— Тебе же известно, что я не из тех, кто избегает неприятностей.
— Вот это и плохо, Майк.
— Может, в какой-то степени ты и права, но имей в виду, что Мист ничего не забывает. Правда, ему не хватает мужества.
— Я и сама могу о себе позаботиться.
— Милая, ни одна женщина не умеет заботиться о себе, включая и тебя тоже. Будь осторожна.
— Ты очень обеспокоен, Майк?
— Конечно.
— Ты любишь меня?
— Да. Я обожаю тебя, но буду действовать по- своему, — улыбнулся я. — Ну а ты, конечно, можешь не бояться Миста. — Я подмигнул Велде.
— В этом я никогда не сомневалась.
Велда сидела напротив меня, прямая и стройная. Ее черные волосы рассыпались по плечам. Эта девушка всегда напоминала мне дикое животное. Глаза ее просто опьяняли и манили к себе, а ее пухлые губы были чувственно приоткрыты. Да, человеку вроде меня не стоит долго смотреть на это чудо.
Я снова взглянул на бумаги, которые дала мне Велда.
— Теперь, Майк, тебе действительно не отвертеться от этого дела, — рассмеялась она, но я понимал, что она испытывает те же чувства, что и я. — У нас с тобой уже есть три имени, а как насчет других?
Велда склонилась над столом, и я поспешно отвел глаза, чтобы не видеть ее соблазнительной ложбинки.
— Николас Раймонд, вероятно, тоже ее старая любовь. Она была близка с ним перед войной. Он погиб в автомобильной катастрофе.
— Немного, но все-таки, как говорят, есть кое-какие детали.
— Кто это говорит?
— Пат. Полиции довольно много известно о пей.
— А что он еще сказал?
— Он сказал, что ее следующий любовник ему также известен. Это Уолтер Маи-Грат. Он держал ее при себе около года во время войны. Они жили тогда в апартаментах на Риверсайд Драйв.
— Он из местных?
— Нет, из другого штата, но частенько бывал в нашем городе.
— Делец?
— Он занимался строевым лесом. Еще торговал сталью. В полиции он зафиксирован… — Заметив, что мои брови вопросительно приподнялись, Велда торопливо добавила: — Уклонение от уплаты налогов, два ареста за хулиганские действия и срок за это, и один условный приговор за кражу оружия.
— А где он сейчас?
— Он здесь уже около месяца. Сбывает строевой лес.
— Прекрасно! А кто такой Леопольд Ковальский? — Велда нахмурилась, глаза ее потемнели.
— Не могу точно сказать, но Эдди намекнул мне о нем. Вскоре после войны Берта Торн выступала в ночном клубе. Однажды после закрытия клуба на улице вспыхнула драка якобы из-за нее. Какой-то репортеришка из бульварной газеты успел щелкнуть ее пару раз, и газета поместила фото на первой странице. Все это вышло чисто случайно. Но ее имя и фотография крепко запали в памяти Эдди. Через месяц история вновь повторилась, и опять в газетах появилось ее фото. Вот Эдди и вспомнил о ней.
— Но что же насчет того парня, милая?
— Сейчас я тебе о нем расскажу. Этот парень внешне похож на борца, и я отправилась в редакцию спортивного журнала, и там редактор сказал мне, что это Леопольд Ковальский. Он действительно борец и целый год успешно выступал под именем Ли Ковальского, пока на тренировке не сломал руку. После этого он куда-то исчез, но месяц спустя, во время последней уличной драки, попал под машину и умер. Поскольку в этом деле это второй случай гибели в автокатастрофе, то обратились в страховую компанию. Насколько можно судить по их данным, это типичные несчастные случаи.
— Типичные несчастные случаи? — повторил я. — Не мешало бы все-таки проверить.
— А может, не стоит, Майк?
— Может, и не стоит. — Я просмотрел историю болезни Берты Торн и спросил: — А что ты скажешь об этом?
— Немного. Она пришла к доктору Марину Себорину для обследования. Он обнаружил крайнее истощение нервной системы и предложил ей отдохнуть. По обоюдному согласию они выбрали соответствующую лечебницу, где диагноз доктора Себорина полностью подтвердился. Берта оставалась в больнице примерно четыре недели. Свое лечение она оплатила вперед.
— Что-то тут не сходятся концы с концами. — Я взглянул на Велду, которая в задумчивости смотрела на меня. — А ты считаешь, что сходятся? Нет, дорогая, расходятся. А что там насчет конгрессмена Джефри?
— Ничего путного. Он встречался с ней пару раз на каких-то политических приемах. Он не женат, и с этой стороны к нему не подступишься. Но не думаю, что он что- нибудь о ней знает.
— Это плохо.
— Не очень, Майк. Мы только начали. А что о ней сказал Пат?
— Все записано. Вероятно, самого главного он не сообщил. Кроме того, ее связь с Эвеллой кажется обычной, если учесть ее вкусы. Она родилась в Питсбурге в 1920 году. Отец — швед, а мать — итальянка. Она жила некоторое время в Европе. Один раз была в Швеции, была еще в Италии, в 1940 году. Ее работа не обеспечивала тех затрат. которые она позволяла себе, но для девушки подобного склада это легко объяснить.
— Значит, связь с Эвеллой?
— Эбелла лишь один из них. Он находится здесь, в Нью-Йорке. Пат даст тебе адрес.
