– Вы хотите сказать…
– Да, удар был болючим и полностью выводящим из строя. Я имею в виду первый удар. Второй – фиксирующий, как контрольный выстрел, что ли… Но убивать тебя не хотели. Порез осуществлён с хирургической точностью. Расчёт сделан на полный паралич, который и должен был тебя настигнуть во время лечения в вашей больнице.
– Но ведь эти одичавшие быки были в таком состоянии…
– Не забывай, пожалуйста, – мягко перебила она, – что быков этих водят на веревочке, и они получают чёткие инструкции на всякий конкретный случай, прямо в свой бычиный мозг. А использование парализованных апологетов Света стало входить в обычную практику противоположной стороны. Когда мы не поспеваем, а такое бывает! – добавила она сердито. – Мы не можем поспеть везде и всюду. Нас слишком мало. А некоторые на лечении.
Она посмотрела на меня и улыбнулась, отходя от своих мыслей. Потом положила свою бархатную ладонь мне на руку.
– Прости, я имела в виду совсем другую ситуацию. Твои активные действия ещё впереди. Иначе не было бы смысла тебя спасать.
– Понимаю, что меня выхаживают не за красивые глаза, – буркнул я.
– Именно! – подтвердила она и вдруг жёстко добавила. – Как сказано в одной из самых умных книг человечества: «Погибели предшествует гордость, и падению надменность». И давай к этому вопросу больше не возвращаться. На земле несколько миллиардов людей, и половина активно поддерживает обратную сторону. Нас не так уж много, но мы стараемся ценить каждого. А вот что касательно тебя – произошло некое…
Она старалась подыскать слово.
– … чудо, что ли… Случайностей у нас не бывает. Я всё равно должна была прилететь в Казахстан и познакомиться с тобой… Но произошел странный выплеск чёрной энергии. И мы теперь соображаем, не к моему ли приезду он был приурочен?
И опять, предупреждая мой вопрос.
– Ещё раз говорю, и более повторять не буду. Ты здесь не случайно. Случайностей у нас вообще не бывает.
Она дирижерски взмахнула руками и попросила.
– Если желаешь, проведём небольшой эксперимент.
– Что вы имеете в виду?
– Сейчас увидишь. Дай-ка мне любой листок с твоего письменного стола, первый попавшийся.
Я подошёл к бумагам, закрыл глаза, пошарил рукой по черновикам и вытащил лист. Отдал Тине, не глядя.
Она стала читать вслух.
… В непроходимом сумрачном лесу, заплутавшая меж могучих елей и величественных кедров, оставленная всем суетным миром, одиноко покоилась Обитель.
Вести извне поступали сюда редко: либо с заплутавшими путниками, либо провидением Создателя.
Когда широким атласным покрывалом ложилась ночь, в единственном деревянном Храме Обители зажигали свечи, и вставали на молитву пятеро согбенных старцев.
Это был их еженощный подвиг: они сдерживали потуги нечистого, который возжелал властвовать над всем этим серым краем, над его запуганным, забитым и погрязшим в невежестве народом…
– И даже это знает, – сказала Тина задумчиво. – Скажи мне, откуда тебе стало известно о нашей Обители?
– Ну, – сказал я неуверенно, – привиделось…
– Это было сновидение, или просто картинка?
– Скорее, картинка. Закрыл глаза, увидел, а потом неизвестно откуда полились потоки слов. Позже возникло ощущение, будто я там…
– А ведь она существует на самом деле. Понимаешь, что это такое?
– Нет, не понимаю, – честно ответил я. – Подобные видения меня периодически терзают, но на бумагу занёс совсем недавно, чтобы освободить место, и на досуге поразмыслить.
– Чего тут размышлять? Обитель означена тобой довольно чётко, за исключением некоторых деталей…
Она встала с кресла и прошлась по комнате.
– Мне с самого начала не надо было никаких доказательств, стоило только пройтись по твоей биографии и отметить несколько любопытных, якобы, совпадений. Ты – наш, – сказала уверенно.
– Конечно, литинституский, – брякнул я.
Тина бросила на меня сердитый взгляд и ответила.
– Это здесь вовсе не при чём. Будь это только так, – она сделала ударение на слове «только». – Мы бы говорили о твоих стихах и прозе, об однокурсниках, и ни о чём больше.
– Прости, Тина.
– Наконец, дождалась! – вместо ответа воскликнула она. – Дождалась, что ты мне сказал «ты».
– Я подозреваю даже, что, будь иначе, мы бы никогда не увиделись.
– Это правда. Но мы увиделись и теперь постоянно будем в контакте. Я обучу тебя некоторым «штучкам», которые обязательно пригодятся. И ещё, одно из главных пожеланий: больше анализируй свою собственную схему мироздания. И включай в неё не только это – видимое глазами. Достойного внимания много, оно удивительно разнообразно и всё здесь.
– Где здесь? – я огляделся по сторонам.
