Воин подходит ко мне, так и не вложив мечи в ножны.
— Надо добить молодые ростки, пока они не вошли в силу, — говорю я, обозревая картину опустошения на месте недавнего праздника.
Глава 8
Пока охранники поливали оставшимся от огнеметателей «земляным огнем» ростки ильвийского терна, я занялась ранеными.
Шарль успел затянуть поясом руку у локтя. Падая с помоста, он вдобавок умудрился сломать ногу, так что не мог никуда скрыться. Выглядел он совсем жалко: весь в крови, смоляные кудри слиплись, а лицо землисто-бледное.
Хотелось посочувствовать ему, но не получалось. Я осторожно присела рядом на корточки, стараясь не испачкаться.
— Шарль, почему?
— А ты не понимаешь? Помнишь Клэри? Что они сделали с ней, за ее песни?
Да, я помнила об этом. Из тех воспоминаний, которые хоронишь в самом дальнем уголке памяти, для собственного спокойствия.
— Это неважно. Ты подверг опасности всех нас, уничтожил свое будущее и труппу. И ради чего? Пустой мести? Ты всего лишь пешка в руках заговорщиков.
— А что я мог? — По его лбу бежали капли пота, а лицо исказила боль. — В этом мире все делятся на сильных и бессильных, детка.
— Ты мог воззвать к Высшей Справедливости, — сказала я.
— Ее нет и никогда не было.
Спорный вопрос. Впрочем, ответ свыше бывает лишь тем, кто его ждет.
— И что теперь? — я покосилась на идущих в нашу сторону гвардейцев Герцогини.
— Живым я им в руки не дамся.
— Они поднимут твой труп и узнают все, что им надо.
— Тут ты ошибаешься.
Внезапно Шарль захрипел и забился в конвульсиях. Лицо его чернело и словно покрывалось зеленоватой патиной. Его Искра почти мгновенно затухла. Плоть начала течь и разлагаться на глазах. Я отпрянула.
— Стойте! Лесная плесень!!! — я сделала упреждающий знак, отскакивая подальше от тела.
— Дерьмо!!! Срочно все назад!! — проорал взмыленный гвардеец своим подчиненным.
Охранники подкатили бочонок с «земляным огнем», издали плеснули на тело и подожгли. Повалил удушливый дым с запахом горящей плоти. С лесной напастью не шутят. Мигом распространится, если не локализовать.
Второй удар, и снова «лесной след». И что бы это значило?
Я повернулась, ожидая найти ответ у Рейвена, но он некстати скрылся. Словно кот, он появляется и исчезает, когда ему заблагорассудится.
К нам подошел Сигран.
— Добрый вечер, госпожа Твигги. Я знаю, у вас сейчас много вопросов, но мы нуждаемся в вашей помощи, — сказал он. Было видно, что он не на шутку обеспокоен.
— Что случилось, господин… Сигран? — спросила я. Я поднялась, отказавшись от идеи сделать реверанс. В брюках это выглядело бы странно. Как мне теперь вести себя с ним?
— Придворный целитель погиб и не может оказать помощь. Моя невеста потеряла сознание, и нужно осмотреть ее, а также несколько человек из свиты.
Сигран проводил меня на другой конец двора. Там уже образовался настоящий походный лазарет. Раненых притащили отовсюду и разложили на плащах и одеялах.
В освещенном переносными масляными лампами углу дамы безуспешно пытались привести юную наследницу в чувство, похлопывая по щекам и обмахивая веером.
— Все прочь, — распорядилась я. Присела рядом с девушкой. Ну, что тут? Даже нет сотрясения. На всякий случай приподняла веки, проверяя зрачки. Проверила пульс, как учили в Рэнсе, — тонкий и «скользкий», но не быстрый и спокойный. Она потеряла сознание на нервной почве, такое бывает. С ребенком тоже все было в порядке.
Я достала нюхательные соли, приоткрыла флакон около носа девушки и тут же закрыла. Амелия застонала и открыла глаза. Затем я стала растирать ее ладони, попутно вливая силу Жизни. Тут, главное, не переборщить, а то вместо успокоительного эффекта получим очередную истерику.
— Ма-ма… — прошептала девушка, открыв глаза.
К ней кинулась Герцогиня.
— Все будет хорошо. Как ты себя чувствуешь? — спросила она, склонившись над дочерью. В это время я имела возможность рассмотреть герцогиню получше. Искусственное освещение скрадывало ее возраст. Я невольно залюбовалась.
Молва не лгала. Вот от кого ее дочь получила свою красоту. Те же безупречные черты: идеальный овал лица, большие серые глаза и четко очерченные губы, не нуждающиеся в краске. Только свои волосы она скрыла под черной вдовьей накидкой из чистейшего шелка. Идеальная фигура от шеи до пят скрыта в платье зеленого бархата. Из украшений — только невиданное ожерелье с одним крупным изумрудом.
Но если у дочери красота была нежной, то у Герцогини — напоминала остро отточенный клинок. Также говорили, что Ламарой фактически правила она, в то время как ныне покойный Герцог только подписывал указы, подсовываемые ему советником, и проводил время в карательных походах на степняков.
— Если я больше не нужна, позвольте помочь другим раненым, госпожа, — обратилась я к ней с легким поклоном.
— А как же моя дочь?! Кто поможет ей?
