Аня дома. Она занимается музыкой — плохо играет на скрипке.
Толя-Тормоз, сидящий с журналом в шезлонге, вздыхает и оглядывается на дом с тоскливой досадой.
17
Под мостом через узкую речку сидит Аня с подружкой Амарантой — коренастой девочкой с грубоватым лицом.
Амаранта смотрит на свои ладони. Потом на тыльные стороны.
— Проходят? Проходят, правда же?
— Ну да, в общем-то, — нерешительно говорит Аня. — Ты мазь-то мажешь, которую у экстрасенса купили?
— Мажу, — уныло сказала Амаранта.
— Ты лягушек в руки не брала? Говорят, от лягушек бородавки бывают.
— Говорят еще, бородавки у тех вырастают, кто одно место трогает, — поделилась Амаранта.
— Да? — Аня испугалась. — А ты что, трогаешь?
— Да нет, — неуверенно сказала девочка.
— Пошли? — Аня встала. — Мне до семи разрешили.
Они вышли из-под моста на дорогу.
Навстречу Саня-Лисапед идет, велосипед катит, улыбается девочкам приветливо. На Сане — отличная лайковая куртка.
18
Аня в гостях в старом доме.
— А откуда у Лисапеда такая куртка?
— Я подарил.
— Ничего себе…
— Грустно мне было, вот и подарил. Когда грустно, надо кому-нибудь что-нибудь подарить.
— А почему тебе было грустно?
— Если честно, мне было грустно из-за нее, — человек кивнул на зеленую картину.
— Из-за картины?
— Из-за той, которая ее нарисовала.
— Потому что она умерла?
— Потому что я ее сильно любил.
— А она тебя — нет?
— И она меня любила. А еще я ее мучил. И она меня мучила.
— Зачем мучить, если любишь?
— Это бывает у взрослых. Взрослая глупость. Любили и мучили. Господи… Теперь вот нет ее больше…
Он умолкает, и лицо у него такое безутешное, такое угасшее, что Аня робко, едва касаясь, гладит его по голове. Не глядя на Аню, он берет ее за руки, в ее ладонях прячет свои глаза и молчит. Поднимает голову и уже не так грустно глядит, даже улыбается.
— Как хорошо, что ты есть на свете. Ты бы с ней подружилась.
— А она была какая?
— Какая… Ну вот если на картину смотреть умеючи, то можно увидеть ее…
19
Дом Лисапеда — деревенская избушка в два окошка. Печка, бревенчатые стены с портретами советских киноартистов, кушетка, железный рукомойник, телевизор на тонких ножках, много старья.
Лисапед в дареной лайковой куртке смотрится в старое зеркало. Приосанивается. Поворачивается. Вдруг придает лицу задумчивое выражение и говорит невнятно, но по интонации очень похоже подражая человеку:
— Ты вон еще молодой совсем… А девушек на свете много…
20
Аня и Амаранта опять под мостом. Амаранта улыбается таинственно.
— Ты что вчера на дискотеке не была?
— Не пустили, — говорит Аня. — А что?
— Ты что!
— Нет, правда? — Помолчав, Амаранта говорит: — Меня Колька Лутников на медляк пригласил.
— Да ты что?! Сам?
— Ну.
— И что?
— Танцевали. А потом он мне поклонился и руку поцеловал.
Аня молча представляет себе услышаное. Потом спрашивает:
— Руку? А как же…
— Смотри! — Амаранта показывает Ане ладони. Они почти совсем чистые, без бородавок.
— Проходят! — радуется Аня. — Теперь точно проходят! Вот это да! Это мазь, что ли, подействовала?
Амаранта опять улыбается таинственно и говорит:
— Только никому, ладно? Короче, неделю назад… Стою в теткином магазине. Потому что Алка-продавщица отошла и меня попросила пять минут постоять. А там мелких каких-то за харчами прислали, они считать толком не умеют, все путают, просят чупа-чупсов на сдачу, а денег не хватает. Рожи такие жалобные. Мне вообще мелкоту всегда жалко. Ну, дала я им чупа-чупсы, а деньги тут же свои из кармана достала и на кассу положила. Тут мужик какой-то неместный говорит: «Девушка, как хорошо, что ты добрая». Девушкой меня назвал, прикинь? Стал за молоко расплачиваться, так быстро-быстро на мои руки посмотрел и говорит: «Вот за то что ты добрая, я тебе помогу, чтобы руки чистые стали. Приходи завтра с утра к озеру». Может, он маньяк какой? И попробовать охота — вдруг поможет? Короче, прихожу к озеру, а он уже там сидит, и руки вот так сложил. Складывай, говорит, ладони, как я, только не подглядывай. И что-то такое мне из своих ладоней в мои — пурск. Щекотное. Теперь, говорит, двенадцать раз повторяй: «Моря-Марина, забери у меня то, что злыми духами принесено». А потом раскрой ладони. Я двенадцать раз честно повторила, раскрыла ладони, а там знаешь, что было?
— Что?
— Бабочка! Шоколадница. Улетела она. Он говорит: вот так от тебя все и отлетит. И парнишка, который тебе нравится, скоро сам, типа, клинья начнет подбивать. Только верить надо, и тогда обязательно сбудется. Вот… А еще он мне подарил такие перчатки… Как в кино… Как у принцессы…
— Перчатки? — Аня вскочила на ноги. — А он где живет?
— А тебе зачем?
— В старом доме, — уже не спросила, а ответила Аня.
