Джо замолчал, увидев, что у граммофона вновь кончился завод и пластинка остановилась. Крутя ручку древнего механизма, Джо подумал было, что Глиммунг, должно быть, не расслышал его последней фразы. Так оно и оказалось, поскольку из граммофона, сразу после того, как его завёл Джо, раздалось:
– Я, к сожалению, пропустил ваш философский экскурс.
– Так вот, я утверждаю, что воспринимаемое явление обретает форму в соответствии с системой восприятия воспринимающего… По большей части то, как вы воспринимаете меня, – для убедительности Джо ткнул пальцем себя в грудь, – это проекция вашего собственного разума. В другой системе восприятия я перед вами предстану в совершенно ином виде. Так, к примеру, в восприятии копов я выгляжу совершенно иначе, чем представляюсь сейчас и здесь вам. Таким образом получается, что видимых миров, а тем более объектов, обретающихся в них, значительно больше, чем воспринимающих их существ. Надеюсь, вы понимаете, о чём я толкую.
– Хм-м, – обозначил своё присутствие Глиммунг.
– Так вы уразумели то, о чём я вам только что толковал? – вопросил Джо.
– Сейчас, Фернрайт, я озабочен совсем иным. Меня интересует, чего же вы, собственно, хотите. Сообщаю, что для вас пришло время выбора – время для совершения самых решительных действий в вашей жизни. Время для принятия участия в огромнейшего масштаба историческом событии либо отказа от него. В данный отрезок времени я, мистер Фернрайт, нахожусь в тысячах мест и нанимаю или помогаю нанять тысячи инженеров и художников, а вы, мистер Фернрайт, – лишь один из очень и очень многих ремесленников, кои мне требуются. Решайтесь же, наконец, поскольку ждать я более уже не готов.
– Я что же, жизненно необходим вашему проекту? – спросил Джо.
– Реставратор керамики для моего проекта совершенно необходим, но и им можете быть как вы, так и какой-нибудь другой искусный мастер.
– Когда, в случае моего согласия, я получу причитающиеся мне тридцать пять тысяч крамблов? – поинтересовался Джо. – Да и вообще, хотелось бы обрести всю сумму прямо сейчас. Такое вообще возможно?
– Вознаграждение вы получите то-о-о-о… – начал было Глиммунг, но у ветхой Виктролы опять кончился завод, и пластинка вновь остановилась.
«Вот же старый пройдоха, – мрачно подумал Джо, в очередной раз крутя ручку граммофона. – Едва только речь заходит о деньгах, как у него тут же завод кончается!»
– То-о-олько в том случае, если Храм будет восстановлен, и только после того, как восстановлен он будет в первозданном виде, – договорил наконец Глиммунг.
«Так я и думал».
Джо в глубине души невесело усмехнулся.
– Так вы полетите на Планету Пахаря? – потребовал немедленного ответа Глиммунг.
Джо с ответом спешить не стал. Он вспомнил свою убогонькую комнатёнку-модуль, свою тесную мастерскую… Вспомнил об утрате монет. Вспомнил полицейских, посетивших его дом. Вспоминал к тому же вообще всё, что, как ему представлялось, вроде бы здесь ему было дорого, и всё то здесь, что ни малейшей радости ему уж точно не приносило.
«Условный рефлекс, – сделал он окончательный вывод. – Профессор Павлов, несомненно, прав – в клетке меня держит скорее привычка, чем стальные прутья».
– Нельзя ли мне всё же получить несколько крамблов авансом? – спросил он, наконец, Глиммунга. – Совсем немного, но прямо сейчас. Лишь столько, чтобы хватило на спортивную куртку да пару новых непромокаемых ботинок.
Виктрола вдруг взорвалась, и многочисленные осколки её, норовя изувечить Джо, разнеслись вокруг шрапнелью. Девичий образ меж вращающимися водяным и огненным обручами исчез, а место его заняла чудовищная, искажённая яростью и изрыгавшая проклятия на неведомом языке морда. Стены подвала, будто от сокрушительного подземного толчка, дрогнули, а затем начали оседать, на пол посыпались обломки, а по самому полу зазмеились трещины.
«Боже милостивый, а Смит ещё называл его дряхлым…»
Дом рушился, и на Джо сыпались штукатурка и куски битого кирпича. По затылку его крепко приложил обломок трубы, и он, зажмурив глаза и прикрывая голову руками, заорал что было мочи:
– Да поеду я! Поеду! Понял, что для вас я очень важен! Простите меня! Никаких авансов мне не надо. Я и без них поеду!
Из ниоткуда явился гигантский кулак. Намереваясь поначалу вроде бы, словно прошлогодний газетный лист, смять Джо, кулак обхватил его вокруг поясницы. Не торопясь, приподнял в воздух, и на мгновение Джо увидел яростно пылающий глаз, и глаз тот был всего лишь один! Затем разбушевавшаяся стихия вдруг унялась, и Джо оказался свободен, и, к его величайшему удивлению, он обеими ногами даже вполне твёрдо стоял на полу.
«Вряд ли у меня, конечно, поломаны рёбра, – подумал Джо, – но перед отлётом с Земли мне бы всё же не помешало пройти хотя бы минимальное медицинское обследование. Так, на всякий случай».
