ивал его в бокал.
— Значит, Гортензия не вернулась, — сказал он, протягивая ей напиток.
— Нет.
— Вы не можете оставаться здесь после того, что произошло. Она сказала, в котором часу вернется?
— Нет, — повторила она, осознавая, что они на вилле совершенно одни. Она пила горячий сладкий напиток. В ее голове стучало от сильного удара о дверь, и ей было чуть не по себе и хотелось лечь в постель. — Вам нет необходимости оставаться. Со мной все будет хорошо. Гортензия с мужем вернутся в любой момент.
Он уселся на угол стола:
— Сомневаюсь. Вам действительно нельзя оставаться здесь одной. Я знаю нескольких молодых женщин, которые будут рады устроить вас на ночь. Мне жаль, что так случилось.
Трише удалось слабо улыбнуться:
— Вы здесь не виноваты. Спасибо за напиток. Он помог.
Его глаза изучали ее бледное лицо, к которому постепенно возвращался прежний цвет.
— Цвет вашего лица стал лучше, — удовлетворенно заметил он. — Расслабьтесь и расскажите мне о жизни в вашей Англии.
Она поставила пустую чашку, старательно избегая его пристального взгляда. В обычных условиях находиться с ним одной на вилле было бы настоящим блаженством, однако в данный момент ей меньше всего хотелось чьей-то компании. Все же она предприняла героическую попытку и равнодушно начала рассказывать.
Она поведала о жизни на огородном хозяйстве, обойдя то, как на нее подействовала Мари-Роз и ее выход замуж за Джереми. Мать ушла из жизни совсем недавно, и было, трудно о ней говорить равнодушным тоном, и грустная улыбка увлажнила ее глаза, когда она заговорила о ней. В заключение она рассказала о Сэлли, их огромном нежном пиренейском доге.
— У нее удивительно хорошее расположение духа, она прекрасно ведет себя с детьми и маленькими животными, — закончила она свой рассказ охрипшим голосом.
На его тонких губах появилась понимающая улыбка.
— У нас дома две собаки, и мы их очень любим. — Он продолжал говорить о других вещах, Триша невольно стала моргать сонными глазами.
Рив взглянул на часы:
— Mon dieu! Вам давно пора спать. Слишком поздно везти вас куда-нибудь. — Вдруг он наклонился и нежно поднял ее. — Вы очень устали, mon pauvreenfant[11]. Пойдем, я удобно устроюсь в одном из кресел внизу.
Вместе с ней он прошел через холл к лестнице, где она остановилась, словно ей в голову неожиданно пришла какая-то мысль.
— Но будет ли это правильно? В конце концов, вы хирург и люди начнут сплетничать. — Она залилась краской.
Он насмешливо улыбался:
— Весьма признателен вам за заботу обо мне, но консьерж в моем доме знает, что я часто работаю по ночам, и никогда не запирает подъезд до моего прихода, к тому же я уеду отсюда раньше, чем вы проснетесь. Вам, mademoiselle, нечего беспокоиться. Вилла находится в безопасном месте, окружена высокой оградой, отделяющей ее от соседей. Незваный гость вас очень расстроил?
Она покачала головой, затем повернулась и стала подниматься по лестнице.
— Bonne nuit, mademoiselle. Выспитесь хорошенько.
— Bonne nuit, monsieur, — ответила она и поднялась вверх, зная, что он смотрит ей вслед.
Глава 4
Было уже совсем светло, когда Тришу разбудил надрывавшийся дверной звонок. Ее голова, еще не освободившись от сна, чудесным образом прояснилась при мысли, что Гортензия ждет у входной двери и не пользуется ключом, полагая, что она вчера вечером заперлась изнутри. Спешно набросив накидку и нырнув в домашние туфли без задников, она уже открыла дверь, как заметила записку на ковре. Она торопливо подняла ее и прочла:
«Мадемуазель, я уезжаю домой. Сейчас шесть тридцать. Гортензия не вернулась, она может приехать первым автобусом, который прибывает около восьми тридцати. Надеюсь, вы хорошо спали.
Р. д'Артанон».
Первым побуждением было порвать записку, однако настойчивая трель звонка заставила спрятать ее в карман и поспешить вниз. Гортензия была одна и долго извинялась за то, что не вернулась вчера вечером. Оказалось, перед приездом Гортензии с мужем ее мать упала и ушибла голову. Послали за врачом, который подтвердил, что переломов нет, но порекомендовал матери оставаться несколько дней в постели, пока не пройдет шок. Гортензия рассказала, что ее муж остался с матерью, пока та не встанет на ноги.
Триша позавтракала на кухне вместе с Гортензией, затем кое-что сделала по дому за нее. Она заканчивала вытирать пыль в комнатах первого этажа, когда зазвонил дверной звонок. Она открыла дверь. Перед ней стояла элегантно одетая женщина, очевидно француженка, на вид ей было далеко за сорок. Под темно-синим костюмом между отворотами мелькнула белая гипюровая кружевная блузка, а элегантная шляпа без полей была из темно-сине-белого материала. В руках у нее была темно-синяя сумка, а на ногах гармонирующие ботинки из мягкой лайки.
Светло-карие глаза на красивом широкоскулом лице скользнули по волосам Триши и перешли к ее зеленому платью и руке без колец.