— А ты откуда знаешь? — Амаранта насторожилась и тоже встала.
— Ты там была? — строго спросила Аня.
— А ты что, тоже была? — Амаранта готова драться.
— И он говорил тебе, что это счастье, что ты есть на свете? — чуть не плача, спросила Аня.
— Нет. А тебе говорил, значит?
Молча смотрят друг на друга.
— Правильно говорят, что все мужики — скоты, — кивнула Амаранта.
— Что же теперь делать? — спросила Аня. (Даже не спросила, а просто подумала вслух. Что делать, как быть, как доверять?)
Амаранта, как человек конкретный, сказала просто:
— Убить его надо.
— Как — убить?
— Пугнуть, хотя бы. Заставить, чтобы извинялся. Прощение чтобы просил. Ты теперь когда с ним встретишься?
— Завтра.
— Где?
21
Лисапед дома старательно начищает здоровенный самовар. Лохматый кот подходит к нему, видит свое отражение в самоваре, нюхает, ничего не понимает, прядет ушами и уходит.
22
Человек сидел на толстом еловом бревне и, увидев Аню, поднялся к ней навстречу. Улыбается.
— Привет!
— Привет…
— Ты что такая… Что стряслось?
— Да ничего…
Человек видит, что Аня смотрит куда-то ему за спину. Оборачивается. Там стоит Амаранта и говорит:
— Руки!
— Что?
— Руки за спину.
— Извини, я не расслышал, — говорит человек и послушно убирает руки за спину.
Амаранта связывает ему руки.
— Девчонки, вы чего? — Человек смотрит на Аню. Аня не смотрит на него.
— Становись на колени, — приказывает Амаранта.
— Что стряслось-то?
— На колени становись.
Человек опускается на колени. Амаранта достает из рюкзачка внушительный нож.
— Думаешь, с нами так можно? Думаешь, тебе за это ничего не будет? Зачем ты так? Зачем ты у нее про меня выспрашивал, а у меня — про нее? Шутил, что ли? Смеялся над нами, да? Думаешь, тебе за это ничего не будет? А вот это видел? Мы тебя сейчас убьем и в землю закопаем, понял? Проси прощения.
— Простите меня, пожалуйста, — говорит человек. — Я виноват. Просто я хотел, чтобы никто не обижался, я боялся, что вы ссориться начнете, ревновать будете…
— Ты нам тут лапшу на уши не вешай. «Простите, пожалуйста»… Мы сейчас тебя убьем, не понял, что ли?
— Понял.
— Проси пощады, ясно? Ползи и целуй нам ноги…
Девочки отходят подальше и разуваются. Мох и босые ступни. Человек передвигается на коленях по мху, его руки связаны сзади.
— Давай подойдем поближе, чтобы ему удобнее было ползти? — предлагает Аня.
Амаранта молча показывает фигу и стоит, скрестив руки на груди. Человек приближается и смотрит на них снизу вверх.
— Пощадите, — говорит человек.
— Давай пощадим? — просит Анна.
— Пусть ноги целует, — хмурится Амаранта.
Человек прилаживается, устраивается так и этак, в конце концов ложится на землю и принимается целовать их ноги.
Девочки хихикают и переминаются с ноги на ногу — щекотно. Человек прилежно целует ступни и пальцы, лодыжки и круuлые косточки.
Девочки умолкают. И в лесу тихо.
Человек долго целует ноги Амаранты и Ани. Перестав целовать, человек смотрит вверх, на небо между деревьями. Бледное лицо и рыжая сосновая хвоя в бороде. Человек поднимается на ноги и легко, одним движением плеч, освобождает связанные руки.
Не спеша уходит, удаляется.
— А еще поцелуй, — странным, осипшим голосом просит Амаранта.
И Аня тоже:
— Поцелуй, пожалуйста…
Человек не отвечает — уходит, не слышит. Или обиделся? Быстро темнеет в лесу. Девчонки срываются с места, спешат за ним, зовут, догоняют, заглядывают в лицо.
— Обуйтесь, девочки, сыро, — устало и безразлично говорит человек, через плечо, не глядя на них, и они пугаются — какой он вдруг стал сутулый и старый, и лицо такое худое и грустное. Пугаются, что они сильно обидели его, и он больше никогда не будет рассказывать им истории, не пустит в дом, полный чудес…
Девчонки начинают ругаться, чуть ли не драться:
— Это все ты, вечно из-за тебя…
— Нет, это ты!
— Дура!
— Сама дура чертова тупая… (Обзываясь и бранясь, они бегут за ним.)
— Ну подожди, ну пожалуйста, ну куда ты? Ну извини, ну прости, пожалуйста…
Человек останавливается, и они льнут к нему, а он обеими руками обеих обнимает:
— Эх вы, сыроежки…
Начинает накрапывать дождь.
23
Дома у Лисапеда. Он вернулся с рыбалки, чистит рыбу. Головы заботливо раскладывает кошкам по мискам.
Моет руки под железным рукомойником. Смотрит на ходики. Заваривает себе чай в большую чашку. Включает старый, на тонких ножках, телевизор. Усаживается на кушетку.
Надраенный самовар сияет на столе.
Поужинавшие кошки, облизываясь и подмигивая, (верный признак кошачьей сытости), собираются вокруг своего хозяина. Лисапед заботливо рассаживает кошек на коленях и на кушетке.
По телевизору начинается «В мире животных», про львов и тигров.
Лисапед показывает кошкам тигров. Вместе смотрят телевизор.