— Если бы не четверо детей, я бы решил, что у тебя вообще никогда мужчины не было, — с удовольствием любуясь на мои полыхнувшие от его слов щёки, тихонько засмеялся король. — Я буду аккуратным. Иди ко мне.
И я пошла. Встала, обошла стол и попала в приглашающе раскрытые объятия, а потом опустилась к королю на колени — это уже не было для меня чем-то новым. Сидеть у кого-то на коленях — полузабытое чувство из детства, чувство любви, надёжности и защищённости, которое последние десять лет я лишь отдавала, но не получала. Да, сейчас о любви и остальном речи не шло, но сами по себе ощущения от объятий сильного мужчины, рядом с которым я была совсем маленькой и хрупкой, были очень приятными.
Я умастилась поудобнее и робко улыбнулась, не зная, что делать дальше. Губы мужчины коснулись моего виска, прошлись лёгкими поцелуями вниз по щеке, легли на губы. Я, как и вчера, спокойно позволяла себя целовать — уже знала, что это не страшно и даже приятно. Но мужские губы как-то очень быстро отстранились. Что случилось?
— Муж тебя вообще не целовал? — задумчиво глядя на меня, поинтересовался король. Я лишь пожала плечами, позволяя ему самому додумать то, чего я рассказать не могла — поцелуи несуществующего мужа или их отсутствие. — Похоже, и не ласкал тоже. И кто только додумался женить таких детей?
Вопрос был риторическим, и я снова пожала плечами.
— Сделаем так, — кажется, король принял решение. — Просто повторяй всё за мной, хорошо? Всё, что я буду делать с тобой — ты делай со мной, договорились?
— Договорились, — кивнула я. Почему бы и нет? Всё будет по-честному. Правда, не очень представляю, как по таким правилам мы сможем совершить сам процесс, ну да ладно, он гораздо меня опытнее, уж наверное, не предложит то, что невозможно выполнить.
Но именно сейчас повторить я могла. Потянулась, убрала длинные волосы мужчины за ухо, коснулась губами виска — того самого, с которого совсем недавно убрала шрам, — потом прошлась губами по незагорелой полосе до уголка губ, прижалась к ним своими губами, стараясь повторить то, что ощущала до этого.
Губы короля шевельнулись под моими, стали ловить их, обхватывать, посасывать, прикусывать, я, как могла, старалась повторять его движения, и мне это нравилось, очень нравилось. Что-то такое непонятное творилось с губами, никогда прежде они не были такими чувствительными, и от прикосновения к ним меня раньше не окатывало горячими волнами, а игра языками, затеянная королём, неожиданно вызвала отклик где-то под ложечкой, а потом это пульсирующее ощущение спустилось ниже, гораздо ниже.
— Какая чудесная ученица, — бормотал король, целуя мою шею, плечо, грудь, всё, что открывал, расшнуровывая и стягивая вниз моё платье. — Какая отзывчивая!
А я тоже без дела не сидела, я стаскивала с него рубаху, а потом тоже целовала всё, что видела, и не потому, что должна была повторять, а потому что сама давно об этом мечтала — почувствовать вкус кожи, к которой прежде прикасалась лишь руками.
Дальше я уже даже и не старалась что-то повторить — жаркие ласки короля разожгли во мне костёр, заставляя желать еще больше, горячее, откровеннее. И в то же время, я сама не могла удержаться от того, чтобы гладить и обцеловывать его роскошную грудь, широкие плечи, которыми так восхищалась, сильные руки — что для аристократа было редкостью, — я даже попыталась спуститься к животу, очень уж там были красивые мышцы, которые мне тоже хотелось исследовать, но король меня удержал.
— Не так быстро, моя хорошая, иначе надолго меня не хватит. — И мои ладони вернули обратно на грудь, в то время как руки короля бродили ниже, намного ниже. Видимо, правило «повторяй за мной» уже не действовало.
Я ещё как-то осознавала, как король снимает с меня платье, но когда лишилась белья — уже не запомнила. Да и с него самого я только рубашку стащила, а вот уже мы оба на широченной кровати прижимаемся друг к другу абсолютно обнажёнными телами. Магия, не иначе, а на кровать мы точно порталом перенеслись, потому что не могут даже самые умопомрачительные поцелуи и самые смелые ласки настолько отключить способность хоть как-то контролировать происходящее.
Или всё же могут?
Потому что, ни на какое «повторяй за мной» не было ни сил, ни даже просто мыслей. Меня саму хватало лишь на то, чтобы цепляться — именно цепляться, а не ласкать, — за плечи короля, творящего с моим телом настоящую магию. Ни смущения, ни отторжения — я позволяла ему всё, не могла ни голосом возразить, ни как-то попытаться закрыться, увернуться от его рук и губ, ласкающих меня там, где нельзя, неправильно… Но лишь одна мысль билась сейчас в голове — лишь бы он не остановился, я просто умру, если король прекратит творить с моим телом это колдовство.
Резкая боль заставила вынырнуть из омута полубеспамятства и перепуганно замереть, глядя в удивлённые глаза короля, замершего надо мной, пристально разглядывая. Спохватившись, быстренько обезболила и залечила пострадавшее место и криво улыбнулась.
— Десять лет без мужчины. Как еще совсем всё не заросло, — выдавила из себя, кляня на чём свет стоит собственную дурость.
