– Но фактически-то это приказ? Или всё же?..
– Не сомневаюсь, мистер Фернрайт, что мы друг друга верно поняли, – не дослушав Джо, заявила мисс Раисе. – Завтра мистер Глиммунг непременно свяжется с вами. До свидания.
Телефон щёлкнул и умолк.
– Опять приказы. – Джо тяжело вздохнул.
– Верно, – охотно согласился Виллис. – Но тем не менее он всем здесь заправляет, как совершенно справедливо и заметила его секретарша, используя только просьбы.
– Но если я всё же решил бы спуститься?..
– То у вас бы из этого ничего не получилось, – равнодушно заявил робот.
– Но если я всё-таки попытаюсь, то меня что же, уволят?
– Если попытаетесь, – сказал робот, – то вас убьют.
– Убьют, Виллис? И кто же меня убьёт?
Джо был испуган и одновременно взбешён. О рёбра принялось болезненно колотиться сердце, а воздуха стало катастрофически не хватать.
Робот молчал.
– Так кто же меня убьёт? – переспросил Джо.
– Вы должны были сначала сказать… Да ладно, чёрт с ним, – с явной неохотой буркнул робот. – Под водой, как известно, полным-полно опасных живых существ.
– Их и в любом другом море хватает, – возразил Джо.
– Предположим. Но в данном случае…
– Я сегодня же спущусь под воду.
– Там, внизу, вы увидите следы чудовищных разрушений, каких вы и представить себе не в состоянии. Подводный мир, где покоится Хельдскалла, – это мир мёртвых вещей – место, где всё гниёт и рассыпается в прах. Вот почему Глиммунг намерен поднять Храм на сушу. Подождите, пока он спустится вместе с вами. Потерпите лишь несколько дней. Лучше всего займитесь делом в своей мастерской и на время забудьте об этих глубинах. Глиммунг называет их Водяной Преисподней, и он, несомненно, прав – в глубинах находится совершенно иной, замкнутый в себе самом мир. Он совсем не похож на наш, надводный. Тот мир наполнен неодолимой энтропией, и ничем более, и даже такие могущественные создания, как Глиммунг, в конечном счёте там утрачивают свою исконную силу. Тот мир – могила, и она убьёт нас всех, если мы только не поднимем Храм на сушу.
– Не может же быть всё так плохо, – заметил Джо, чувствуя, однако, что в сердце его уже угнездился ужас.
Робот загадочно и будто бы даже с презрением посмотрел на него.
– Ты же робот, – удивлённо проговорил Джо, – и тебе, по идее, эмоции не присущи.
– Любое сознание, пусть даже и искусственное, страшится энтропии, – с явной неохотой объяснил Виллис.
– А Глиммунг, что же, рассчитывает энтропию остановить? – спросил Джо. – Сомнительно, что он в этом преуспеет.
– Там, под водой, – сообщил Виллис, – разложение – единственная активная сила. Но если поднять Храм, то появятся и другие силы, способные не только разрушать, но и созидать – строить, восстанавливать, а в вашем случае – исцелять. Вы и подобные вам мастера противопоставите процессу распада ваши таланты и труд. Теперь понимаете?
– И всё-таки я спущусь под воду, – упрямо проговорил Джо.
– Как сочтёте нужным. Я доставлю вас на самую крупную из плавучих баз на планете, и оттуда вы при желании, нацепив на себя акваланг, и спуститесь в Маре Нострум, а там уж сами убедитесь в правоте моих слов – но учтите, что спутником в вашем начинании я вам не стану.
– Благодарю. – Джо постарался вложить в это слово максимум сарказма, но робот, похоже, интонации в голосе не уловил, а если всё же и уловил, то вида уж точно не подал.
База представляла собой плавучую платформу, частично накрытую тремя герметичными куполами, под которыми было достаточно места для множества живых существ вместе со всем необходимым им оборудованием. Джо огляделся по сторонам, оценивая размеры сооружения. Построенные роботами купола казались огромными и к тому же совсем новенькими, с иголочки. Вероятно, база создавалась для последнего пополнения – для тех, кто прибыл на Планету Пахаря вместе с Джо.
«Да, – подумал он. – Свободного места здесь сколько угодно, а размеры строений никто не ограничивает, и Глиммунг, естественно, использует пространство с присущим ему размахом».
– Итак, ты по-прежнему отказываешься спуститься со мной? – спросил Джо Виллиса.
– Разумеется, отказываюсь.
– Так покажи мне, по крайней мере, где хранится акваланг, – распорядился Джо. – И объясни, как им пользоваться. И вообще, расскажи мне всё, что необходимо знать для успешного спуска под воду.
– Не сомневайтесь, что перед вашим погружением я непременно проведу с вами минимальный… – начал робот и осёкся. На крышу самого большого купола спускался небольшой вертолёт. Виллис внимательно к нему присмотрелся и заключил: – Для Глиммунга – слишком мал.
Винты вертолёта ещё полностью не прекратили своего вращения, а в его фюзеляже уже отъехала в сторону прозрачная дверца, и на посадочную площадку выпрыгнула Мали Йоджез. Поспешно спустившись затем на лифте, она направилась прямиком к Джо и Виллису.
– Со мной разговаривал Глиммунг, – быстро заговорила она, обращаясь исключительно к Джо. – Он объяснил мне, где ты и что затеял, и попросил сопроводить тебя. Он весьма сомневается, что ты в одиночку перенесёшь задуманный тобою спуск.
