Узнать можно было только одним способом. Альмод шагнул к выходу. замешкался у двери.
— Что ты собираешься делать? — Нел встревоженно смотрела на него снизу вверх.
— Как следует расспрошу Хродрика.
Она поднялась.
— Я с тобой.
— Точно?
— Да. Мне не понравился мышьяк.
Альмод кивнул. Ему тоже все это не нравилось.
— Да и нужно будет придержать Ивара с Эйнаром, если они вернутся прежде, чем ты успеешь договорить, — продолжала Нел, положив полотенце на кровать.
— Уверена? — повторил Альмод. — Они…
— Будут убивать, я знаю. По приказу хозяина. Я с тобой. И это не обсуждается.
Альмод обнял ее, легко коснулся губ.
— Тогда давай постараемся успеть до того, как они вернутся.
И открыл дверь. Одному Творцу ведомо, что сейчас будет.
Лагерь он пролетел быстро, просто отшвыривая тех, кто недостаточно быстро убирался с дороги. Охранник у дома Хродрика попытался преградить путь — Альмод остановил ему сердце, не замедлив шага. Выбил дверь. По ту сторону обнаружились еще двое. Альмод залил одному легкие, подхватил выпавший из его руки меч, проткнул брюхо второму, добил первого, пока тот пытался прокашляться. Зарубил еще двоих, вылетевших из-за второй двери, оставив меч в груди последнего — тесновато тут было им размахивать.
Вслед за охранниками вылетел Бранд, сын Хродрика. Альмод двинул его под ложечку, когда парень сложился, добавил коленом в морду и отшвырнул, приложив затылком о дверной косяк. Пацан затих. Альмод переступил порог и развернулся к Хродрику, который двинулся на него с ножом, припадая на хромую ногу. И улыбка его напоминала оскал угодившего в капкан хищника. Конечно же, он знал, что идет навстречу смерти.
Альмод ухмыльнулся в ответ, похожим звериным оскалом.
— Поговорим?
Болела голова. Звенело в ушах. Тошнило. Какого?
В следующий миг Бранд вспомнил. Отец! Что…
Голос отца пробился сквозь звон в ушах. Значит, жив. И говорит спокойно, размеренно, точно ему ничего не угрожает. Бранд всегда завидовал отцовской выдержке — самому ему все не давалось то спокойное хладнокровие, что отличает взрослого мужчину от недоросля. Материнская порода, — говорил отец, когда был в дурном настроении. Повзрослеешь — выправишься, когда был в хорошем. Бранд старался, очень старался. Получалось плохо.
— Лет пять все было хорошо, — говорил отец. — Первый был мужик осмотрительный, своих интересов не забывал, конечно, но и мои помнил.
О делах? Целитель вломился в их дом, убил охранников и едва не прикончил самого Бранда только для того, чтобы поговорить с отцом о делах?
Но если отец жив и говорит, значит, есть немного времени осмотреться сквозь ресницы и подумать. Одаренный отшвырнул его — его, гордившегося ловкостью и умением обращаться с любым оружием! — точно попавшего под ноги щенка. В следующий раз убьет. Значит, нужно как-то к нему подобраться. Как же Бранда вчера угораздило промахнуться?! Не вовремя этот гад подпрыгнул, будто чуял что. Сам уцелел и девку спас. Девка, конечно, ни в чем не виновата, ее было почти жалко, но сама нарвалась. Незачем было лезть в мужские игры. Сидела бы дома с пяльцами, никто бы не тронул.
— А потом у них кто-то рехнулся и Первого прикончил. Вместе с ним, говорят, еще дюжины две. Но на тех мне наплевать, а вот Первого до сих пор жаль. Вместо него бабу поставили. Жадную суку. Все ей мало было.
Отец за промах взгрел, конечно… Ничего. Получит свое целитель. Врет он все, что его в городе не было. Был. Отвел глаза охране и поджег дом. Чтобы отомстить отцу за то, что тот послал людей его проучить. Долго зло таил, да вырвалось. Улучил момент, когда на пришлых свалить легко. Потом-то, конечно, и помочь нетрудно, сделать вид, будто жаль обожженных. Спасти, кого еще можно было спасти. Только вот мать уже никто не спасет.
— Все больше и больше хотела. Дескать, за риск своему человеку надо платить. Какой у них риск? Кого под кнут поставят, если что? И хорошо, если под кнут…
— За риск Моди платил?
А у целителя голос такой же спокойный, как и у отца. Словно за вином беседуют. Неужели сейчас договорятся? Неужели отец простит ему и мать, и дом, и город?
Бранд огляделся сквозь ресницы. У двери, что вела в комнату отца, где тот сейчас разговаривал с целителем, стояла девка со шрамом. Мазнула по Бранду взглядом, вроде бы не заметила, что он очнулся. Повернула голову к улице, внимательно слушая. Тонкие стены дома звуков почти не скрывали. Хотя какой это дом, сарай сараем, отец начал строить новый, но когда еще закончит.
— Ему. Тоже мудак жадный. Я им, как положено, мзду отдал за остановленный прорыв. Из своих, между прочим. А он еще захотел. Дескать, целый отряд положили, вдовы-сироты остались, их бы почтить. И Первая привет передавала…
За стенами что-то происходило. Доносились невнятный гул толпы, бессвязные выкрики. Впрочем, это подождет. Как справиться с девкой?
— И у тебя лопнуло терпение.
— Да.
