Страхи перед сновидениями были неоправданными. Уснуть прямо за столом, уткнувшись лицом в бумаги с лекциями, конечно, глупо, но с телом не поспоришь. Проснулась я оттого, что шея затекла, а плечи ныли.
На следующий день я встретилась с Кольром, и, несмотря на все возражения, предложила оплатить расходы. Когда я пригрозила, что схожу к Страже и сама узнаю, сколько должна за убытки в таверне, парню пришлось выложить правду.
Сходить в гномий банк и серьезно потрясти свой счет — вот что мне следовало сделать…
Гном несколько раз поинтересовался, уверена ли я, что хочу наполовину опустошить свой счет. Да, я была уверена.
Мне нужны были деньги для некроманта и заклинания перехода между мирами, привязанные к артефактам Гильдии. Я оставила ровно столько, чтобы оплатить текущие нужды. Деньги, вложенные в рельсовые дороги, я не тронула, но и прибыли до следующего сезона не стоило ждать.
Возможно, мне не хватит денег на оплату следующего года обучения… Возможно, меня уже не будет в городе на тот момент. Так что и переживать не стоит. «Чем больше трепыхаешься, тем туже затягиваются силки», — вспомнилась народная мудрость.
Я обналичила сто пятьдесят золотых и взяла расписку еще на сотню, спрятала деньги в свой дорожный кофр «с секретом» и двинулась в сторону башни Гильдии вероятностных магов, которая возвышалась над остальными зданиями так же высоко, как городская ратуша и башня Академии, так что шпиль было видно за целый квартал.
Чтобы добраться напрямую, не могло быть и речи. Радиальная планировка города предполагала три поворота на пути к цели. Так что я решила воспользоваться ситуацией и заглянуть на ярмарку. Завершающие дни были особенно интересными.
Казалось бы, за неделю должны были скупить все самое интересное. Но предприимчивые купцы сначала выкладывали товары попроще, а лучшее приберегали напоследок. Я прошлась по рядам с травами, где меня уже знали, и сделала несколько покупок, которые попросила доставить на дом.
А потом я вышла к ряду, который занимал караван из Халифата. Здесь я намеревалась купить сабур. Это испытанное средство помогало при старых ранах и язвах гораздо лучше, чем самые современные лекарства из Тета. И оно было «живым».
По моему мнению, энергия Жизни, которую я ощущала в травяных снадобьях, по-настоящему способствовала восстановлению здоровья, а не просто снимала симптомы.
Бородатые караванщики в светлых просторных одеждах, накидках, скрывающих волосы, остроносой обуви и ярких кушаках, часто с саблями на поясе, во все горло нахваливали свой товар.
Торговцы оценивающе провожали потенциальных покупателей взглядами. Когда я проходила мимо, их призывы становились гораздо громче.
Я приобрела увесистый мешочек с кофе, выбрав наиболее свежий и проигнорировав лежащие на виду мешки с затхлым запахом. «Не обманешь — не продашь». Очевидно, это девиз всех торговцев.
Еще мне требовалось одно редкое лекарство, которое производили только в Халифате.
В одной из лавок я нашла нужное, и, несмотря на недовольство и уверения торговца, перенюхала и попробовала черную субстанцию во всех коробочках, прежде чем купила.
— Госпожа, самый лучший сабур! Лучше нет! Зачем пробуешь? Бери, отдаю почти даром, себе в убыток!!! — простонал продавец.
«Ага, себе в убыток. Содрал втридорога. В Илонии я бы купила то же самое вдвое дешевле». Я попросила взвесить лекарство.
— За это — двадцать серебряных, — указала я на коробку. — А за ту — не больше семнадцати.
— За что, госпожа!!! Шестьдесят серебром, не меньше!!! — азартно начал торговаться купец, попав в свою стихию.
— Соглашайтесь, уважаемый, — ответила я. — Здесь крупинки все в пыли, придется растворить, убрать осадок и процедить. И сколько еще уйдет в отходы, — заметила я. — А в первой партии пыли нет, но влажность очень высока. Придется сушить, а то испортится. И вес после сушки тоже уменьшится.
Зная уловки торговцев, я прямо указала на это, после чего коснулась крупинок, и на руках остались черно-бурые маслянистые следы, которые я продемонстрировала торговцу.
— О, горе мне! Себе в убыток, для уважаемой госпожи! — вскричал мужчина, заворачивая в бумагу покупки.
Очевидно, что торговец испытывал двойственные эмоции от сделки. С одной стороны, он был доволен азартным торгом, так непривычным в наших холодных краях, и одновременно огорчен исходом для своего кошелька.
В самом конце торгового ряда продавали людей.
Может показаться, что это невозможно, но это так. Здесь, в Империи, рабство было официально запрещено. Однако никто не мешал продать контракт работника «за долги».
Такие контракты охотно покупали военные вербовщики, и я бы не сказала, что участь мужчин была плачевной.
По закону наемнику платили минимальное жалованье, и он был на полном государственном обеспечении. Его не имели право наказывать без вины, и если он прилежно учился — убивать, — и не делал попытки бежать, через десяток лет мог выкупить свой контракт и даже оказывался в плюсе. Он имел все шансы на карьерный рост.
