— Из того конца дома, где они ночевали, — поправил Альмод. — Если это действительно так.
Ульрика вздернула подбородок.
— Вы обвиняете меня во лжи?
— Никоим образом. Но вас могли ввести в заблуждение. Тем более, что вас не было в городе, когда это случилось.
— Меня действительно не было. Едва я вышла от чистильщиков, прибежал парнишка с дальней фермы, и мы отправились туда… к счастью, я успела. Но так говорит Харальд, его сын, и те слуги, что сумели спастись. Пожар пошел из комнаты, где ночевали чистильщики.
— Или все же из того конца дома? — настаивал Альмод.
— Не вижу особой разницы. Как бы то ни было, вы ведь не станете спорить с тем, что восемь одаренных справились бы с пожаром, если бы захотели?
Альмод едва не сказал, что не восемь, а семь, а то и шесть, если Трин, для последнего утешения которой звали преподобную мать, к тому моменту скончалась. Интересно, жив ли еще Кнуд, тот парень, что принес в орден весть о гибели Ульвара? Тогда он здорово ею увлекся… И был ведь еще раненый, кроме Трин, Моди кричал «помоги ему», а не «ей»…
— Смотря как горело. Чтобы погасить тлеющий уголь, выпавший из очага, не нужен и дар. Потушить уже разгоревшийся дом, пожалуй, и дюжине одаренных не под силу.
— Но ведь он разгорелся не сразу, верно? — сказала преподобная мать. — И откуда бы взяться огню? Ночь была теплой, очаги не топили. Свечами вы, одаренные, не пользуетесь, не говоря о лучинах.
И в самом деле. Почему он раньше не подумал о том, что дом могли поджечь?
— Если дом подожгли — вы ведь намекаете на это? — то у Хродрика много врагов. Богатство и власть вызывают зависть.
— И вы один из них, верно? — тонко улыбнулась преподобная мать.
— Нам нечего делить, — пожал плечами Альмод, внутренне холодея. Вот, значит, почему Нел решила… Главное, чтобы так же не подумал кто-то другой. — Я просто не хочу никому служить…
— Не беспокойтесь, — снова улыбнулась Ульрика. — Все знают, что огонь пошел изнутри. Люди Хродрика пытались пробиться в ту часть дома — не бросать же гостей на верную гибель. Никто не смог и подобраться. Горело изнутри. И все выглядело так, что именно чистильщики подожгли дом и себя вместе с ним.
Ее лицо снова стало жестким.
— И потому я не буду молиться за души тех, кто сам навек погубил их. И унес еще множество невинных жизней. И вы, господин целитель, должны бы понимать все лучше остальных — я слышала, что вы, не жалея сил…
— Не стоит об этом, — перебил ее Альмод. — Но зачем бы чистильщикам творить этакое… безумие?
Не могли же они рехнуться всей толпой? Усталость после боя и горечь потери иногда в самом деле прорываются не слишком разумными деяниями — кутежами, безудержным развратом, поединками по поводу и без, не зря пустые, да и простые одаренные обычно стерегутся чистильщиков. Но сжечь себя и других? Безумие как есть. В которое Альмод не мог поверить, хоть режь его.
— Я бы сказала «злодеяние», — поджала губы преподобная мать. — Кто знает, что на самом деле происходит в ордене? Никто, кроме чистильщиков, не в силах остановить тварей — но как именно они это делают? Кто знает, какие темные ритуалы нужны?
— Насколько мне известно, — сказал Альмод, очень тщательно подбирая слова, — разрыв в ткани мира, через который проникают твари, закрывается сам собой. Задача чистильщиков — не пустить их сюда.
— Но откуда вам знать точно? — Ульрика вздохнула. — Некоторые из них показались мне очень приятными людьми. Но первое впечатление обманчиво. Неважно, был ли то ритуал или чистильщики просто обезумели от бесконечных сражений… та девочка, Трин, умирала тяжело…
Да уж, можно представить. И все же — нет. Слабых духом в ордене не было. Не выживали слабые. Кто-то из относительных новичков все-таки не выдержал напряжения и рехнулся? Однажды что-то подобное было — парень вдруг решил, что его сосед по комнате — посланец тусветных тварей. Зарезал ночью спящего, а потом бегал по особняку, держа отрезанную голову за волосы, и кричал, что спас мир.
Могло такое случиться и сейчас? Пусть один свихнулся. Семеро, минус Гейр, минус Трин, минус второй раненый… Четверо. Справились бы с одним безумцем. Или…
— Были ли раненые, кромеТрин и… — он прикусил язык, едва не проболтался, — кроме нее?
— Да, я исповедовала еще одного юношу. Как мне показалось, он тоже был очень плох, но надеялся… И еще один двигался не слишком уверенно, но мне трудно судить, наверняка вы поняли бы лучше, если бы там были. А почему вы спрашиваете?
Потому что его там не было. И лишь одному Творцу ведомо, как все обернулось бы, если бы он там оказался. Наверняка, так же, как с Гейром, только схватка закончилась бы вовсе не в пользу Альмода.
— Меня не было в городе, когда это случилось, — сказал он. — И увидев, что произошло… до сих пор трудно в это поверить.
— Понимаю. Я тоже была потрясена.
— Но вам не показалось странным, что последнего утешения попросили не все? Если они планировали настолько жуткий ритуал?