– Я переправлю вас в зал ожидания центрального кливлендского космопорта, – сообщил Глиммунг. – У вас в карманах найдётся достаточно денег на билет до Планеты Пахаря. Отправляйтесь туда ближайшим же рейсом; домой за вещами не суйтесь: помните, что там вас уже поджидают. И вот ещё, держите.
Глиммунг сунул Джо что-то в руку. На свету предмет переливался разными цветами, и казалось, краски на его поверхности складываются в сложный орнамент, который затем вдруг распадается цветными нитями, и нити эти, струясь, пересекая друг друга и переплетаясь, создают новый узор, а тот через мгновение становится, опять же, иным.
– Осколок, – самодовольно разъяснил Глиммунг.
– Осколок разбитой вазы из Храма? – поразился Джо. – Надо было вам показать его мне прежде.
«Тогда бы я сразу согласился, – продолжил он про себя. – А о деньгах бы даже и не заговаривал, если бы… Да, даже и не заговаривал, если бы только знал изначально, о чём идёт речь».
– Теперь знаете, – послышался на этот раз раскатистый голос Глиммунга. – Наконец-то вы уразумели, к каким уникальным ценностям будет применён ваш воистину недюжинный талант.
Глава 5
«Человек, по сути своей, сошедший с ума ангел и есть, – не торопясь, размышлял Джо Фернрайт. – Когда-то перед всеми до единого ангелами вставал достойный выбор, и выбор тот лежал лишь между истинным добром и истинным злом. Выбор в те незапамятные времена был очевидным, но потом что-то пошло не так, что-то в системе мироздания вывихнулось, и ангелы оказались перед необходимостью выбирать меньшее из зол. Оттого-то они и сошли с ума, оттого-то и превратились в людей».
Джо в ожидании своего рейса сидел на обитой плюшем пластмассовой скамье в кливлендском космопорте, и его била мелкая дрожь, а унять эту дрожь у него никак не получалось.
«Я похож на перекати-поле, – думал меж тем Джо. – Вечно качусь по ветру, вечно меня гонит, несёт, словно ком сухой травы, неведомо куда. И опять меня гонит, опять несёт. А несёт меня сила. Сила бытия. А силе этой всенепременнейше противостоит целый мир небытия. И что из них – сила бытия или мир небытия – в конечном счёте играет в жизни человека более значимую роль? Ответ очевиден. Сила выдыхается. Выдыхается всегда и непременно, и, следовательно, сила-бытие – явление временное, тогда как мир-небытие вечен. Он существовал до рождения любого из смертных и будет, конечно же, существовать и после кончины этого смертного, а суета в промежутке между появлением на свет и исходом – лишь краткий эпизод, наполненный жалкими потугами земного тела обрести силу, и как бы тело ни тужилось и насколько бы ни преуспевало в своих стараниях возвыситься, вернуться к истинному владыке ему суждено непременно».
Не повстречайся Джо с Глиммунгом, он никогда бы даже и не задумался ни о чём подобном, а именно в Глиммунге, похоже, присутствовала вечная, самообновляющаяся сила. Он, как звезда, испускал нескончаемый и вечный свет. Он и прекрасен был, как звезда. Солнце закатится за горизонт, свет его померкнет, а сумерки вокруг обратятся затем во тьму, но Глиммунг будет по-прежнему сиять, очищая своим светом всех и вся вокруг. Он – свет, излечивающий падшие души, заживляющий их извечные язвы и гнойники, причиной коих явилась невостребованность душ в окружающей их реальности.
Услышав стремительно нарастающий рокот ракетных двигателей, Джо повернул голову и узрел сквозь панорамное окно напротив взлетающий ЛБ-4. Секундою-другою позже содрогнулось всё здание космопорта, а корабль исчез в подёрнутом лёгкими облачками небе и даже малейшего следа за собой не оставил.
Джо поднялся, прошёл через весь зал к будке Падре и, заняв место на скамье внутри, плотно задёрнул позади себя занавеску. Бросил монетку в прорезь и, зажмурившись, что было сил крутанул диск, плавно повернув который следовало бы выбрать исповедуемую им религию. Открыв глаза, он выяснил, что стрелка указателя остановилась на «Дзен».
– Скажи, что мучит тебя? – голос Падре из динамика был исполнен доброты и сочувствия и звучал так, словно вокруг не существует ни суеты, ни забот, ни даже самого времени.
– Мне страшно, – признался Джо. – Семь месяцев кряду я прозябал в праздности, а теперь вот наконец нашёл работу, которая уводит меня далеко за пределы Солнечной системы. А вдруг я не справлюсь? Вдруг за время вынужденного безделья я растерял свои навыки и способности?
– Ты не работал, но в том-то и была твоя истинная работа, – донёсся успокаивающий голос Падре. – Ведь издревле известно, что для каждого самая тяжкая работа – это её отсутствие.
«Вряд ли Дзен мне ещё чем поможет», – понял Джо и, прежде чем старец продолжил свою мысль, переключился на «Протестантство».
– Человек без работы, – тон Падре из динамика стал теперь суровым и решительным, – ничего собой не представляет. Он просто перестаёт в глазах Бога существовать.
Джо немедленно переключился на «Католичество».
– Господь и любовь Господня да пребудут с тобой, – снова зажурчал умиротворяющий голос. – Ты находишься в деснице Его, и Он тебя никогда…
Джо включил «Ислам».
– Убей врага своего.
– Да нет у меня вообще врагов. – Джо непроизвольно мотнул головой. – Разве что собственные усталость да страх.