— П-почему? — выдавила красная от домогательств Мана.
— Дурочка, — ласково отозвалась Асуми, а затем, освободив жертву, подошла ко мне с просьбой, — Акира, сними майку.
Взгляд у неё был серьезный. Просящий. Я снял.
Мана охнула, прижимая ладони ко рту.
Насчет гарема ранее Хиракава приврала, Ману, регулярно ночующую у меня в кровати, я не трогал, да и пока не собирался. Мы с ней оба понимали, чего именно хочет девушка, и совершенно не спешили с возможной близостью, потому что любое давление с моей стороны, даже исключительно ради её удовольствия, могло стать дозой опасного наркотика, от которого она потом не сможет отказаться. Пока. Так что Мана меня обнаженным пока не видела, а после душа я специально прикрывался, чтобы её не напугать.
Так что раньше она не видела двух зарастающих дырок в груди и длинных шрамов от ожогов, оставленных мне «соцуюковцем». Выглядели они действительно неприятно, но что-то сделать с подобным украшением уже было нельзя.
— Вот наша жизнь, Мана-чан, — ласково буркнула Асуми, — Мы деремся. Сражаемся. Сдохнуть можем в любой день. А еще должны зарабатывать на хорошую жратву, тренироваться, учиться, все такое. Мне, по крайней мере, не придётся напрягаться всю жизнь, чтобы просто выжить. А дети… что дети? В детский дом их сдавать, мм? Или в чужую семью? Так и так получится. Так что…
Ей не дали договорить.
Хафу чуть не снесли вместе со мной и компьютерами, так что пришлось обеих ловить, спасая оборудование. Получились эдакие семейные объятия.
Глава 3Цена равнодушия
Предсказуемость характеризует, иногда так сильно, что кажется константой бытия. Я, зовущий кого-нибудь в игровой центр? Вряд ли.Горо Кирью и его сын, Хиро Конго, отрабатывающие на энгаве штаб-квартиры Сенко-гуми балетный танец? Невозможно. Шираиши Айка, возжелавшая прогуляться с дочерью и её женихом среди бела дня? Нереально. Однако, характеристика не является константой… когда неизвестен мотив.
Поэтому в данный момент мы гуляли втроем по городу. Выглядело это настолько неестественно, что у Маны ум за разум заходил, а моя рука то и дело дёргалась в попытках достать свою книгу. Тем не менее, мы, подчиняясь безмолвной просьбе Айки, прошли около квартала, пока наконец не оказались возле работающего днем лав-отеля. Куда все трое и свернули по воле Шираиши-старшей.
Дальше были совершенно круглые, полностью европейские глаза женщины в фойе, выдавшей нам ключ от номера, и множество моих предположений, которые я решил оставить при себе. Кровать в форме сердца внутри прилагалась, как и насыщенное цветное освещение, чья основная цель заключалась в том, чтобы перегрузить рецепторы будущих любовников, позволяя фигурально закрыть глаза на недостатки друг друга.
К счастью, оно отключалось, заменяясь на обычный свет.
Усадив на любовную кровать недоуменно хлопающую ресницами дочь, Айка извлекла из достаточно объёмистой сумки, принесенной ей с собой, наушники с плеером, пустую пластиковую миску, толстый женский журнал, при виде которого глаза Маны загорелись, а также увесистый пакет, наполненный дольками дыни, заранее политой медом. И две палочки. Не успела Мана задать вопрос, как на её голове образовались наушники, в руках журнал и любимое лакомство, а в ушах, еще не поглощенных музыкой, — строгий приказ ни в коем случае не выключать звук.
Полностью «выключив» из происходящего дочь, Айка извлекла из сумки последнее, небольшой термос и две кружки. Разлив, судя по запаху, очень крепкий кофе, она позвала меня к окну, куда я пошёл, прихватив два стульчика, обнаружившихся в номере. Теперь всё стало куда яснее.
— Здесь точно нет прослушки, а говорить мы будем о том, что не должно попасть в чужие уши, Акира, — начала она, отхлебнув чуть ли не половину чашки за раз, — Потому что, вполне возможно, это наш последний разговор.
Внимательно посмотрев на женщину, я подметил едва заметные, тщательно замаскированные и закрытые её стальным самоконтролем признаки изнеможения. Айка Шираиши работала на износ в последнее время, но это, видимо, не было направлено на её самосохранение. Однако, это была область, куда она и не думала пускать меня, ну или просить о помощи.
— С убийством Соцуюки, — продолжила Айка чуть хрипловатым голосом, смотря на занятую журналом дочь, — возникла политическая необходимость найти других козлов отпущения. Я, Акира, подхожу на эту роль почти также хорошо, как и он…
Искусственное Снадобье, улицы, криминал. Насильственное скармливание вещества юношам и девушкам, вербовка или продажа жертв. Чтобы избежать массовых протестов, вызванных недобровольным переходом детей в раздел «специальных граждан», правительство инсценировало пропажу этих бедолаг. Руками Шираиши Айки, если речь идёт о Токио, а она идёт именно о нем. Хорошо это кончиться не могло, но долг есть долг, его женщина выполнила до конца. Теперь её бросают волкам, чтобы избежать еще одного кризиса, теперь уже общественного. Непубличное слушание, приговор, тюрьма. Конец истории.
