— Незачем, — кивнул Альмод. — И сказать я ничего не могу. Несколько дней пил беспробудно. Сколько именно — считай сам. Начал, когда Хродрик объявил попойку по поводу годовщины моего появления, закончил за день до того, как вы пришли.
— И найдется, кому подтвердить?
— Могу подтвердить сам, — медленно произнес Альмод. — Даром или мечом, на твой выбор.
Ивар мотнул головой.
— Нет.
Он поднялся, коротко поклонился и сказал:
— Прошу прощения. Я не намеревался тебя ни в чем обвинять, как и не намеревался оскорбить.
Альмод поклонился в ответ.
— Но пойми и меня, — продолжил Ивар, когда они снова сели. — О тебе никто ничего не знает. Одни слухи. Что я должен думать?
— Что я прожил здесь год, и все было спокойно. — Альмод оглянулся на шевельнувшуюся Нел. — Меня утомил этот бессмысленный разговор. Если ты в чем-то меня подозреваешь — есть дар, есть меч, и пусть Творец будет на стороне правого.
Поединок — так поединок. Одному Творцу ведомо, чем он закончится, если Альмод сейчас — вымотанный до полусмерти — сойдется с Иваром. Но он устал объясняться и оправдываться. Нел в чем-то права, нашлись вершители справедливости…
— Если нет, — продолжил Альмод, — я разбужу девушку, ты извинишься, и мы пойдем спать. Завтра меня ждут больные и обгоревшие. Передо мной, так и быть, можешь не извиняться. С тем, что я не насильник и не вешатель, разобрались?
Ивар ответил не сразу, и было видно, что и он здорово устал.
— Разобрались, — сказал он, наконец. — Но на твоем месте я бы уехал.
— Да хрен тебе, — Альмод поднялся. — Я ни в чем не виноват и бегать не намерен.
Он легко потрепал по щеке Нел. Та открыла глаза, вскинулась, слетела с кровати, едва не сшибив его с ног.
— Все хорошо, — сказал Альмод прежде, чем девушка увидела свой меч. — Во всем разобрались. Нас никто не держит.
Ивар снова поднялся.
— Госпожа, приношу свои извинения. Мне не следовало вас удерживать. Все это — глупое недоразумение, и… мне нет оправданий.
Она ухмыльнулась — и улыбка вышла невероятно ехидной.
— Это точно.
— Я готов компенсировать…
— Засунь себе свое серебро… И в следующий раз убивай. Потому что в следующий раз никакие извинения не помогут.
Альмод усмехнулся, прежде чем шагнуть вслед за ней. Хорошо, что дверь уже выбита — Нел бы шарахнула, а у него и без того нервы сдают.
В комнате успели прибраться и проветрить. Очень хотелось упасть на постель и забыть обо всем, но вместо этого Альмод прислонился к двери и спросил:
— Где твоя брошь?
— В лесу закопала, — ответила Нел. — Рядом с землянкой там такая приметная сосна была, с дуплом.
Та, где сам Альмод недавно прятал свои вещи. Забавно.
— Пойдем. Заберешь брошь, я выплету проход до столицы. Придешь в ставку…
Нел попыталась перебить, но он жестом оборвал ее.
— Нет, не так много времени прошло, чтобы объявить тебя дезертиром, про пропавший образец скажешь правду. Еще скажешь, что кто-то отравил два отряда, заночевавших в городе из-за раненых, и сжег дом, где они остановились, чтобы скрыть следы.
И пусть чистильщики сами разбираются. А его это все здорово утомило.
Глава 18
Нел ошарашенно замерла. Потом медленно произнесла:
— Астрид сотрет этот город с лица земли.
— Здесь и сейчас руины.
— Останется пепел.
— Тебе не плевать? — пожал плечами Альмод.
— Не знаю. Мне жаль этих людей.
Альмод усмехнулся.
— Они убили тех, кто тебе дорог.
Нел отвернулась, опустив голову.
— Ты спрашивала, зачем тебе жить, если никого не осталось. — Слова давались с трудом. Он прекрасно понимал, чем для него кончится появление чистильщиков. Но лучше уж сдохнуть, сомкнув клыки на горле врага, чем — ожидая удара в спину и однажды все-таки пропустив его. — Возвращайся. Там твои друзья. Там остался хоть какой-то смысл…
Сражаться, пока не умрешь — так себе смысл. Защищать мир от тварей пусть даже ценой собственной жизни — звучит куда красивее. Хотя суть та же. Но кто он такой, чтобы мешать людям верить в сказки, которые они придумывают для себя? Людям нужны красивые сказки, чтобы однажды просто не наложить на себя руки.
Нел развернулась, заглянула ему в лицо.
— А… ты?
— А что — я?
— Если я скажу правду, они придут за тобой.
— Мир большой. Пусть попробуют найти.
— Только ты никуда не побежишь, так ведь? — криво улыбнулась она.
Он покачал головой.
— Значит, и я никуда не пойду. Я… — Она осеклась, стремительно отворачиваясь. — Я не хочу, чтобы орден убил здесь всех, не разбирая, кто прав, кто виноват.
— Тебе не плевать? — повторил Альмод.
— Нет, — сказала она, по-прежнему отвернувшись. — Наверняка здесь есть хорошие люди.
— Кто-то из них едва не отравил тебя, а потом повесил трактирщика, — усмехнулся он.
— Едва не отравил тебя, — Нел, развернувшись, ткнула пальцем ему в живот. — Я тут вообще ни при чем.
— Тем более. Глупо подставляться, оставаясь здесь.