– На Земле, мой друг, на нашей старой, прожжённой, загубляемой недобрыми людьми Земле. Измерений несколько, и все они входят в твою схему мироздания. Вспомни её, воскреси в памяти. У тебя много чего там заморожено. И помни ещё одно: если кто-то, когда-то, где-то безапелляционно заявит, что ты не способен внутри себя иметь собственную схему мироздания, – отойди от него подальше, не вступай с ним в контакт… Такая схема есть внутри каждого человека. Но у одного она примитивна и охватывает только собственные заботы: дом, семья, работа. А у тебя она начинается с океанических глубин и простирается до звезд. Вот так-то, – вздохнула она озабоченно. – У тебя очень много работы. И меня зовут дела…
Чувствовал я себя не лучшим образом и осознавал, что от моего нынешнего «плохо», до «плохо» любого другого человека – громадная дистанция. Потому что я всё – плохое и хорошее – воспринимаю живо: вначале мозгом, сердцем, потом душой. Но и к хорошему очень быстро привыкаю, и долго не могу прийти в себя, если оно вдруг исчезает и его место занимает худое.
Вспомнил Штерна, Никонову. Собрать бы их здесь сейчас, и просто поговорить.
Всегда бывает именно так. Становится плохо, каверзно на душе и ты начинаешь искать общение с теми, с кем можно поговорить о таких болячках. И тогда всплывают в памяти имена твоих друзей, знакомых, с которыми ты почему-то долго не общался. А когда приходишь с ними поговорить, выясняется, что твои заморочки им не очень интересны, по причине общения от случая к случаю.
Надо чаще поддерживать связь c близкими по духу людьми, ибо только они способны тебе помочь в трудные минуты.
По возвращению увижу их всех, подумал тогда, обязательно.
Вспомнил, как негативно воспринимал некоторые черты характера Штерна, как подтрунивал над Никоновой. А ведь она из подвижников, она никогда не ждала манны небесной, а сама старалась организовать: спонсорскую помощь, конкурсы, вечера начинающих литераторов, выставки молодых художников.
Неприятие чего-то инородного надо навсегда оставить в прошлом. А ненависть – врагам. И только врагам.
Я всегда полагал, что можно безнаказанно ненавидеть.
С детства, да и в молодости, ненавидел невысоких ростом, лысоватых, в очках. И что? После тридцати пяти сам стал таковым.
Я презирал женщин полных, рыхлых, больных, с трудом передвигающихся; даже с определенным типом губ. И после сорока лет моя прекрасная жена стала подобной.
Никогда нельзя думать, что ты лучше хоть кого-то, хоть чем-то…
Ненависть – врагам.
А они есть. Их много, их методы изощрены, и они не стесняются в средствах. А мы ограничены в выборе: Свет и Правда, и никаких отклонений.
Мне показалось, что слышу голос Тины…
Люди, в большинстве своем, красивые и духовные. Других – меньшинство, но меньшинство это, осознавая, что они меньше и слабее, отчаянно работает в свою пользу. А человеку красивому и духовному особо трудиться ни к чему и очень свойственно сомневаться, он всегда стоит перед выбором…
3
– … все твои прежние треволнения – это лишь небольшая рождественская прелюдия к дальнейшему. Теперь действительно будет… Как теперь любит говорить молодежь? Теперь будет круто, по большому счёту. Знаешь, мне очень не хочется, чтобы ты воспринимал всё это игрой. Будут жуткие времена, будут кошмарные обстоятельства. Чем больше ты станешь из себя представлять, тем активней сделается ответная реакция. Про тебя ещё выдумают такое, что ни в каком страшном сне не привидится. Так оболгут, что сами удивятся. И она – эта чудовищная ложь – станет тем действенней, чем больше людей, в том числе и твоих родных, поверят в неё.
Она на миг остановилась, и сделала неопределённый жест рукой.
– А ведь поверят, – подтвердила Тина и горько добавила: – Обязательно поверят. И будут гнать, презирать, игнорировать. Это ещё несколько наших ипостасей. Возможно, кто-то попытается убить. Это не так страшно, и противоположная сторона в этом не заинтересована. Хотя порой и думаешь, лучше получить пулю в затылок, либо нож – только в самое сердце… Но физическое уничтожение, как таковое, в нашем деле мало что значит: очередной погибший за правое дело, очередной мученик.
Она усмехнулась.
– А мученики им ни к чему. К тому же регенерация тела занимает совсем немного времени. Просто новые документы, новое место жительства…
Она чуть подалась вперёд и прошептала.
– Знакомые и родные тоже новые. А для всего остального мира тебя нет. Уничтожить человека духовно, чтобы он сам подался на их сторону, чтобы там увидел благоденствие и спасение – это их настоящая победа! Арсеналы переполнены. Обличий – тьма. И всё помогает им! Всё! И только мы остаёмся незащищенными, потому что в нашем распоряжении только Свет и Правда. И никаких отклонений.
Я вздрогнул.
«Свет и Правда»…
Но вида не подал, что уже слышал это в своих мыслях.
– С чем-то подобным я уже встречался в нашем славном горняцком городке, – ответил безучастно.
– То, что было, – сразу же возразила Тина, – было маленькими радостями, по сравнению с тем, что предстоит. Кем ты был тогда? Обычный журналюга, не представляющий ни для кого опасности, да ещё с замороженной памятью.
Она на минуту замолчала, вспоминая своё.