— Значит, он мой?
— Пока я не смогу приблизиться к нему. А ты, пожалуй, используй любую возможность.
— Каким образом?
— Любым, который это обеспечит. Конечно, лучше всего быть представленным кем-либо и позволить ему сделать все остальное. Необходимо узнать круг его общения.
— Может, это удастся мне? — кокетливо спросила она.
— Имей в виду, ты не имеешь права на ошибку.
Велда улыбнулась.
Наконец, мы покончили с завтраком и вышли на улицу. Я вновь с удовольствием наблюдал, как она усаживалась в машину, после чего сел в другое такси. Я велел шоферу ехать в Бруклин, но сначала попросил остановиться на Атлант авеню. Там мне сразу же все стало ясно. Имя все еще значилось на табличке, но соседи сообщили, что ночью она ушла и квартира пуста. Когда наша машина отъезжала, у тротуара затормозил грузовик с вещами нового квартиросъемщика.
Второй адрес в Бруклине принадлежал репортеру, который оставил работу десять лет назад. Сейчас ему было сорок девять лет, но выглядел он на все семьдесят. С одной стороны его лицо было изуродовано шрамом, который тянулся от уголка глаза к уху и далее вниз ко рту. Если бы он снял рубашку, то можно было бы увидеть три глубоких шрама на животе. Одна рука ниже локтя не двигалась. Из газеты он ушел не по своей воле, а из-за статьи о мафии, которая и стала причиной его увольнения.
Когда я вышел от него два часа спустя, под мышкой у меня был томик, за который в любом журнале мне дали бы не меньше десяти грандов, но я получил его задаром. Остановившись, я подал знак проезжавшему мимо такси. Мы доехали до ближайшей аптеки. Там я уединился в задней комнате и дважды прочел полученный материал, после чего отправил этот томик обратно бывшему репортеру. Потом зашел в бар и за кружкой пива принялся сопоставлять факты, которые мне стали известны.
Я старался скрыть свое лицо от внимания окружающих, но напротив меня висело зеркало, и каждый мог в нем увидеть мое отражение. Пришлось поменять место. Я стал восстанавливать в памяти только что прочитанное. Здесь упоминалось имя Эвеллы, да и имя Билла Миста тоже. Тогда они были зелеными сосунками, но начало их было многообещающим.
Репортер из Бруклина заявил мне, что их связи проследить слишком сложно, потому что у них сильные покровители. Теперь же они возвысились еще больше. В списке значились и другие имена, о которых я раньше не слышал.
Были там и пустые места для королей, но никто не знал, кому же принадлежит трон. Никто даже и не догадывался об этом.
Главарь? Но все они были крупными фигурами. И несмотря на это, над ними должен быть самый главный босс. Я как раз размышлял над этим, когда в бар вошел Мусси Бассо.
Людей, вроде Мусси, всегда можно встретить в спокойное время и лишь в сумерках. Но они исчезают, если становится жарко. О таких можно прочитать в газетах, когда полиция время от времени забрасывает сети в их мир. По их лицам можно безошибочно узнать температуру в преступном мире или их отношение к вам, узнать, что следует вам ожидать — жизни или мучительной смерти.
Как только Мусси взглянул в мою сторону, по его лицу я мгновенно понял, что я сгорел. Я почувствовал, что не очень-то и популярен. Мусси бегло оглядел меня, покосился на дверь и чуть побледнел, увидев, где мои руки. Я кивнул ему. криво улыбаясь:
— Хэлло, Мусси!
Мусси быстро осмотрелся по сторонам и проскользнул в мою кабину, стараясь, чтобы его никто не заметил. Он нервно схватил сигарету и судорожно закурил.
— Послушайте, мистер Хаммер, — начал он. — Ведь нам с вами не о чем разговаривать.
— А может, мне приятно твое общество, Мусси.
Он облизал пересохшие губы, не сводя взгляда с моих рук.
— Вы совсем не та компания, в которой приятно быть замеченным другими, — вздохнул он.
— Кто это сказал?
— Многие говорят… Вы, конечно, хороший парень, мистер Хаммер, — внимательно посмотрев на меня, он закончил: — но влезли не в свое дело.
— А я-то полагал, что мы — друзья, — произнес я, дожевывая сэндвич и наблюдая за ним. Я знал, что Мусси невезучий парень. Ему постоянно не везло.
— Что вы, мистер Хаммер, ведь мы никогда не были даже приятелями. Если уж вам нужны неприятности, обходитесь лучше без меня. Я — миролюбивый человек.
— Да?
— Правда, я жулик, — с неожиданным сарказмом про-: изнес Мусси, — ну и что же? Но мне не нужны неприятности, связанные с перестрелкой. Если я — маленькая картофелина в поле, то и хочу ею остаться. Никто ведь не причинит вреда маленькой картофелине, не так ли?
— Это, конечно, в том случае, если никто не обратил внимания и не заметил, что с ней разговаривала большая картофелина, — усмехнулся я.
Он сразу вздрогнул.
— Не… не шутите так со мной, мистер Хаммер. Я ведь вам совсем не нужен. Я ничего не собираюсь ни покупать, ни продавать. Отстаньте от меня!
— Что ты слышал, Мусси?
Он испуганно оглянулся и приблизился ко мне.
— Вы и сами это знаете.