Забаррикадировать двери теперь несложно, странно, что никто не ломится, благо, разного хлама, подчас тяжелого, тут с избытком. Вряд ли эти немощные тела смогут прорваться. Так, куда дальше?
— Идиот! — нервно и зло рявкнул этот тип мне в ухо, — Думаешь, у меня здесь везде раскрытые двери⁈
Дверь, преграждающая мне путь дальше, действительно оказалась запертой. А еще она была двустворчатой и массивной, судя по всему, выполненной из сваренного, а может и литого железа. Подойдя к препятствию, я более внимательно его изучил, кивнул своим мыслям, а затем, не слушая истерические угрозы на ухо и шум за запертой мной дверью, снарядил старый японский автомат патронами.
— Тебе бы и одного хватило, застрелиться!
Камеры… везде камеры. Этот тип обожает все контролировать, да?
Целых три выстрела нужно, чтобы хозяин этого подземного безобразия потерял свои «глаза» в этой комнате. То, что сейчас здесь произойдет, не должна увидеть ни одна живая душа.
Подойдя к двери, преграждающей мне путь дальше, я глубоко вздохнул, сосредотачиваясь. Очищая разум, концентрируя мысль, собирая Ки определенным образом и направляя эту энергию по маршруту, который я изучил и выучил, помогая Асуми Хиракаве овладеть её техниками. Это самое владение, эти навыки, на самом деле были украденными мной, подсмотренными и переделанными. А затем переделанными еще раз, уже под мои нужды.
Джигокукен, боевое искусство, разработанное моим пра-пра-дедом, и, одновременно с этим, название сильнейшего из его приемов. Адский Кулак — удар рукой, способный покалечить даже слона. Разумеется, если бы его нанес сам Горо Кирью, но я — не он.
Совсем не он.
— Джигоку-кен! — выдохнул я, изо всех сил… пиная дверь укрепленной Ки ногой.
Глава 19Всякая жестокость мира
Это было похоже на одну из компьютерных игр, что любит мой брат Такао. Немалых размеров зал, оснащенный колоннами, залитый ярким светом искусственных ламп, масса сосредоточенного вокруг стен оборудования, большей частью хирургического. Совершенно свободный и просторный центр, много квадратных метров пустоты. Для чего?
Неверный вопрос. Для кого.
Для помеси автоматического инвалидного кресла с механизированным троном, если так посмотреть. Жуткая кустарщина, вроде костюма Спящего Лиса, но отлично работающая. В это устройство, способное перемещаться по залу, была встроена масса всего, включая несколько мониторов, пару компьютерных блоков, парочка чего-то, напоминающего механические конечности на гидравлическом приводе и, конечно же, человек.
Плотного телосложения, очевидный западник, европеец или американец. Ноги и руки обнаженного бледного тела скрываются в машинерии передвижного трона, а голова, шея и, скорее всего, позвоночник, жестко зафиксированы, слиты воедино с его средством передвижения с помощью тех же технологий, какие были использованы на многочисленных «зомби» этого комплекса. Впрочем, сидящий на кресле человек внешне мало отличался от управляемых трупов, разве что мимические мышцы лица были в тонусе.
И он, глядя на меня, их активно использовал, корча гримасы и ругаясь на вполне чистом японском. Наверное потому, что бережно пронесенные мной сквозь всё это подземелье две банки супа сейчас были вбиты бросками в недра его кресла. Одна из них уничтожила нечто, напоминающее сверхсовременный роутер, утыканный антеннами вместо кабелей, а вторая «погасила» оба компьютерных блока и большую часть возможностей этого «трона». Тем не менее, вмонтированный в него человек жил и чувствовал себя вполне бодро. Видимо, система жизнеобеспечения и поддержки имплантов была изолирована от основных энерговодов…
— Ты обычный человек! Тестовый образец! — в голосе психа звучали нотки возмущения и обиды, — Простая обезьяна! Тебе и за тысячу лет не понять, что я сделал! Чего добился! Сначала ты разрушил моё величайшее творение, мой магнум опус, а теперь доломал и остальное! Варвар! Тварь!
— Откуда ты брал тела? Оборудование? — инвалид в кресле был жив лишь потому, что я хотел понять, с кем он связан, кто его спонсировал и помогал. Кресло, на котором застрял этот непризнанный гений, было слишком велико, чтобы пройти в другие помещения, следовательно, его кто-то сюда засунул. Конечно, у меня лицо закрыто маской, а большую часть времени под камерами я еще и скрывался в производимом собой тумане, но…
— Думаешь, я тебе что-то расскажу⁈ — его лицо исказилось в гримасе, наверное, презрения.
В ответ я молча метнул в него катану на манер короткого копья. Меч пробил правое плечо, со лязгом войдя в глубины и так уже покалеченного трона, а крепыш, восседающий на нем, замолчал с видом глубочайшего неверия в случившееся. А затем заорал.
