бернулся – мама. Стоит, слепо щурясь и тускло улыбаясь.
– Подавился, что ли? – спросила она. – Помню, в детстве ты ел сливы и подавился косточкой. Аж синеть стал… Чего мы только не делали и били по спине, по затылку… Потом перевернули головой вниз и стали трясти. А тебе никак не лучше. Забегает покойная свекровь и ка-ак врежет тебе по загривку, косточка и вылетела.
И она засмеялась, чуть трясясь своим высушенным болезнями и возрастом телом.
Просмеявшись, сказала.
– Вот, что я тебе скажу, сынок. Ты идёшь своей дорогой и иди. Не сворачивай. Мне много лет, я скоро умру, и я уже предчувствую, что будет там, вижу сны иногда… Там хорошо. Тот свет и этот между собой соединены. Рухнет этот, рухнет тот, и тогда всем станет плохо, и на том свете, и на этом.
Всю сознательную жизнь мама проработала учительницей русского языка и литературы. Назидательность – ее нормальный образ. Вот и сейчас она словно вела урок в школе.
– Послушай меня хорошенько, мой взрослый, умный, но исстрадавшийся сын. Ты счастлив, да, ты счастлив, ты оказался в числе избранных. Отойдёшь в сторону, нормально не примут ни те, ни эти. Вот тогда ты станешь пустой душой. Не надо. Ещё в Библии сказано: «Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдёшь его». Вот и отпускай свой хлеб, чтобы потом его же и встретить. Не воспринимай этот Дар, как некое проклятие, прими его с благодарностью и воздастся тебе, и всем твоим близким. Ты опасен для Тьмы, потому что она пытается тебя отговорить. И враги твои – могущественны… Они могут насылать образы вместо дорогих тебе людей.
– Мама, а ты это действительно ты? – спросил я, отступая.
– Любой образ можно заменить, изменить, лишь образ матери родной всегда останется неизменным. Никто не сможет его скопировать и выдать за оригинал, ибо мать – это душа и сердце… Не волнуйся, я – это я.
– Тогда ты должна чувствовать, как мне плохо?
– А кто же ещё может лучше почувствовать своё дитя, как не мать? Помни, я с тобой. И каким бы ты ни пришел ко мне, я всегда тебя приму, обогрею и накормлю.
– Спасибо, мама.
– Знаешь, они ко мне приходили, убеждали, что тебе Там не место, что ты – обычный человек. Нет, ответила я, он – человек, владеющий Словом. Уже потому не обычен. А если ещё избран в Служение Свету, я этим только горжусь.
– Кто они? – встревожился я не на шутку.
– Я знаю кто, – почти равнодушно ответила мама. – Такие же как ваши, но – другие… Не люди были это.
– И что ответили?
– А-а, – мама махнула рукой, – погрозили, попугали…
– Мама, они ведь на такое способны! Ты не понимаешь.
– Это ты не понимаешь сердца матери! Всякие штучки-дрючки тебе ведомы, а вот это никакая наука не объяснит. А это и есть Свет Жизни. Я – старый человек, мне всё равно скоро умирать. Мне бы только оказаться там побыстрее, а уж мой старик – твой отец – не даст меня в обиду. Поэтому я тебе и говорю: иди своей дорогой, я с тобой. А если что, подскажу, предостерегу.
– Спасибо, – ответил я озадаченно. – Но под силу ли тебе это?
– Запомни, духовно я намного сильнее, чем все вы – мои дети – думаете. Я одно своё дитя уберегла от верной гибели, и тебя уберегу, – улыбнулась мама. – Мне многое ведомо. И всё, что с тобой происходит я, если и не знаю точно, то догадываюсь. А насчёт брата своего… Да ты сам его спроси…
Я повернулся, чтобы сказать ей, как благодарен и признателен, но, увы, она исчезла.
И я пошёл дальше, вступая в непролазные чащи, как в густой туман.
_________________________
– Ты маме верь, – раздался голос старшего брата. – Она действительно уберегла меня от верной смерти.
Он сидел на пеньке и глядел на меня в упор. Взгляд был серьёзен.
– И твои способности тоже прилетели не ниоткуда, а достались от нашей прабабушки, она была вещуньей…
– Скажи, брат, что с тобой тогда могло произойти?
– Ты же знаешь, как я люблю горы. А в тот год выдавалась возможность сходить на Западный Тянь-Шань, да еще почти бесплатно, – стал рассказывать брат. – Я тщательно собрал всю снарягу, упаковался… Приезжает мама из Астаны. И чуть ли не с порога бухается на колени, плачет и умоляет в горы не ходить. Я вначале жутко рассердился, потом вслушался… Естественно, она в горах не бывала ни разу, а так подробно описала страшную снежную лавину, да с такими подробностями! Сон ей приснился. Я содрогнулся и не поехал. Мой друг Миша Виноградов тоже остался.
– А потом?
– А потом по телевизору передали, что вся группа, в которую мы должны были входить, погибла под снежной лавиной… И это – неоспоримый факт. Знаешь, я иногда спрашивал себя, особенно по молодости, за что я – уже в достаточно взрослом возрасте – полюбил альпинизм и скалолазание. Сейчас я готов ответить. Схоже с жизнью нашей. А уж она – сплошное восхождение на крутую стену, иногда с отрицательным уклоном. Карабкаешься по ней, то хватаясь за природные выступы, то забивая крючья, а то виснешь и беспомощно болтаешься на страховке. Худо, если она обрывается… Или ты вовремя забыл позаботиться о ней, тогда – срываешься и гибнешь.