— Сочувствие не требуется, не вызовет понимания, — ровным голосом отрезала женщина, внимательно глядя на меня, — Думаю, стоит тебе сказать, что такое развитие событий позволит мне… отпустить себя. Вижу, ты осознал. Хорошо. У нас с тобой остается три вопроса на обсуждение, Акира Кирью. Первый…
Первым был интерес Центрального Разведывательного Управления Соединенных Штатов Америки к моей скромной персоне. Весьма высокий интерес, активно продвигавшийся группой довольно давно прибывших в страну агентов. Хотя, надо было сказать, что они вообще свои интересы и желания пытались продавить крайне напористо, однако, уже успевшее разглядеть очевидный вред стране от их предыдущих действий правительство отреагировало очень негативно, буквально задвинув эти самые интересы, вместе с агентами, туда, куда не смотрит страна Восходящего Солнца. Проще говоря, могущественным континенталам дали крайне резкий отлуп на тему «у нас и без вас проблем много». Те брыкались-брыкались, да что-то затихли в последнее время. Айка предполагает, что данная группа, прибывшая расследовать то, что не до расследовал в своё время Андрей Баранов, перешла на «подножный корм», начав работать неофициально и без поддержки властей. Но — работать. И мне нужно быть крайне осторожным.
— У них на меня ничего нет.
— Тебе лучше знать, Акира, но это американцы. Они давно уже считают страну Ямато рабом, к которому нужно только вежливо обращаться, чтобы он не поднял бунт. Стандартная практика неоколониалистов. Тем не менее, я тебя предупредила. Теперь второе…
Сидящей напротив меня женщины не существовало. Был лишь образ, стальной каркас, который она кропотливо выстроила вокруг своей врожденной мании неизвестной мне природы. Айка была от начала и до конца искусственной химерой, но именно это и позволило женщине прожить нормальную жизнь, сделать карьеру, воспитать дочь. Однако, я ошибался, думая, что настоящего в ней нет.
— Ты совершил ошибку, Акира, и я хочу, чтобы ты взял за неё ответственность, — в глазах матери моей невесты промелькнула тень настоящей злости, — Ирис Плакса, знакомое имя?
— Да, пересекались, — кивнул я, — Глава Альянса Джакко, одного из крупнейших объединений сукебан в стране.
— Именно. Когда-то, насколько я знаю, ты доверил её слову несколько девушек, школьниц. Она обещала, что о них позаботятся. Так вот, Акира Кирью, о них позаботились не так, как ты мог подумать. Им скормили Снадобье, а потом попытались продать на Хонсю.
Я вздохнул. Тогда это было не моё дело. Я приходил к ничтожной банде обнаглевших девок, решивших подмять под себя часть Аракавы. Да, мне пришлось «уведомить» о своем визите Ирис Плаксу, а та, видимо из хорошего настроения, решила полюбоваться, что выйдет из противостояния десятка отмороженных девиц с одним «надевшим черное». Раскидал их как котят, но попутно обнаружил несколько заложниц в здании. Пленниц. Обычных школьниц, раздетых до нижнего белья, грязных и замерзших. Испуганных.
Прошёл мимо. Положился на удобно брошенные мне в спину слова. Мог бы не пройти? Не начав войну со всем альянсом Джакко? Нет, не мог.
— Не мог, — утвердительно кивнула Айка, — Но теперь…
— Я вас понял, Шираиши-сан.
— Просила же называть меня Айкой. Держи, — из кармана пиджака японка достала накопитель информации, — Здесь много интересного по альянсу Джакко, в том числе и личные дела его офицеров. Дальше.
На подоконник, у которого мы сидели, было выложено несколько документов в виде книжечек.
— Удостоверение внештатного сотрудника Специального Комитета, — наманикюренный палец женщины затанцевал между бумагами, — Мой приказ о содействии, выписанный на твоё имя. Еще два приказа, пустых, с подписью и официальными печатями. Вот ручка, которой они были написаны. При желании и минимальных предосторожностях, ты сможешь это использовать к своей пользе…
Загранпаспорт «специального гражданина», индекс доверия Комитета, еще один накопитель информации, очень объёмный, на котором, как выразилась эта женщина, разные «материалы и досье, которые могут быть полезны». На самый крайний случай. Больше ничего нет, так как возник бы риск тотальной проверки всей её, Айки Шираиши, деятельности, чего нужно избежать любой ценой как минимум в ближайшее время.
Взглянув на невозмутимую женщину, я отчетливо понял, что она собирается уйти в самом ближайшем времени. Не из отеля, из жизни. Что она, всю жизнь отказывая себе в желания, почти в любых желаниях, очень и очень близка к взрыву.
Возможно, эта наша последняя встреча.
— Здесь не хватает одной бумаги, — я должен был это сказать, — Права на опекунство Маны.
— А вот это, Акира Кирью… — еле заметно улыбнулась она мне, — … и есть третий вопрос. Вы принесли, что я просила?
— Да.
Инкан, печать, имеющаяся у каждого японца, заменяющая подпись. Присутствует на всех официальных документах, местная достопримечательность и необходимость.
— Хорошо.