Мне пришлось выбить четыре мощных металлических двери по дороге к этому залу, а еще прибить троих совсем уж чахоточных, слабых и дергающихся «зомби», но последнее могло и не считаться. Четырех дверей было более чем достаточно, чтобы я сейчас чувствовал усталость и раздражение. Логика была в замешательстве. С одной стороны, этот психопат с манией величия определенно получает поддержку. С другой стороны, несмотря на всю демонстрируемую ранее ненависть по отношению ко мне (и десятки писем с угрозами), он не сделал ни-че-го. Потому что не хотел? Вряд ли. Потому что не мог? Куда правдоподобнее. Все эти марионетки, которыми он защищался, не стоили и ногтя Хито-Хито, того самого охотника за «надевшими черное».
— Если ты не начнешь говорить, то я разрежу тебе желудок и оставлю медленно умирать здесь, а сам уйду добивать американцев, — ровным голосом предупредил я, подходя к «трону», — Спустя полчаса вернусь, когда содержимое твоих кишок вытечет наружу, начав отравлять организм.
— Ты! Да кто ты такой⁈ — прохрипел, собираясь с силами, толстяк. Он определенно хотел отпрянуть от приблизившегося меня, но металл, сращенный с плотью, ему не позволил.
— Ты сам сказал. Обычный человек. Так что не трать моё время, — я взялся за рукоять торчащего в кресле (и теле непризнанного гения) меча.
А затем чуть качнул её. Человек в кресле заорал и заплакал. А затем признался, что американцы мертвы. Он, поняв, что я его перехитрил, отправил резервы своих подопытных в прямую атаку на оставшихся в живых агентов ЦРУ, а затем попытался нагнать меня, перехватывая контроль над другими «телами». Не успел.
Значит, есть время.
Вытягивать информацию из психа оказалось сложным делом, так как безумия в нем было куда больше, чем гениальности. Пришлось мало того, что делать ему укол морфия, оказавшегося под рукой (точнее, в аптечке кресле), так еще и слушать целую историю.
Виктор Стоун был молодым и талантливым помощником Херезева, известного нейрохирурга, автора многих современных работ по той же специальности. Сам Херезев, заполучив определенную известность в мире медицины, ударился в разъезды по странам с целью продать себя подороже. Будучи выходцем откуда-то из стран Восточной Европы, талант не хотел прозябать в собственной стране, а мечтал о куда большем, в идеале об Америке.
Когда они были в Стокгольме, то в номер к мэтру нейрохирургии постучались не представившиеся люди, предложившие Херезеву сделку — одну операцию за приглашение жить и работать в Голливуде. Разумеется, он согласился, разумеется, для операции нужен был Стоун. С них требовалось немногое: всего лишь имплантировать небольшое странное устройство в мозг парализованного ниже пояса человека. К всеобщему горю, для того чтобы проделать эту операцию с необходимым качеством, хирурги должны были хоть немного понимать, что это устройство делает, к чему подключается. Их предупредили, что за раскрытие тайны технической документации они могут быть лишены жизни… причем без разницы — поверят им или нет.
Почему я сказал «горю»? Потому что сидящий передо мной человек когда-то имел младшую сестру с диагнозом, близким к тому, что тогда имел их парализованный пациент. Она умерла от угнетения дыхательных путей, что и побудило Стоуна заняться нейрохирургией. Он желал научиться спасать людей. И, внезапно, получил доступ к устройству, которое именно это и делало. Знаний человека, уже установившего за свою практику сотни имплантов, вполне хватило, чтобы понять серийность этого образца.
Виктора охватил гнев. Он похитил устройство и документацию, подставил начальника, после чего скрылся. Его путь лежал в Японию, страну, где производство электроники было на очень высоком уровне. А дальше классика. Куда деваться скрывающемуся нейрохирургу, кроме как уйти в Темный мир? Таким редким кадрам здесь более чем рады.
— Я работал, ставил импланты, менял руки и ноги… — бормотал этот Виктор, постоянно поглядывая на лезвие меча и капающую с него кровь, — … попутно разбирался в устройстве. Оно! Оно…! Оно потрясающее! Опережало наши технологии, самые современные, к которым имел доступ дурак Херезев, превышало на десятилетия! Механический контроль органики! Рост нервной ткани и её замена! Программирование воздействий! Это было потрясающе!
Разумеется, он никак не мог скопировать эту технологию, повторить имплант, зато смог создать его громоздкие примитивные копии-проводники, которые могли принять сигнал от оригинала, запустив определенный отработанный процесс роста и изменения нервной системы. Реверс технологии — не человек управляет имплантом, а механизм использует человека и весь его наработанный опыт движений как имплант. Это был не просто прорыв, а нечто куда большее!
— Платили мало, — скривился раненный, — Слишком мало. Мне нужны были деньги, ресурсы, техника! Тела!
Криминал не мог и не хотел обеспечить и одной тридцатой того, что нужно было Стоуну для работы над копиями чипов, но у того было несколько опытных образцов копий имплантов, а еще набитая рука и полное отсутствие каких-либо моральных скреп. Он выбирал себе жертву из тех инвалидов, что к нему свозили со всей страны, имплантировал ей чип, а затем через него принуждал человека к подчинению. Многого тогда не требовалось, стимуляция нервных центров да возможность передавать приказы… Правда, для управления телами ему пришлось проделать над собой операцию, приковавшую его к этому «трону». Отсоединиться он бы смог, а вот ходить… Впрочем, Стоун не жалел, за него теперь ходили другие.