— Нужно ли утешение Творца тому, кто вконец изуверился?
— Тогда зачем вообще звать вас?
Преподобная мать помолчала, раздумывая.
— Возможно, чтобы не вызывать подозрения раньше времени.
— У кого, если все сгорит дотла? Ведь не разобрать, кто скончался до пожара, а кто погиб в огне, если и от одного, и от другого остались лишь угли?
Хотя, сгори тела не до костей, Альмод бы взялся разобраться. Без полной уверенности в исходе, конечно, но были признаки, по которым…. он выругался про себя. Почему он с самого начала не посмотрел, что и как случилось? Даже по положению тел можно было бы о многом судить…
Потому что пришел сперва Стейн, потом Рауд, и ему стало не до того. А теперь не у кого спросить. Едва ли те, кто разбирал завал, потрудился зарисовать все, что нужно. Да вряд ли запомнили. Или попробовать порасспрашивать? Кого? Пойти на поклон к Харальду?
— Почему вы их защищаете?
Твою ж мать, это он здорово оплошал. Считай, сам подставился.
— Пытаюсь разобраться. Одно время я жил в столице, и с чистильщиками приходилось сталкиваться не раз. Были даже друзья в ордене, пока не пришлось… — он развел руками, обезоруживающе улыбнулся, — очень быстро покинуть столицу.
Преподобная мать едва не расплылась в ответной улыбке — как он и ожидал. Сделала суровое лицо.
— Поединок?
Он снова улыбнулся, теперь — якобы скрывая неловкость.
Такие, как мать Ульрика, — неважно, служительницы ли творца или просто деревенские кумушки — любят наставлять на путь истинный грешников. Особенно когда кажется, что стоит чуть-чуть понаставлять, и заблудшая душа вернется к свету. Особенно если перед ними молодой и красивый мужчина — нет-нет, что вы, никаких грешных мыслей, исключительно материнское попечение, ведь сорвиголовам — юным и не очень — так нужны добрые наставления! В юности он нередко этим пользовался, потом желающих его воспитывать резко поубавилось. Надо же, не забыл…
Взгляд матери Ульрики засветился от любопытства — до сих пор Альмод никому на рассказывал, что его занесло в Мирный, не стесняясь в ответ на прямой вопрос сообщить, куда вопрошающему пойти и чем там заняться. Он и сейчас не собирался рассказывать.
— Наверняка из-за женщины?
Он опустил глаза.
— Мать Ульрика, вы же понимаете, что о таких вещах никому не…
— Значит, еще и замужней.
Глубокий вздох, виноватое выражение лица.
— Ладно, оставим это, — сказала преподобная мать. — Вижу, что вы раскаялись. С вашего позволения.
В ее голосе прибавилось яда.
— Как бы вы ни пытались напугать меня заразой, здесь слишком много людей, которым нужна моя помощь.
Альмод коротко поклонился прощаясь. Проглотил ругательство, невидяще глядя в спину преподобной матери.
Не будет, значит, им заупокойной молитвы. Он сам разуверился очень давно, но… Но все равно это казалось несправедливым. Сперва страшная и бессмысленная гибель, потом, вот…
Впрочем, матерью Ульрикой церковь не заканчивается. Нел наверняка не останется в Мирном, где-нибудь по дороге заглянет в храм. А он подумает, кого можно расспросить о случившемся, раз уж с самого начала не догадался сам посмотреть.
А пока хоть помянуть их, что ли. Вдвоем с Нел, больше все равно не с кем.
Он двинулся к сараю, где теперь жил Харальд — поболтать с охранниками, вдруг да получится узнать, кто именно разбирал после пожара ту часть дома, где поселили чистильщиков, да и вытрясти из него сведения.
Неподалеку от дома у костра обнаружился Эйвар — и Рагна. Оба старательно делали вид, что его не заметили, девушка пристроила голову на плечо парню, тот тоже, не будь дурак, обхватил ее за талию, притянул ближе, что-то зашептал, склонившись так близко, что губы почти касались кожи. Рагна захихикала.
Альмод едва не рассмеялся. «Приревнуй и пожалей о том, что потерял, моли о прощении и, может быть, я снизойду». В подобные игры он перестал играть еще в университете. Странно, она казалась умнее. Впрочем, пусть резвятся. Он обошел костер, но вместо мордоворотов у двери обнаружился Ивар, с неодобрительным видом наблюдавший за племянником.
— К Харальду? — спросил он после приветствия. — Никого не принимает. Я пытался ему объяснить, что заразу надо ограничить, но…
— Нет, — Альмод отступил, пропуская прохожего, шагнул обратно. — Об этом уже поздно говорить. Мне нужен кто-нибудь из тех, кто разбирал его дом после пожара. Кто-то из его людей.
— Зачем?
— Поспрашивать кое о чем.
Конечно, этих двоих во время пожара в Мирном не было, как и его самого. Но если весь город уже убежден, что огонь — дело рук чистильщиков, лучше о них лишний раз не упоминать. Как и о причинах собственного любопытства.
Ивар понизил голос.
— Тоже гадаешь, с чего бы полыхнуло, если ни жаровен, ни свеч?
Альмод кивнул.
— Я разузнаю, и пришлю к тебе, — так же вполголоса сказал Ивар.
— Тоже любопытство заело?
— Еще как. Насколько я слышал, в чистильщики болванов не берут, а тут сущий бред выходит.