– Рвите его! Рвите на куски! – закричали они собаками.
Собаки тут же бросились на мертвого волка. Они рвали его с жестокой свирепостью. Сердитые крики охотников, смешиваясь с лаем собак и ржанием лошадей, эхом разносились по округе.
Всё это продолжалось не больше нескольких минут. Насытившись зрелищем растерзанного волка, охотники начали успокаиваться. Они обменивались довольными взглядами и грубыми шутками, продолжая кружить вокруг места схватки, разглядывая разорванные тела волка и пса, лежавшие в грязи и крови.
Я закрыла глаза, не в силах больше смотреть на эту ужасную картину. Спустя какое-то время, я услышала, что кони, с тяжелым топотом, начали выезжать с поляны. Охотники, подбадривая своих лошадей громкими выкриками, двинулись прочь. Их голоса, вперемешку с хрустом ломающихся веток, лаем собак и фырканьем лошадей, становились все тише и тише, пока, наконец, окончательно не растворились вдали.
Я с опаской открыла глаза и увидела, что на поляне остались лишь следы их дикой охоты – кровавые пятна, разбросанные по траве, растерзанные тела волка и пса, и следы от копыт и лап, разворотившие землю.
Когда эхо последних удаляющихся криков и топота копыт затихло в дали, я, наконец, вылезла из своего укрытия за кустами. Мое сердце, все еще колотящееся от напряжения, постепенно успокаивалось, но внутри меня оставалось странное беспокойство. Мне хотелось еще раз взглянуть на волка. Его необычный вид и ужасная смерть не выходили у меня из головы.
Осторожно ступая по примятой траве, я подошла к центру поляны. Окровавленное тело волка лежало неестественно раскинувшись в грязи. Его шерсть была свалявшейся, слипшейся от крови, и местами вырванной клочьями. Некоторые участки шерсти были сожжены, от пороха. На боку зияла рваная рана, окруженная багровыми потеками, из которой сочилась темная жидкость, медленно впитываясь в траву. Виднелись глубокие порезы и ссадины от когтей и клыков. В воздухе витал густой, тяжелый запах крови и пороха, от которого у меня запершило в горле.
Вдруг мое сердце пропустило удар. Из-под полуопущенных век, с едва заметным движением, на меня уставился янтарный глаз, полный нескрываемой боли и злобы. Мне показалось, что грудь зверя на долю секунды поднялась, еле заметно, словно он вздохнул. Я не могла поверить своим глазам. Волк был жив!
– Беги! – громко прокаркал Карл.
От ужаса у меня похолодело все внутри. Мои ноги подкосились, и я отшатнулась назад, упав. Я не могла произнести ни звука. Страх, первобытный и животный, сковал меня. Я поползла назад, стараясь как можно дальше оказаться от этого страшного, поверженного, но все еще живого зверя.
Глава 3
Страх, холодный и липкий, сковал меня, когда я, не помня себя, отползала от этого жуткого, все еще живого зверя. Мои руки дрожали, оставляя на земле неровные следы, а сердце, казалось, колотилось где-то в горле. Мне нужно было убраться отсюда как можно скорее, пока он не очнулся, пока не пришел в себя.
Неожиданно, моя рука попала во что-то теплое и липкое. Я вздрогнула и, с отвращением, посмотрела назад. Я почти доползла до мёртвой собаки, той, что еще недавно так свирепо нападала на волка, и теперь моя рука стояла в луже её тёплой крови. Меня тут же затошнило, желудок свело судорогой, и к горлу подступил комок. Но, как ни странно, это омерзительное чувство прогнало нахлынувшую волну страха, и я, наконец, смогла хоть немного думать.
Карл, который, как тень, следовал за мной, тихо прокаркал, нетерпеливо перебирая лапами на ближайшей ветке:
– Нам надо уходить! Глупая девчонка, ты что, не понимаешь? Вдруг этот зверь очнётся, и нападёт на тебя?
Но я, словно прикованная, не могла пошевелиться. Я смотрела на волка. Он лежал там, в центре поляны, совсем неподвижный, только грудь едва-едва заметно поднималась и опускалась, словно он изо всех сил цеплялся за жизнь. Его янтарный глаз, приоткрытый лишь на мгновение, смотрел прямо на меня, и в этом взгляде не было ничего, кроме ярости и ненависти. Никакой мольбы о помощи. Никакой слабости. Только дикая, нечеловеческая злоба.
Карл снова заговорил, на этот раз с ноткой тревоги в голосе:
– Чего ты ждешь? Беги, пока он тебя не убил! Это же зверь!
Но я продолжала смотреть на волка, и чем дольше я смотрела, тем сильнее во мне росло какое-то странное, противоречивое чувство. Жалость? Да, это была жалость. Несмотря на всю ярость в его глазах, несмотря на весь тот ужас и страх, который я испытала, я почему-то не могла просто убежать. В нем было что-то такое… Что-то, что вызывало во мне странное сочувствие.
– Я не могу его бросить, я должна ему помочь, – прошептала я, не отводя глаз от волка.
– Ты что с ума сошла? – завопил Карл. – Иди домой! Вот Агафья никогда не стала бы рисковать почем зря!
Я не стала с ним спорить, потому что сама не понимала, откуда во мне взялась эта странная решимость. Я знала, что это безумие, что это может быть опасно, но какой-то внутренний голос, какая-то глупая, девичья жалость гнала меня вперед.
Я встала на ноги и неуверенно подошла к волку. Он не шевелился, продолжая следить за мной своим янтарным глазом сквозь полуопущенные веки. Я медленно опустилась на колени рядом с ним.