— Я пришла навестить свою племянницу, — произнесла она решительно на французском.
Триша уставилась на нее в изумлении.
— О, гм… входите, пожалуйста, — запыхавшись, тихо пробормотала она, запинаясь на французском, и отступила в сторону, пропуская гостью. Только тогда Триша заметила, что все еще держит метелку из перьев, которой она вытирала пыль в комнате. — Мадам, садитесь, пожалуйста, — закончила она, улыбаясь.
— Я мадам Байи, — ответила женщина, садясь на обитый шелком диван. — Вы здесь новенькая, да?
Триша быстро сообразила, в чем дело. У родителей Мари-Роз фамилия тоже была Байи, значит, эта строгого вида особа, сидящая здесь и рассматривающая ее, словно она была новой служанкой, могла выйти замуж за какого-нибудь члена этой семьи.
— Вы говорите по-английски, мадам? — спросила Триша, положив метелку из перьев.
— Да.
— Тогда я могла бы быстрее и легче объясниться на английском. Я Триша Беннет. Мадам, возможно, вы не знаете, что несколько недель назад мой брат Джереми и Мари-Роз попали в аварию.
Сказать, что мадам Байи была удивлена, значило бы ничего не сказать. Она подняла изумленный взгляд на продолжавшую стоять Тришу:
— Mon dieu, я ничего об этом не знала. Я была в круизе и вернулась только сегодня утром. Я глубоко потрясена этим известием. Они сильно пострадали?
— У Мари-Роз сотрясение мозга, повреждены ребра и порезы на лице. Она сейчас поправляется.
Мадам Байи от досады прищелкнула языком:
— А Джереми?
К счастью, отделался порезами и ушибами.
— Полагаю, родители моей племянницы извещены.
Триша объяснила, что с ними в это время не удалось связаться, и мадам Байи снова щелкнула языком.
— А где Джереми? Тоже в больнице?
Триша рассказала ей о работе брата в Испании, и видно было, как та недовольна.
— Вряд ли ему следовало покидать свою жену в такое время! Я была категорически против того, что Мари-Роз выходит за иностранца.
Триша села и невольно прикусила губу, чтобы не сказать необдуманные слова.
— Он уехал с согласия жены, здоровье которой идет на поправку. Вчера ей сделали операцию носа, и ей придется перенести две пересадки кожи, чтобы закрыть рваные раны на лице.
Мадам прищелкнула языком в третий раз, и Трише показалось, что если она сделает это еще раз, то она зарычит. Эта женщина вела себя так, будто аварию можно было избежать, а ее неодобрительное отношение к браку племянницы было очевидным. Триша призадумалась — может быть, месье и мадам Байи разделяли ее взгляды, хотя они казались рады за дочь, когда посылали ей поздравления. Однако она понимала, какой шок должна переживать любящая тетя, обнаружив, что ее любимая племянница сильно пострадала, и снисходительно отнеслась к замечаниям и реакции этой женщины. Она выглядела очень бледной и потрясенной.
— Останьтесь на обед, — любезно предложила она. — Тогда мы сегодня могли бы вместе пойти проведать вашу племянницу.
Старая женщина некоторое время раздумывала, затем покачала головой.
— Нет, я так не думаю, — улыбнулась она. — Вы очень любезны, предложив это, но я немного устала и из-за этого могу легко разволноваться, когда увижу свою племянницу всю в царапинах и шрамах. Я пойду завтра.
Триша кивнула:
— Хотите выпить кофе и перекусить?
Прежде чем она успела ответить, вошла Гортензия с подносом, на котором стояла чашка кофе и были изящно разложены только что приготовленные пирожные и миниатюрные бутерброды.
— Bonjour, madame Bailley[12], — поздоровалась она. — Я слышала, как вы приехали, и подумала, что вам будет приятно выпить кофе и съесть маленькие кремовые пирожные, которые вы так любите.
Мадам Байи заметно повеселела:
— Очень мило с вашей стороны, Гортензия. Мне не хватало ваших пирожных, когда я уехала. — Она довольно улыбнулась, когда Гортензия поставила поднос на маленький столик рядом с ней и Тришей. — Это известие о Мари-Роз меня очень огорчило.
— Да, печально, madame. — Гортензия умолкла, затем неожиданно повернулась к Трише: — Кстати, вспомнила, mademoiselle, моя мать прислала халатик для мадам Беннет. Отвезите его в больницу.
— Ваша мать очень любезна, Гортензия. Может быть, вам лучше самой отнести его Мари-Роз? Думаю, она будет очень рада видеть вас, — сердечно сказала Триша.
— Merci, mademoiselle[13]. Я с большим удовольствием навещу мадам.
— Как поживает ваша мама, Гортензия? — Мадам Байи ласково улыбалась.
— Она приходит в себя от падения, мадам. Это случилось вчера вечером, как раз перед нашим еженедельным визитом. К счастью, она лишь сильно испугалась, но врач настоял, чтобы она два дня полежала в постели, — со вздохом сказала Гортензия.
Триша уже настроилась на то, что мадам Байи прищелкнет языком, но ничего не произошло. Очевидно, она относилась к несчастьям чужих людей более спокойно.