– А если со мной отправишься ты, – резюмировал Джо, – то, по его мнению, проблем у меня не возникнет вовсе.
– Он считает, что если мы будем вдвоём, у нас будут вполне реальные шансы на возвращение. И к тому же у меня, в отличие от тебя, весьма приличный опыт погружений с аквалангом в самых различных морях.
– Миссис Леди, – подобострастно обратился к ней Виллис. – А он распорядился, чтобы я проследовал с вами?
– О тебе он ни словом не обмолвился, – резко бросила Мали.
– И то ладно. – Робот вроде бы даже расправил плечи и приосанился. – А то у меня от того, что там, внизу, мозги уже заранее коротит.
– Скоро ситуация полностью изменится, – заметила Мали. – И «там, внизу» уже больше не будет, а будет только единый мир. Наш мир!
– Хочешь рассмешить богов, так расскажи им о своих планах, – с едва слышимым ехидством в голосе произнёс робот.
– Помоги нам надеть акваланги, – велел ему Джо.
– Там, внизу, в Водяной Преисподней, – немедленно принялся поучать их робот, – вы окажетесь в местах, оставленных Амалитой.
– Кто такая эта Амалита? – спросил Джо.
– Амалита – не она, а он. В общем, это божество, которому изначально и был посвящён Храм, – пояснила Мали. – Бог, которому возносили молитвы в Хельдскалле. Когда Храм будет восстановлен, Глиммунг сможет воззвать к Амалите, как то и было в прежние, предшествующие катастрофе времена. Победа Борели над Амалитой – временная, но весьма важная, и произошедшее мне весьма напоминает земную поэму Бертольда Брехта. Если не ошибаюсь, то она называлась «Утопленница». Сейчас попробую воспроизвести для вас самый значимый её кусочек… А, вот, вспомнила: «И постепенно бог её оставил; вначале её руки, а затем ноги и всё её тело, и наконец она была…»
– Что это за божества? – спросил Джо Мали. Он слышал о них впервые, хотя и понимал: если есть Храм, то должно быть и божество, которому в нём поклонялись. – Ты хоть что-нибудь толком знаешь о них?
– Я с удовольствием предоставлю вам всю необходимую информацию, – немедленно встрял в разговор Виллис.
– А ты хоть на секунду задумывался над тем, – спросила его Мали, – что, быть может, руками Глиммунга Храм возрождает сам Амалита?
– Гм-м… – Похоже, робот был глубоко уязвлён. Джо показалось даже, что у механического бедолаги от напряжённой работы внутри что-то зажужжало и принялось даже неритмично потрескивать. – Помнится, сэр, – наконец вымолвил он, – вы спрашивали меня о двух божествах. Кстати, тогда вы в очередной раз позабыли сказать…
– Виллис, расскажи мне про Амалиту и Борель, – поспешно попросил робота Джо. – Как давно им поклоняются и кто именно? И где появился их культ?
– У меня есть брошюра, в которой подробно изложены ответы на ваши вопросы. И даже на те, которые вы ещё пока не задали. – С горделивым видом опустив кисть руки в нишу у себя на груди, робот извлёк оттуда увенчанную огромной канцелярской скрепкой пачку тонких листков. – Написал вот тут на досуге, – пояснил он. – С вашего позволения, я, чтобы излишне не напрягать память, буду время от времени заглядывать в текст. Итак, сначала был Амалита. Был он один-одинёшенек, и было это приблизительно пятьдесят тысяч земных лет назад. Затем в нём пробудилась страсть. Но объекта страсти у него не было. Он любил, но любить ему было некого. Он ненавидел, но и ненавидеть ему тоже было некого.
– Ему было на всех наплевать, но плевать ему было пока ещё тоже не на кого, – подколола робота вовсе не заинтересовавшаяся его рассказом Мали.
– Так вот, я говорил о страсти, – как ни в чём не бывало продолжал робот. – Как известно, самая сладострастная форма сексуальной любви – это инцест, поскольку инцест – фундаментальное табу во всей Вселенной. Но чем строже табу, тем, как водится, сильнее и искушение, и именно поэтому-то Амалита и создал себе не просто женщину, а именно сестру – Борель. Кроме того, наибольшее половое возбуждение вызывает любовь к воплощению зла, и Амалита сделал свою сестру средоточием истинного зла. Ещё одним мощным стимулом половой любви является любовь к более сильному, чем носитель страсти, созданию, и потому-то Амалита наделил свою сестру способностью разрушать свои творения, и она, едва явившись на свет, принялась уничтожать одно за другим всё то, что он сотворил за многие века.
– В том числе она уничтожила и Хельдскаллу, – с нескрываемой досадой пробормотала Мали.
– Да, миссис Леди, – согласился робот. – Потом он, разумеется, пытался ей помешать, но она, к чему он первоначально и стремился, была уже сильнее его. И наконец, последнее: предмет страсти вечно принуждает любящего снисходить до своего уровня, и Амалита сам волей-неволей снизошёл до уровня сотворённой им сестры – до уровня, на котором властвуют лишь первобытные, максимально жестокие и лишённые даже зачатков морали законы. Вот с чем нам предстоит иметь дело при восстановлении Хельдскаллы, и каждый, спустившись в Водяную Преисподнюю, убедится в том, что изначальные, гуманные во многом законы Амалиты там совершенно не действуют, и даже сам Глиммунг, погрузившись туда, неизбежно окажется в полной власти порочной во всех отношениях Борели.