Он немного помолчал, потом добавил:
– Знаешь, меня иногда посещает мысль, что наша мама всегда обо всём всё знает!
– А ты сейчас пришёл, чтобы рассказать мне эту историю, или тоже станешь меня отговаривать? В моих деяниях меня может оправдать только то, что всю свою жизнь я, презирая собственное благополучие, боролся с темными силами, способствуя Свету. Других оправданий нет. Другие оправдания бессильны…
– Я всегда был старше тебя, – горько ответил брат. – А ты всегда был глуп по отношению ко мне. Иди, брат, прямо и обретешь свой путь! И не сомневайся во мне никогда.
– Спасибо, брат! Прости меня – сразу и за всё…
– Давно простил, – ответил он. – Иди дальше, но гляди под ноги.
Впереди плотная стена леса, позади тоже, поляна исчезла, и я опять остался один в непроходимой чащобе. Казалось, идти больше некуда. Но, понемногу разглядывая, я увидел, что передо мной не лес, а огромная, сложенная из массивных брёвен Стена.
Высота её терялась в облаках.
Я крестообразно развёл руки в стороны и припал к Стене всем телом.
И мне стало тепло.
И лёгкими толчками в моё сознание стали вливаться мелодичные звуки, которые сплетались в воздушную мозаику.
И в ней были все основные знания человечества – языком понятным для каждого.
Но чувствовал, что за спиной…
3
… Меня осторожно трясли за плечи.
– Может водичкой взбрызнуть? – услышал я голос Сергея.
– Я тебе взбрызну, – грозно ответил Новосёлов. – Серёжа, я зачем тебя к нему приставил? А? Я тебе сказал, при малейшем ухудшении состояния, вызывать меня. Меня, а не скорую помощь! И вот он без сознания, неведомо сколько, а ты его только обнаружил. Ты знаешь, сколько времени он без сознания?!
– Нет, Юрий Тимофеевич.
– Хорошо, хоть не врёшь.
Новосёлов наклонился и увидел мои открывшиеся глаза.
– Слава Создателю, улыбается.
– Юра, – сказал я очень тихо. – Все они со мной говорили. Все! Но это были не они, понимаешь?
– Кто они? Пожалуйста, пояснее говори.
– Дети, жена… Но это не они, только мама и брат были настоящими.
– А кто был вместо детей и жены?
– Наваждение. Но не это самое главное. Наклонись. Я дошёл до стен Обители.
– Что?! Серёже, оставь нас на минутку!.. Повтори, что ты сказал.
– Я дошёл до стен Обители.
– Ты в Неё попал?
– Нет, только увидел стены. Они огромные, высокие, аж до облаков… И так легко дышалось возле них.
– Вот это подарок, – улыбнулся Новосёлов озадаченно. – Такой прыти от тебя никто не ожидал. Да и не должно было этого произойти. Вставай, Служитель. Некрасиво лежать на полу, аки пьяному.
Я был очень слаб и поднимался с трудом. Юра помог.
– Теперь ложись на диван и лежи. Серёга принесёт поесть. Чтобы поел! Расценивай это как приказ. А то начнётся: хочу – не хочу. Кушать!
Потом он помолчал немного и сказал:
– Да, вот ещё что, я знаю, ты ведёшь записи обо всём, что происходит.
– Юра, я же писатель, не отнимай у меня этого.
– Отнимать не собираюсь, но видеть я должен всё! Как ты их ведёшь?
– Они зашифрованы моим собственным шифром, – ответил я. – Но это наброски к будущему самостоятельному художественному произведению, и потому правды там менее десяти процентов…
– Очень много, – ответил Новосёлов, – надо уменьшить.
– Хорошо.
– Ладно, писатель, твою медь нехай, – сказал он обычным голосом, который я помнил еще со студенческих времен. – Кроме Стены, еще какие-то признаки, приметы, ориентиры?
– Нет, ничего значимого, только деревья да кустарники, топи и болота.
– Искушение… Тебя начинают искушать… И это только начало. Тьма берётся за тебя основательно. Так не должно было быть! – громыхнул он кулачищем по столу. – С чего это? Почему? Нет, мы так не договаривались…
– Что значит «договаривались»? С кем?
– Правила есть даже здесь, – ответил Юрий. – Иначе бы…
– Мне кажется, я знаю, в чём дело, – сказал я не вполне уверенно.
– Говори.
– После того как была закончена некоторая часть моих записей, я был настолько опустошён и выжат, что невольно получился небольшой разрыв во времени.
Новосёлов обострил внимание.
– И что случилось во время этого разрыва?
– Три ночи подряд мне снилось продолжение «Вия». Причём, вначале не в книжном, а в киношном варианте: сочные краски, блестящие образы, ярчайшие пейзажи.
– Захватывающее, интересное и очень страшное действо? – спросил Юрий. – Так? Ты видел Вия?
– Нет, но я всё время чувствовал его рядом, и точно знаю, что название всему этому «Вий-2».
Я немного помолчал, сосредотачиваясь, потом продолжил.
– Но и это еще не всё. Потом три ночи подряд мне раскладывали по полочкам всё повествование. Куда там Стивену Кингу?! Бестселлер всех времен и народов!
– Всё-таки ты настоящий Служитель, раз не купился, потому что это был соблазн. Настоящий. Дьявольский. Нацеленный на твоё писательское самолюбие. Ты написал – тут же нашелся пидарюга-режиссёр, который сенсационную книгу превратил в мощный фильм… Ты заработал кучу денег и стал всемирно известен… Только для нас потерян навсегда.