— У нее заболевание скорее нервного свойства. Думаю, ничего страшного не случится…
Я уже поднималась, чтобы удалиться, как вдруг заработала удар по щеке. Это было несколько неожиданно, и я не успела среагировать. Щека загорелась от пощечины, а в голове зазвенело.
— Да как ты смеешь, девка! — она снова замахнулась. На сей раз я перехватила ее руку за запястье раньше, чем она коснулась меня. Внутри меня разгорался гнев.
— Я это запомню, — сказала я. Я ей не подданная, чтобы безропотно терпеть такое. Темная Сила пульсировала внутри, как змея, готовая к броску. Я отпустила руку Герцогини, опасаясь худшего. — Будем считать, что в вас сейчас говорит мать. Но, тем не менее, я должна помочь тем, кто в этом больше нуждается.
Я развернулась к Сиграну.
— Господин наместник, распорядитесь дать больной теплой воды с медом. И… скажите, как только прибудет целитель из города, чтобы не давал ей ничего без проверки. В ее… положении не все может быть полезно, — сказала я. Этикет и фанаберии в сторону. Для меня гораздо важнее состояние пациентки и ее еще не рожденного ребенка.
Судя по тому, как расширились глаза Сиграна — не знал. Секундная растерянность, и вот на его лице появилась глупая улыбка, как у всех отцов, узнающих счастливую новость. Значит, он — отец. Хоть у кого-то в этот день хорошие новости. Правда, хорошей новостью было уже то, что мы живы.
Я коротко поклонилась и отошла, плечом отодвинув советника в сторону.
Как могла, я помогла нескольким пострадавшим. Переломы, вывихи, кровотечения. Ничего особо сложного. Одному, к сожалению, я не смогла помочь. Если человека расплющило куском мрамора в четыре сотни стоунов, то он однозначно не жилец. Отдавать свою жизнь в обмен на его я была не готова.
Полностью выложиться на Великое исцеление с непредсказуемым результатом, а остальные нуждающиеся в это время останутся без помощи. Есть ли у меня право на это? «Выбирай, Твигги. Выбирай».
А потом я поняла, что до сих пор не вижу Оливии. Я думала, что ее унесли к остальным пострадавшими, но ее там не было. Тито тоже не знал, где она.
Я стала пробираться обратно к сцене.
Прекрасный сон — в нем ты,
Но что я без тебя?
Бесплодные мечты и грезы.
Срывай любви цветы,
А, не любя,
Подаришь другу слезы…
Тихое пение доносилось из-под настила. Я метнулась туда. На земле лежала Оливия. Она улыбнулась мне слабой улыбкой.
— Олив, все будет хорошо, — пробормотала я, осторожно ощупывая и осматривая ее. Дышала она тяжело, морщась от боли при каждом вздохе. Одно ребро было сломано, но, к счастью, не проткнуло легкое. Небольшое сотрясение, но не смертельно.
— Твиг, поправь мне прическу. И помоги выйти на сцену, — тоном королевы-матери велела она.
— Не сходи с ума. Тебе сейчас нельзя петь!
— Я! Могу! И буду петь! А ты поможешь мне, или я поползу туда сама, — безапелляционно заявила певица. Куда только подевался ее страх перед сценой.
— Ладно, ладно, только не двигайся. Сейчас, погоди.
Я попыталась сделать что-то с ее головой и с ребром. И старалась я лучше, чем над предыдущими пациентами. Оливия в своем роде мое «творение» и почти подруга, и не хотелось бы, чтобы она пострадала. Ну, вот, уже лучше. Я помогла ей подняться. Пришлось обойти сцену, чтобы за кулисами забраться на помост. Подсадить ее я бы не смогла: не те весовые категории.
За кулисами я поправила ей грим и прическу и как могла отряхнула пыль и грязь с платья.
— Ты понимаешь, что придется петь а капелла? Музыканты все при деле.
— Более чем, Твигги. Так даже лучше.
Я словно зарядилась ее спокойствием и уверенностью.
— Ну, вперед! Ты сможешь!
Все так же опираясь на меня, Оливия вышла на сцену. Там она присела на прихваченный мною пуфик. Я осталась, поддерживая ее сзади и по каплям вливая Силу.
Полился кристально чистый голос… Ария была так себе, ни о чем. Может быть, потому что я никогда не испытывала и не понимала чувств, о которых там поется. Но голос! Душа словно взлетала в небеса, по телу бегали мурашки, а сердце билось так, будто я только что нырнула в Великий водопад.
Люди замирали, бросая свои дела, и слушали, забыв обо всем.
Когда она закончила, послышались сначала редкие, а затем все более громкие аплодисменты. Первой начала хлопать, как ни странно, сама Герцогиня.
Воистину, безумное завершение не менее безумного дня.
Насчет окончания я сильно ошибалась. На два цикла дознаватели заполучила меня в свои цепкие объятия. После допроса я наконец смогла спросить, оставшись с Сиграном наедине.
— Господин наместник, почему вы допустили… это?
Я должна была знать, ведь я до последнего надеялась, что Сигран сможет предотвратить покушение.
— Я не ожидал от них такой прыти. Думал, магического щита у зрительских мест будет достаточно. Хотел, чтобы огнеметатели вывели нас на заговорщика, — ответил он. — Я… был слишком самонадеян, — ему тяжело далось это признание.