Если ко времени освобождения воин оставался жив, он не спешил оставлять службу. Империя цепко держалась за своих людей. Итогом продолжительной службы мог быть небольшой надел земли и достойная пенсия для ветерана.
Сильных и выносливых островитян охотно выкупали и брали на работу ремесленники. Почти на каждого находился свой покупатель.
Гораздо хуже была участь женщин, особенно молодых и красивых. Будучи проданной в качестве «служанки», она чаще всего оказывалась в Веселом квартале, где становилась нелицензированной куртизанкой. Дело весьма доходное, хоть и противозаконное, если Стража закроет глаза на это. А женщина практически лишена возможности пожаловаться.
Пожилых женщин чаще всего нанимали именно служанками или компаньонками. Ценились работницы, которые могли шить и вышивать. Однажды я была свидетелем, как контракт одной пожилой женщины выкупила известная модистка за триста золотых. И я уверена, что ее вложение не раз окупилось.
Я старалась поскорее миновать это место, пропитанное горем и безысходностью.
Мельком взглянув на помост, я поняла, что на меня смотрит какая-то женщина. Медное ожерелье поверх одежды, напоминающее ошейник, и татуировка над бровью выдавали, что она рабыня.
Женщина-урук… Она уже была в возрасте. Узкое скуластое лицо степнячки, смуглая кожа, длинный прямой нос; темно-карие глаза и брови подведены на восточный манер сурьмой. Волосы были скрыты под покрывалом, а серап был совсем простым, без дорогого шитья. На руках ее не было дорогих украшений, так, пара медных браслетов. Скорее, они тоже символизировали оковы.
Такой страстной безмолвной мольбы о помощи я никогда не ощущала. Ее глаза просто кричали: «Помогите!». Но я не видела, чтобы ее выставили на торги. В чем же дело? Я вопросительно подняла брови, давая понять, что жду ответа.
Женщина перевела взгляд в сторону расстеленного на помосте ковра, на который вывели невысокую женскую фигуру, закутанную поверх серапа в несколько цветастых покрывал. Подробностей разглядеть было невозможно, и оставалось только ждать.
Предвидя интересное зрелище, к помосту стали стягиваться потенциальные покупатели и зеваки.
— Внимайте, уважаемые, благословенные небом! Здесь и сейчас вы увидите небывалую красоту, юный бутон, который только распустился, но еще не сорван!!! — вскричал распорядитель и сдернул с головы рабыни покрывало феранджи.
Под ним показалось юное девичье лицо. Дочь этой женщины-урука? Внучка? (Переживания состарили женщину раньше времени, так что сложно было сказать). Так, наверное, она выглядела в юности. Я не увидела в этом лице примеси восточной крови. Неужели женщина попала в рабство, будучи уже беременной?
Девушка спокойно и даже немного отстраненно смотрела вперед, ни на кого конкретно, а на губах застыла легкая полуулыбка. Ее опоили перед тем, как выставить на торги?
Распорядитель картинно вытащил из прически девушки пару заколок, и мириады тонких кос рассыпались почти до самых колен девушки.
— Небывалая красота! Едва ли тринадцать лет, в самой поре!
Мужчина сдернул еще одно покрывало, и показался богатый слегка приталенный серап, который бесстыдно демонстрировал все изгибы юного тела. Такое платье никогда бы не надела приличная женщина из Халифата; те щеголяли в балахонистых одеяниях, скрывающих все подробности.
Девушка на мгновение потеряла спокойствие, прикусив нижнюю губу, но тут же безмятежное выражение вернулось на ее лицо. Нет, не опоили. Я облегченно выдохнула.
Почему я переживала за этого ребенка?
Я обернулась к женщине-уруку и отрицательно покачала головой. Она поняла. Теперь я знаю, как выглядит не только надежда, но и глубокое отчаяние…
Могу ли я помочь?
Вопреки здравому смыслу, я не ушла, а осталась смотреть дальше.
— Ее таланты неисчислимы! — заливался соловьем продавец. — Танец ее достоин глаз самого Вседержителя! — Он сделал знак, и заиграли дудочки и барабаны. Заунывная восточная музыка была под стать зрелищу.
Девушка переступила босыми ступнями, расписанными хной, с браслетами рабыни на лодыжках. По мере того, как ускорялся ритм барабанов, ее ступни двигались в такт, бедра вращались и дрожали, описывая едва видимые восьмерки, а почти лишенное округлостей тело изгибалось, как у змеи. Косички разлетались во все стороны при вращении. Расписанные хной ладони змеями взлетали вверх, к небу, словно моля о чем-то.
Хлопок рук — и распорядитель швырнул под ноги девушке узкий отрез шелка. Шелк гладкой дорожкой расстелился по помосту. Танцовщица на полупальцах пробежалась по ткани, не вызвав появления ни единой складочки. Руки ее, раскинувшись в стороны, как крылья птицы, волнительно двигались в такт музыке. Зрители одобрительно кричали и хлопали.
— Кто хочет купить контракт? Кому достанется такой удивительный талант?!! Начальная цена сорок золотых! — воскликнул распорядитель, по одному движению руки которого музыка перестала играть, а танец прекратился. Рабыня стояла, все такая же спокойная, и только грудь ее учащенно вздымалась после танца.