Мои пальцы дрожали, когда я осторожно ощупывала раны волка. Огнестрельные раны выглядели ужасно – черные, обугленные края, воспаленная кожа вокруг. Раны от укусов собак были также рваные, глубокие, кровоточащие.
Я достала из своей сумки, прикрепленной к поясу, несколько мешочков с сушеными травами, небольшие склянки с мазями и настойками, небольшой нож. Я всегда носила их с собой, на всякий случай. Теперь такой случай наконец наступил, но разве могла я подумать, что использовать их придется для дикого зверя?
Сначала я принялась за осмотр огнестрельных ран. Они выглядели ужасно – глубокие, с черными, обугленными краями, кожа вокруг них была горячей и воспаленной. Присмотревшись, я увидела, что внутри ран, словно застрявшие семена, виднеются свинцовые шарики. Осторожно, стараясь не причинить ему лишней боли, я взяла нож и стала доставать эти шарики из плоти. Это было тяжело и требовало сосредоточенности. После каждого извлеченного шарика, я тут же промывала рану настойкой календулы и ромашки. Его тело содрогалось от боли, он сжимался и напрягался, но он не издавал ни звука.
Затем я взяла другой мешочек, в котором лежала высушенная растолченная кора ивы. Я знала, что в ней содержится природный аспирин, который мог помочь облегчить боль и снять воспаление. Я добавила в неё немного настойки из подорожника и сделала густую кашицу. Эту кашицу я осторожно нанесла на края огнестрельных ран, стараясь, чтобы она как можно глубже проникла внутрь, и зафиксировала её полосками ткани, оторвав их от своего подола своего платье.
– Всё равно оно безнадёжно испорчено ветками кустов, - сказала, заметив осуждающий взгляд Карла.
– Да уж, конечно, - проскрипел Карл, встряхивая перья. – Агафья бы на твоём месте наверняка нашла бы что-то получше, чем подолы обдирать.
–Не болтай мне под руку. Отвлекаешь только.
Карл обиженно замолчал.
Теперь нужно было заняться ранами от собачьих клыков. Я достала из маленькой скляночки, мазь из зверобоя, календулы и масла чайного дерева. Она обладала сильными регенерирующими свойствами, и должна была помочь ускорить заживление ран. Я нанесла мазь на раны от укусов и поверх приложила свежие листья подорожника, которые собрала неподалеку, зная об их целебных свойствах, зафиксировав их лоскутами ткани.
Закончив перевязку, я приложила руки к ранам волка и, закрыв глаза, начала тихонько шептать. Слова заговора, которым меня учила бабушка Агафья, текли, словно тихая река, обволакивая его боль:
– Вы, раны, кровь пролившие, боль вызвавшие, утихните, заживитесь. Боль и злобу в себя вобрав, силу зверя возвращайте.
Я старалась говорить тихо и напевно, словно пытаясь убаюкать зверя, и вкладывала в слова всю свою силу и надежду.
– Ну, вот, теперь еще и бормочешь! – недовольно прокаркал Карл. – Агафья, кстати, говорила заговоры с чувством, а ты – как будто скороговорку читаешь.
Повторив заговор несколько раз, я внимательно посмотрела на волка. Его дыхание стало тише, а янтарный глаз, полный еще недавно боли и недоверия, медленно закрывался. Он то ли засыпал, то ли терял сознание. Я поняла, что сделала все, что было в моих силах. Теперь оставалось только ждать. Выживет он или нет, зависело только от него. Меня накрыло чувство бессилия, и я тихонько вздохнула.
– И это всё? – прокаркал Карл, встряхивая перья. – Агафья бы, конечно, по-другому с этой ситуацией поступила, но с тебя что взять.
Подумав, что нужно было оставить раненному зверю воды, я огляделась по сторонам. Тут же, у корней старой сосны, рос огромный лопух с листьями, похожими на тарелки. Осторожно сорвав один из них, я свернула его, как чашу, и наполнила водой из своей бутылочки. Поднеся импровизированную чашу с водой к пасти волка, я поставила её на землю рядом.
– Может быть, тебе пригодится, – прошептала я ему, хотя и сомневалась, что он меня слышит. Затем, еще раз взглянув на него, я медленно поднялась и, стараясь не шуметь, пошла прочь, оставив волка одного посреди леса.
Глава 4
Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые и оранжевые тона, когда мы с Карлом, наконец, выбрались из леса. Мои ноги гудели от усталости, платье было разорвано в клочья, руки испачканы в земле и крови, а волосы спутаны. «Слава богу, всё это закончилось,» пронеслось у меня в голове. «И как же хорошо, что можно вернуться домой, отдохнуть и забыть обо всем этом ужасе.» Но тут же мои мысли переключились на волка, «Выживет ли? Что я могла ещё сделать? Все что могла — сделала.»
– Ну и видок у тебя, – проскрипел Карл, летя рядом и разглядывая меня с притворным ужасом. – Агафья бы в таком виде на улицу ни за что бы не вышла.
– Замолчи, а? – пробурчала я в ответ, стараясь не обращать внимания на его придирки, и с каждым шагом, как бы отряхивая с себя остатки переживаний. Я начала осматривать окрестности. «Может, хоть что-нибудь полезное по дороге попадётся?» Мой взгляд упал на полянку, усыпанную жёлтыми цветами зверобоя. «О, это как раз то, что нужно!» радостно подумала я, «Он как раз хорошо помогает заживлять раны.»