А как иначе это назвать, если от нежеланной беременности защититься ума хватило, а убрать весьма красноречивую улику — нет? И о чём только думала? Сколько раз за эти дни в голове крутилось «мой первый раз», «мой первый мужчина», «впервые», и тому подобное? И ни разу ничего в голове не щёлкнуло, хотя для меня, целительницы, такая забывчивость вдвойне непростительна.
— Да, десять лет — это много, — медленно кивнул король, задумчиво гладя на меня, а потом поцеловал нежно-нежно.
Поверил? Поверил… Слава Богине-Матери!
А король снова начал ласкать меня, да так, что все приятные ощущения, куда-то исчезнувшие в момент нашего единения, вновь начали возвращаться, заставляя снова терять голову, а тело, постепенно притерпевшись к непривычному вторженцу, обнаружило в этом даже нечто приятное, особенно когда мужчина, медленно и осторожно, начал двигаться.
Боли не было — я очень хорошая целительница, все это признают! — остались лишь волшебные ощущения, которые всё нарастали, превосходя всё, прежде мною испытанное. И уже совсем скоро я вновь позабыла, где я и что я. Во всём мире остались лишь мы, наши тела и то удовольствие, что всё сильнее охватывало меня, пока не взорвалось фейерверком восторга и удовольствия.
Король догнал меня спустя несколько мгновений, напрягся, застонал, а потом обессиленно рухнул, в последнюю секунду перевалившись на бок, чтобы меня не придавить. Подгрёб еще ближе, прижался губами куда-то над ухом, тяжело дыша — как и я, потому что сердце колотилось как сумасшедшее, а дыхание всё никак не желало прийти в норму.
И я тоже прижалась к своему королю, обхватив его руками и уткнувшись носом куда-то в ключицу, и чуть не задремала, так мне было хорошо и уютно, но тут нащупала пальцами некую неправильность, и это заставило сонливость моментально покинуть меня. Повозив ладонями по спине мужчины, я резко села — он проворчал что-то протестующее, но, пусть и неохотно, выпустил меня из объятий.
А я перегнулась через короля, рассматривая спину, на которой, казалось, уже знала каждую клеточку. Но получается — не каждую, потому что то, что я увидела, сильно отличалось от того, что представало передо мной позавчера.
— Ваше величество, вас лечит кто-то ещё? — поинтересовалась срывающимся голосом, наполовину от того, что дыхание еще до конца не восстановилось, наполовину — от какой-то непонятной обиды. Я считала короля своим пациентом, и видеть, что кто-то другой тоже его лечит, да ещё и лучше меня, было неприятно. Зачем тогда он приносил ко мне сегодня Эррола, если нашёл другого целителя?
— Дина, ты же обещала! Ну, какое я тебе «величество» после того, что только что произошло? — король улёгся на спину, чтобы видеть моё лицо. — У меня есть имя. Надеюсь, хотя бы его-то ты знаешь?
— Знаю. Вы — Кейденс Лурендийский, — уж это-то я знала. В какой бы дали, если не сказать — в дыре, не жила последние десять лет, не знать имя короля было бы совсем уж странно.
— Вот так и зови. И на «ты», пожалуйста.
— Я не смогу, — растерялась, потому что и правда — не смогла бы вот так, сразу.
— Ладно, хотя бы только имя, — согласился мужчина. — Будем всё делать постепенно. А что ты там про лечение говорила?
— Ваши шрамы, — я вернулась к тому, что так меня напрягло. — Οни… они стали меньше. Вы нашли другого целителя?
— Что за ерунда? — нахмурился король. — Кого я могу найти, если во всём королевстве, если не во всём мире, нет целителя, способного в принципе лечить ожоги от магического напалма?
— Но я же вижу! И чувствую. Да сами посмотрите! — я не могла сдержать эмоций.
Внимательно вглядевшись в меня и, кажется, увидев, что я серьёзна как никогда, король встал и, не обращая внимания на свою наготу, прошёл к зеркалу, попутно прикасаясь к светильникам, тут и там развешанным и расставленным по комнате, заставляя их заливать её ярким светом. Осознав, что и сама одета ни на нитку не приличнее, я быстро закуталась в покрывало. Хотелось скорее найти своё платье и надеть его, но я не могла отвести взгляда от полностью обнажённой фигуры короля, а где-то внизу живота начинало зарождаться уже знакомое чувство.
Что, опять? Вот прямо сейчас? Второй раз за ночь?
Так тоже бывает?
Пока я в растерянности осознавала, как много ещё не знаю об интимной жизни в целом и о своём теле в частности, король подошёл к зеркалу и стал через плечо разглядывать свою спину, удвоив роскошную картину, которую собой представлял.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он, видя то же, что и я — шрамы стали бледнее, не такими выпуклыми и слегка уменьшились по краям, словно бы я над ними работала минимум неделю.
При этом я обычно излечивала шрамы до полностью здоровой кожи, но по кусочкам, не трогая остальное. А тут все они изменились равномерно.
— Никакой целитель, кроме тебя, ко мне не прикасался, — поворачиваясь другим боком, от чего картина существенно не изменилась, покачал головой король. — И даже представления не имею, что же… Если только… Да нет, быть такого не может, это лишь легенда.