда пришлось быть на банкете в честь нашей делегации в отеле «Кайзергоф».
Мы приехали в роскошный отель, вестибюль которого представлял собой жужжащий улей. Множество немцев во фраках, смокингах, военных мундирах с орденами и медалями заполняли зал. Сквозь раскрытые двери был виден огромный, красиво сервированный стол, а на стене перед входом в зал – план стола с указанием места каждого из гостей. В назначенное время всех пригласили к столу.
Хозяин банкета, министр Риббентроп, любезно улыбался направо и налево. Я быстро нашел свое место и раскланялся со своими соседями. Перед каждым из нас на приборе лежали меню и визитная карточка с обозначением фамилии, имени и чина приглашенного.
Захотелось узнать, кто сидит рядом со мной. Я скосил глаза направо и увидел карточку генерала Тодта – одного из крупнейших инженеров и организаторов германской военной техники.
Взглянув на карточку своего визави, убедился, что это фон Папен, бывший вице-канцлер Германии. В Первую мировую войну фон Папен был не то военным, не то морским атташе в Америке, откуда его выслали за разведывательную и подрывную деятельность.
Бесцветные глаза ничего не выражали даже в тот момент, когда, обращаясь к своему соседу, он поднимал бокал с вином и пытался изобразить на своем лице подобие улыбки. Он до конца своей жизни, подобно всем фашистским главарям, остался лицемером. Когда через пять лет фон Папен был взят англичанами в плен, он смиренно спросил:
– Что вы от меня, старика, хотите?
После войны Международный военный трибунал судил Папена как одного из главных немецких военных преступников.
Левым моим соседом был престарелый адмирал. Шамкая беззубым ртом, он вдруг заговорил со мной по-русски:
– Не удивляйтесь, что я знаю ваш язык. Я был морским атташе в Москве в 1927 году, когда, помните, произошла история с покушением на советника нашего посольства. С тех пор я в Москве не был. Сейчас работаю экспертом в министерстве иностранных дел.
Банкет внезапно был прерван. Раздался вой сирены, хозяева всполошились, повскакали с мест. Немецкие офицеры предложили нам свои услуги для того, чтобы отвезти в бомбоубежище замка Бельвю. Мы вышли на улицу. Стояла светлая, лунная ночь. Где-то высоко-высоко в небе жужжали английские самолеты. Бесчисленные лучи прожекторов шарили по небу, пытаясь их отыскать. Бухала зенитная артиллерия.
Постепенно лучи прожекторов уходили в сторону, за ними удалялись и выстрелы зениток.
В ту пору английская авиация была еще слаба и немногочисленна по сравнению с немецкой. При налетах берлинцы часто отделывались одним испугом. Больших бед, как это стало позже, английские самолеты им не приносили.
Назавтра предстоял прием у Гитлера.
Из нашей резиденции – замка Бельвю – мы поехали по аллее Побед, через Бранденбургские ворота, по Уитер-ден-Линден, свернули направо, на Вильгельмштрассе, где помещался въезд в новую имперскую канцелярию – так именовался дворец, служебная резиденция Гитлера, занимавшая целый квартал в центре Берлина.