Дамиан сжал зубы покрепче. Перетерпел пару мгновений и уже спокойно, нейтрально ответил:
- Решишь сама. Если нужна практика, добро пожаловать! А нет, ты свободна. Тот наш, зимний договор, исполнен уже. Сессия начинается.
Нел не ответила ничего. Она и сама не знает пока, пойдёт ли осенью работать в больницу. Практику, конечно, никто не отменит для неё, а насчёт остального... Она не знает пока... Будет думать. Хочется набираться опыта и ребята, парни и девушки, там отличные, но... Вертеться перед носом у Лавиля... Нужно ли ей такое? К чему "дразнить гусей", если ни к чему хорошему это не приведёт?..
Он выдернул её из размышлений. И сразу в лоб:
- Я общаюсь с твоей дочерью.
Нел замерла. Она видела у Мэй сегодня симпатичное ожерелье, тонкое и изящное. До этого был браслет, такой же. Она спрашивала, откуда, и получила вполне логичный ответ: "Подарок". Мэй часто дарили подарки. Окружающим нравилось баловать её и других детей милыми безделушками. Потому она и не насторожилась, хотя надо было...
- Как это произошло?
Нел изо всех сил сдерживала голос, чтобы тревога и страх не прорвались. Декан ответил вопросом:
- Ты ведь знаешь, что она сделала зимой?..
- Траванула тебя?- уточнила Нел.- Конечно. Я поговорила с ней тогда, но не наказывала. Она была настолько уверена в своей правоте, что у меня рука не поднялась. Если ты считаешь...
- Нет!- вклинился Лавиль.- Не нужно никаких наказаний. Это ведь я был виноват. Я подло поступил. А за вероломство нужно платить...
Дормерец задумался. Надолго. А потом до странного уязвимо посмотрел на Нел:
- Могу я говорить с тобой откровенно?
Девушка осторожно кивнула. Он не успокоился:
- Дай слово.
- В смысле?- не поняла Нел.
- В том смысле, что Мэй ничего не будет. Идеально было бы, чтобы она вообще не узнала, что ты в курсе.
- В курсе чего?- всполошилась мать не в меру талантливого и тяготеющего к справедливости ребёнка.
Он явно жалел её, но стоял на своём:
- Слово, Нел!
Она сдалась:
- Слово так слово! Даю! Говори!
И он сказал. Вернее, рассказал. А мать не в меру талантливого дитяти пережила, наверное, почти весь спектр чувств, доступный родителям по поводу детей: гордость, страх, стыд, восхищение, неловкость. Она много смеялась и так забавно распахивала глаза, когда он рассказывал, как методом проб и ошибок пришёл к железным кружкам и мискам, что Дамиан не смог отказать себе...
Он много говорил об этом. О своей стратегии и тактике. Не для того, чтобы она пожалела его, а потому, что она смеялась. А Нел поняла странности декана целителей, которыми он был полон этой весной, как стручок горошинами.
Жалела его. Восхищалась умом и творческим, нестандартным подходом к решению проблем. Надо же! Суметь выжить и даже относительно нормально жить с проклятием ведающей! Мало того! Изжить его!..
Такое могло случиться только в одном случае. Если он не испытывал ненависти к той, что "наградила" его, признавал её правоту и хотел меняться. Только в этом случае. Нел потрясённо смотрела на Лавиля. Неужели он способен на подобную силу чувств, решимость и раскаяние?
Тут же стало стыдно... Она, получается, тоже неправильно судила его... Видела его, как талантливого учёного, хорошего лекаря, но легковесного человека. И ведь сама же знала, что так не бывает. Сила личности, глубина, решимость главные во всём. Тот, в котором нет этого, не достигнет ничего...
Лавилю было странно и неловко. Впервые Нел смотрела на него прямо, неотрывно, словно что-то силилась рассмотреть в нём. Ему было, на самом деле, невыносимо неловко, но глаз он не отвёл. Пусть смотрит. Тем более, что нет больше у него сил прятаться. Пусть увидит то, что ищет. Или не увидит. Откуда ему знать, что ей нужно? Он отчаялся уже понять её...
Она не искала особо... А если и искала, то только подтверждение тому, что дошло до неё сейчас... Она ведь злилась на Ланеля, который единственный призывал попробовать посмотреть на ситуацию её и Лавиля с другой стороны. Считала, что он оправдывает его. Как мужчина мужчину. А оно вот как...
Она посмотрела с другой стороны. Не посмотрела даже. Боги словно носом её ткнули. Она ведь тоже виновата перед ним. Он так стремился к ней. Всегда, с самого начала... Она так нужна ему была... Она не видела, не понимала. Страх и его репутация мешали.
Гуляка Лавиль!.. Да, он бежал ей навстречу каждый раз, как пёс. Заглядывал в глаза и готов был на что угодно, лишь бы она была рядом... Рядился, конечно, чтобы оставить себе крупицу гордости, но...
- Ланель сказал бы, что такой тупой ученицы у него ещё никогда не было, если бы знал,- потрясённо подумала Нел.- Вероятнее всего, он и думает обо мне так. А молчит потому, что объяснить такое невозможно, пока не дойдёт... Пока не возьмёшь на себя труд разуть глаза...
