– Ух ты! Здесь так… идеально.
– Спасибо. – Он поставил сумку с едой на стол и подошел к гостье, которая рассматривала стену, увешанную снимками его бывших любовниц. Филипп называл ее «стеной достижений». Все эти женщины не искали возможности войти в семью Боумант или устроить скандал, а потому были безопасны с точки зрения Мэтью. А Уитни уже внесла в его жизнь сумятицу, но ему это нравилось и хотелось еще. Хотелось обладать этой женщиной.
Поднявшись на цыпочки, Уитни уставилась на большую фотографию в раме, висящую в центре.
– Ведь это же… Это свадебное фото.
Глава 11
Мэтью напряженным голосом ответил:
– Да, это свадьба моих родителей.
– Но ведь это же ты на снимке, верно? А мальчишка, рядом с которым ты стоишь, – это Филипп. А вот это – Чедвик?
– Верно.
– Но тут тебе уже лет пять или около того!
Воцарилось напряженное молчание. Наверное, Уитни в своих расспросах зашла слишком далеко, но ей было наплевать. Она всматривалась в фотографию.
Жених – Хардвик Боумант, одетый в красивый фрак, стоял рядом с рыжеволосой женщиной в пышном платье, украшенном стразами и жемчугом. Вместе с новобрачными на фото были три мальчика в одинаковых фраках. Рука Хардвика лежала на плече Чедвика. Рядом с Чедвиком стоял светловолосый мальчик помладше с проказливой улыбкой. А перед невестой стоял маленький Мэтью. Положив руку ему на плечо, она ослепительно улыбалась в объектив, но у Мэтью было такое лицо, словно его укололи булавкой.
Он спросил:
– Разве ты не знала, что я родился не Боумантом?
Уитни повернулась к нему:
– Как? Что это значит?
– Филипп всего на шесть месяцев старше меня.
– Правда?
Мэтью подошел, обнял ее за талию. Уитни прижалась к его плечу, наслаждаясь его прикосновением.
– В те дни разразился огромный скандал – даже по меркам Боумантов. Моя мать стала любовницей Хардвика, когда тот еще был женат на Элизе, матери Филиппа и Чедвика. Четыре года она отказывалась дать мужу развод. Поэтому я родился Мэтью Биллингсом.
– Так ты не рос со своим отцом?
– До пяти лет он не жил с нами. Когда Элиза узнала обо мне, она развелась с Хардвиком. Тот добился опеки над Чедвиком и Филиппом, женился на моей матери и перевез нас в фамильный особняк Боумантов.
– Но мне показалось, что вы с Филиппом так близки. Вы ведь вместе готовите его свадьбу. Вот я и подумала…
– Что мы выросли вместе? Нет. – Мэтью невесело рассмеялся. – До сих пор помню, как мама говорила мне: «У тебя есть папа, и он тебя любит. А еще – братья, с которыми ты будешь играть. Поэтому не нужно плакать из-за переезда в новый дом. Все будет прекрасно. Просто… идеально».
Судя по тону, которым он это сказал, было ясно, что все пошло совсем не так, как обещала мать.
– И что случилось?
Мэтью фыркнул:
– А как ты думаешь? Чедвик ненавидел меня до глубины души. Филипп иногда неплохо ко мне относился, потому что и сам страдал от одиночества. Иногда оба брата сговаривались против меня, потому что я не был настоящим Боумантом. К тому же моя мать вскоре после свадьбы забеременела Фрэнсис и Байроном. Когда те родились, разумеется, сразу получили фамилию отца.
Мэтью вздохнул. А про него Хардвик просто забыл. У отца было столько жен, детей и любовниц, что он просто не помнил их точное количество.
– Так как же так оказалось, что теперь именно ты присматриваешь за всей семьей?
– Я должен был доказать, что я – ее часть, настоящий, законный Боумант, а не Биллингс.
Он обнял Уитни обеими руками и коснулся губами ее затылка. Но она, чувствуя, что вот-вот найдет ключ к отгадке, не позволила отвлечь себя поцелуем.
– И как ты этого добился?
Сильные, теплые руки Мэтью привлекли ее к нему на грудь, и на мгновение Уитни показалось, что сейчас он прижмет ее к стене и снова заставит выкрикивать его имя, лишь бы отвлечь ее от расспросов.
Но он ответил:
– Я во всем копировал Чедвика. Как и он, учился в школе на отлично, закончил тот же колледж, тоже получил степень магистра управления бизнесом, тоже работал на семейной пивоварне. Чедвик был и остается идеальным Боумантом. Я думал… Сейчас это глупо звучит, но тогда мне казалось, что, если я тоже стану идеальным Боумантом, мама перестанет плакать в своей спальне, и мы станем счастливой семьей.