— Если тебе безразличны и этот город, и эти люди, разве не глупо тратить силы сперва на обожженных, потом на больных?
— Кто сказал, что я умен?
Нел вздохнула, потерла глаза, разом показавшись очень маленькой и очень уставшей.
— Прости, у меня нет сил спорить. Едва светлячок держу. Можно я еще раз воспользуюсь твоим гостеприимством? Утром, если тебе будет интересна эта тема, продолжим. Я поищу блистательные аргументы в пользу человеколюбия, ты попробуешь притвориться полной сволочью — и, может, успешней, чем сейчас.
И оба будут знать, что дело не в абстрактной любви к малым сим. Дура.
— Только дай я сперва посплю, а? — закончила она. — Согласна и на полу.
— Зачем на полу? Поместимся. — Он ухмыльнулся. — И можешь не спать в одежде. Мне уже доводилось видеть женщин.
И ее саму, в чем мать родила. Пожалуй, он не прочь был посмотреть еще раз. А, может, и не один раз.
— Они, небось, волновались, бедные, — хмыкнула в ответ Нел. Продолжая ехидно улыбаться, потянулась к шнуровке дублета, с вызовом глядя ему в глаза.
Альмод поверил бы, если бы пальцы у нее не дрожали. Забавная.
Нел справилась со шнуровкой, отложила дублет на стул, не отрывая взгляда от лица Альмода. Взялась за штаны, по-прежнему ухмыляясь. Только щеки пылали. И уши. И шея покрылась красными пятнами. Альмод тоже прятать глаза не собирался. Попросила бы отвернуться — пожалуйста. А эта гордячка пыталась показать, будто вовсе не видит в нем мужчину. Ну и пусть дальше показывает, а он посмотрит. Было ведь на что посмотреть. Рубашка, обрезанная коротко, чтобы помещаться в штаны, не прикрывала почти ничего. Еще и просвечивала под светлячком.
Альмод мысленно выругался, обнаружив, что не так уж он устал, как думалось. Порадовался, что Нел смотрит в лицо, а не ниже.
Она все-таки не выдержала первой — погасила свет. Альмод расхохотался. Что-то стукнуло, Нел выругалась.
— Не спотыкайся в темноте, — сказал он, снова зажигая светлячок и отворачиваясь к стене. — Хватит на сегодня синяков.
Кстати, и свои нужно затянуть, скула ноет и бок…
Нел что-то неразборчиво прошипела. Прошуршала ткань.
— Все.
Он оглянулся— девушка устроилась носом в стену, завернувшись в единственное одеяло, точно гусеница. Только затылок да косу видно.
Альмод снова рассмеялся. Пододвинул ближе к кровати и разжег жаровню. Так будет достаточно тепло, чтобы укрыться плащом. Он тоже не собирался спать одетым — хотелось отдохнуть, наконец, и пропади все оно пропадом. Уже начал забывать, каково это — высыпаться как следует.
Он не сразу понял, что разбудило на этот раз. Утро еще не настало, сквозь ставни не пробивалось ни лучика. Царила тишина.
Тишина?
Он обернулся к Нел. Казалось, она так и не шелохнулась за всю ночь, сунулась носом в стенку да так и лежала. Только дыхания не было слышно. Но прежде, чем он встревожился, девушка все же вздохнула — длинно и неровно — и снова затихла.
Похоже, этот звук его и разбудил.
Альмод молча притянул ее к себе. Так и есть — плечи мелко вздрагивали. Нел застыла, напрягшись. Он не шелохнулся, ожидая, что она дернется, сбрасывая его руку. Но девушка обмякла, снова неровно вздохнув. Альмод прижал ее крепче, сунул руку под голову, устраивая поудобней. Кожу щекотнула горячая капля.
Он не стал ничего говорить — да и что тут скажешь. Просто подождал, пока она утихнет прежде, чем снова заснуть.
Второй раз его разбудил солнечный луч и упоительный запах. Копченая грудинка. Жареная. И… он прислушался к шкворчанию еды на сковородке. Яичница?
Альмод приподнялся на локте. Да, так и есть. Пока он дрых, Нел раздобыла где-то сковородку и еду.
Девушка обернулась, точно почувствовав его взгляд.
— Не знаю, как ты, а я больше не доверяю местной кухне. Вставай, пока не остыло.
— Где ты это взяла?
— Сковородку вытрясла у хозяйки, грудинку и яйца привез какой-то фермер. Судя по тому, что его чуть не ограбили местные, отравой быть не должно. Пришлось вмешаться, — ухмыльнулась она, — за толику малую.
Альмод проследил за ее взглядом. В углу стояла корзина с яйцами, поверх которых лежало что-то, завернутое в ткань.
— Я ж закукарекаю, если буду есть только это.
— Я тебе помогу спастись от этакой участи. — Нел бросила в него очищенной морковкой. Альмод поймал. Прошлогодняя, но достаточно крепкая. — Еще есть яблоки, с осени долежали, жутко кислые. Но можно потом сунуть в курицу, если ты ее добудешь. Еще есть сыр. Ну, и яичница, конечно. В яйца, по крайней мере, нельзя насыпать яд, а готовила я сама. Вставать будешь, или мне одной все это слопать?
— Буду. — Он сел. Поймал заинтересованный взгляд девушки. Кажется, она собиралась отомстить за вчерашнее беззастенчивое разглядывание. Что ж, пусть смотрит. Благо, за год бездельничанья не успел жиром заплыть.
— А что тебя на улицу понесло? — поинтересовался Альмод, влезая в штаны.