Она даже не соотносила эти факты, они сами слетелись и сложились, как мозаика. Даже то, что обидело её больше всего, то, что он предложил ей "свободные отношения", увидела она сейчас под другим углом.
Он ведь тоже считает её легковесной! Вокруг неё постоянно парни. Был Виллис, Вар Сан, теперь Дастон. Универсы скачут вокруг неё и радостно ржут, как кони. И Нис всегда рядом...
- Он ведь искренне думает, что мне всё это нужно! Что я никак не могу определиться! И потому готов терпеть, делить меня с кем угодно! Это же...
Нел с ужасом смотрела на Лавиля... А он снова как-то не так понял её. Помрачнел. Но тихо, с достоинством спросил то, что, собственно, и хотел узнать:
- Я предупредил Мэйлин, что мы не сможем больше переписываться, если ты не позволишь. Нехорошо делать что бы то ни было за твоей спиной... Что скажешь?
Нел удивлённо моргнула. Тихо, хрипло ответила:
- Я не против, Лавиль. Ты даже видеться с ней можешь. Приходи сюда в гости. Когда хочешь... Только предупреждайте меня, пожалуйста.
Глава 45.
Нел спокойно сдала экзамены. Ничуть не напрягаясь. Она и Лавиль... только они и были, наверное, спокойны во всей академии. Студенты и преподаватели, наоборот, напряжены и готовы к бунту, если декан целителей продолжит притеснение студентки Тал по каким-то своим, глупым и надуманным поводам.
Ничего этого, к счастью, не произошло. Взрыв не случился. Старейшие преподаватели и деканы, входящие в преподавательский совет академии, вздохнули с облегчением. Элвин только посмеивался и убеждал коллег, что зря они волновались. Он никогда и не сомневался в том, что всё будет просто замечательно!
- Какое там замечательно, это мы ещё посмотрим! И больше на попятную не пойдём, коллега! Ваш любимец, ректор Элвин, вылетит из академии, если ещё хоть раз позволит себе подобный произвол! Иначе уйдём мы, старейшие магистры Дормера! Посмотрим тогда, как вы будете работать с молокососами!
Завель почти кричал, пытаясь донести свою мысль. Подпрыгивал немного, стараясь казаться чуть выше и солиднее. Магистр Рувих неспешно кивал и молчал. А ему и не нужно было говорить. Все в академии знали, что старик в своём упрямстве напоминает быка. Если упрётся, не сдвинешь. Вот и сейчас наклон головы был более чем характерным... Старик точно сдержит слово, если щенок дёрнется и обидит его любимую студентку. Уйдёт, заберёт свои разработки. И денежки тоже...
Вигни Тисвик, магистр, преподававший историю, тот самый, что просветил молодёжь по поводу истинных причин победы Дормера в войне против эльфов, стал после той истории героем и любимцем студентов. Его и раньше любили. Теперь же он смеялся, что всеобщее почитание и нимб страдальца за истину иногда жмут ему голову.
Так он старался показать молодым людям, что его ничуть не беспокоит то, что он не имеет возможности выйти за ворота академии и то, что каждый понедельник, ровно в восемь утра ректор Элвин получает магвестником требование Высшего Магического Совета Дормера выдать бунтовщика и вольнодумца магистра магии Вигни Тисвика для разбирательства по существу дела.
Это "существо дела" особенно пугало молодых. Они не были дурными и понимали, чем оно грозит их милейшему преподу. Соответственно начинали ненавидеть стариков из Магического Совета и их прихвостней по-настоящему. Кстати, это, в дальнейшем стоило "тем" старикам серьёзных проблем и разочарований в жизни. В частности, мест в том самом Совете и карьеры...
У магистра Тисвика недавно был день рождения. Ректор "случайно выбросил" те мерзкие письма, а студенты придумали и исполнили прекрасное представление в честь любимого преподавателя.
В ходе зрелища, письма красиво сгорали. Но, перед этим, они сильно увеличивались в размерах, и на каждом из них проступало лицо одного из членов Магического Совета или высокопоставленного чиновника магического сыска.
Тисвик и другие старики смеялись до колик, наблюдая за аутодафе, устроенным их недругам.
Чиновник Высшего Магического Совета, который явился на следующий день к Элвину, кричал так, что вопли его были слышны на всю академию... Говоря по правде, они были так слышны только потому, что ректор открыл окно своей башни и что-то там попросил у академии. Ничего конкретного...
Потому он и смог поклясться потом, что не собирался оскорблять достойного господина и как-то позорить его. И понятия не имеет, как такое могло произойти.
А он действительно не мог представить, как могли крики покрывать такую большую территорию. Звучать, при этом, таким глумливым визгом. Будто приспешник Магического Совета сам издевается над собой и пославшими его.
Маг услышал отголоски тех воплей, когда остановился на мгновение, чтобы набрать воздуха. Заговорил снова. Услышал, как он сам, или его голос? кривляется и глумится над тем, что приказано ему передать.
Замолчал. Прошептал испуганно, что будет жаловаться. Его же собственный голос провизжал за окном эти слова так, что всем, кто мог слышать его, стало понятно, что жаловаться в Высший Магический Совет Дормера - совершенно провальное и бесполезное дело. Что в общем-то было чистой правдой.