Смерти Бранд не боялся, не пристало мужчине ее бояться, но нельзя было подыхать, не добравшись до целителя. А у этой суки тоже дар, сожжет прежде, чем он до ножа дотянется. Целитель, вон, тогда отца едва не сжег. Подождать, пока она отвлечется? Что если поздно будет?
— Как яд подал?
— В горячем вине на ночь. Чтобы дорогим гостям лучше спалось.
— Почему ты решил обставить дело именно так?
— Дело переставало быть выгодным. А так — с меня взять нечего, дом сгорел, сбережения тоже. Королю подал прошение об отсрочке платежа. Если кого пришлет, скажу, что сейчас ко мне слишком много внимания. Потом.
Бранд, кажется, разучился дышать. Это неправда, не может быть правдой!
— А «потом» будет означать «никогда», — хмыкнул целитель. — Дом сам поджег или кому доверил?
— Сам.
Забыв обо всем, Бранд вцепился зубами в кулак. Неправда, неправда, неправда! Он помнил, как отец поднял его среди ночи, как волок, кашляющего и задыхающегося, по горящему коридору.
— Жена почему не проснулась?
— Мак.
Бранд спросил про маму, уже на улице. Отец сказал, что вытащил ее из спальни, велел бежать на улицу, а сам пошел за ним — комната Бранда была ближе к той, где ночевали чистильщики. А она что-то кричала про жемчуга, доставшиеся от прабабки. Бранд порывался бежать в дом, искать мать, но отец держал крепко. Потом внутри загрохотали обрушившиеся перекрытия. Из дверей вывалился Вагни, весь в ожогах, а того, кого он нес на руках, и вовсе узнать было нельзя. За несколько минут дом превратился в сплошную стену огня.
— И подушкой придушил, чтобы наверняка.
Бранд бы взвыл в голос, если бы дыхания хватало. Скорчился, грызя кулак и сотрясаясь от рыданий. Неправда!
— Так надоела?
— Чрево гнилое. Одноготолько сына родила, и тот слабак, в нее пошел.
Бранд сел, вытирая лицо рукавом. Встретился взглядом с девкой. Пусть убивает. Он действительно слабак. Сперва не смог защитить отца от этих двоих, теперь рука не поднимется его убить, мстя за мать. Воля отца в семье закон, он вправе казнить и миловать, превыше него только Творец. И все же… Бранд бы понял, если бы отец доказал измену матери. Такое каралось смертью. Но мать была верной женой. И никогда слова поперек не сказала. Добрая она была, безответная…
А он слабак. Поэтому пусть убивает. Бранд напрягся, ожидая, что сейчас его охватит огонь или он ощутит что-нибудь, что означало бы смерть — кто знает, что люди чувствуют, умирая? Мать вот отошла во сне, без мучений. Не исповедавшись и не получив последнего благословения, что означало вечные муки… Хотя нет, Творец не может быть так жесток, как отец.
Девка едва заметно качнула головой в сторону двери. Бранд замер, не веря своим глазам. Показалось? Зачем бы ей выпускать будущего кровника?
Хотя не будет Бранд им мстить. Пусть он будет плохим сыном, но отец получит то, что заслужил.
— Уходи, — произнесла девка одними губами. — Пока жив.
Он не заставил просить себя во второй раз.
Глава 23
Бранд вывалился из двери, не чуя под собой ног. Остановился, пытаясь прийти в себя. Колени подгибались, в ушах звенело, перед глазами все плыло. Шум… Он огляделся Ярдах в десяти от дома собрались люди, гудели и толклись. Как много людей… Что творится?
Его ухватили за плечи встряхнули.
— Живой! Выбрался!
Кое-как Бранд сосредоточил взгляд на говорящем. Арне, старый… нет, не друг, друзей у отца нет. Соратник? Слуга?
— А я говорю, все беды от него! — визжала где-то в толпе женщина. — Он город сжег, он!
— Выбрался, — тупо подтвердил Бранд.
— А они — двадцать плетей! — блажила визгливая.
Визг резал уши, буравил отупевший мозг. Низкий гул мужских голосов напоминал жужжание разъяренного улья. От этого гула тошнило и хотелось сбежать.
— Живой? — спросил Арне, как будто это было неочевидно. — Что отец?
— Отца… больше нет.
Если Харальд Хромой каким-то чудом вырвется от одаренного или целитель вдруг сжалится и оставит его в живых, простив неудачное отравление, отца у Бранда больше нет. Есть человек, который убил его мать. Ту, что сколько Бранд помнил, не сказал мужу и слова поперек. Ту, что покорно терпела вспышки его гнева. Материнская порода? Может быть. Может быть, от Хродрика Бранду досталась лишь ярость. Та, которой обернулась боль потери. Та, что жгла сейчас душу.
Арне выругался.
— Все они одинаковые! — верещала баба. — Все друг за дружку, а нас за людей не считают! Скольких сожгли?
Ярость искала выход, и ближе всего была эта женщина. Двадцать плетей… быстро оклемалась. Бранд бы добавил еще полсотни. Нет, сотню. Чтобы больше не встала. Чтобы заткнулась.
Арне глянул куда-то поверх плеча Бранда.
— Передай остальным: Харальд мертв.
— Кто примет дела? — спросил Йохан из-за спины.
— Бранд, кто же еще, — констатировал Арне, скользнув по нему взглядом.
Да, дела… Он наследник, как-никак. Дела. И людей. И надо восстанавливать город, чтобы людям было где жить. Иначе некому станет работать, а короне нужно золото.