– И у тебя получилось? – спросила Уитни, хотя и сама знала ответ.
– Не совсем. – Он крепче ее обнял, и она ближе прильнула к нему, словно давая понять, что она вовсе не требует от него быть идеальным. – Когда Фрэнсис и Байрону исполнилось по четыре года, мои родители развелись. Мама пыталась получить над нами опеку, но Боумант со своими деньгами и безжалостными адвокатами, конечно, победил в суде. Мне тогда было десять.
– Ты все еще видишься с матерью?
– Конечно. Сейчас она устроилась в библиотеку. Заработка на оплату всех счетов не хватает, но ей нравится эта работа, а об остальном забочусь я. – Он вздохнул. – Однажды мама попросила у меня прощения за то, что вышла за моего отца и тем разрушила мою жизнь.
– Ты тоже так считаешь?
Мэтью насмешливо обвел глазами свою квартиру.
– Ну, даже не знаю, можно ли это назвать руинами.
– Да, у тебя здесь просто идеально, – согласилась Уитни, но про себя подумала, что и свадебное фото его родителей тоже выглядит так, словно на нем большая счастливая семья.
– Да, если я чему и научился, будучи Боумантом, так это тому, что главное в жизни – это то, какими вещи кажутся, а не являются на самом деле. Как-то один ревнивый муж застал Хардвика в спальне со своей женой и устроил скандал. Я тогда учился в колледже. Утром, выйдя из квартиры, я увидел множество репортеров и фотографов, требующих от меня комментариев. Им нужны были какие-нибудь пикантные подробности, понимаешь?
– Да. – Уитни вспомнился тот ад, через который проходила и она сама. В памяти всплыли лица толкающих друг друга папарацци, выкрикивающих ужасные вещи.
– Я не знал о том, что случилось, поэтому я начал сочинять на ходу. Я заявил, что фотографии поддельные. Люди готовы на что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание и расставить ловушку самому богатому человеку в Денвере. Весь клан Боумантов обязательно поддержит Хардвика, потому что он невиновен. Мы подадим иск о клевете. И пресса заглотила эту наживку вместе с крючком. Я спас репутацию отца. – Помолчав, он продолжил: – Тот был горд за меня, сказал, что именно так ведут себя Боуманты, велел продолжать присматривать за нашей семьей – и тогда все будет отлично. Но, разумеется, дальше вновь последовали скандалы. Третья жена Хардвика ушла от него. Он дал ей отступного и отсудил опеку над детьми, потому что это работало на его имидж прекрасного семьянина, которому просто не везет с женщинами. И я так хорошо справлялся с поддержанием репутации Боумантов, что, когда в семейной фирме освободилось место руководителя отдела по связям с общественностью, я получил эту должность.
«И Мэтью согласился работать на своего брата после того, как он так плохо обращался с ним в детстве? Не ожидала, что он может повести себя так благородно», – подумала Уитни и спросила:
– Твои братья все еще ненавидят тебя?
Он рассмеялся:
– Нет, конечно. Я для них слишком ценен. Я так часто вытаскивал Филиппа из разных переделок, что уже сбился со счета. И Чедвик всегда полагается на мои советы. Я… – Он сглотнул. – Я теперь один из них. Законный Боумант. Даже приглашен шафером на свадьбу. Я больше не бастард, которому исполнилось целых пять лет, когда его родители поженились. – Он ткнулся носом в шею Уитни. – Просто я… Вот бы знать тогда, в детстве, что все кончится хорошо, понимаешь?
Уитни прекрасно его понимала. А вот ей оставалось только надеяться, что в ее жизни все в конце концов будет хорошо.
– А знаешь что? Когда мне было пять лет, – прошептала она, – мама водила меня на кинопробы – там отбирали актеров для съемок в рекламе. А я вовсе не мечтала быть актрисой. Мне хотелось кататься на лошадях и рисовать. Но мама хотела, чтобы я стала знаменитой. Это ей самой хотелось славы.
В то время маленькая Уитни не понимала, зачем Джейд Мэддокс выставляет ее, свою дочь, перед всеми этими людьми, заставляя притворяться кем-то. Разве маме недостаточно, что она – такая, как есть?
– Моя первая маленькая роль была в телешоу «Лама Ларри». Помнишь такое? Я играла Лулу.
Мэтью застыл, а затем расхохотался так заразительно, что Уитни тоже улыбнулась.
– Так ты играла в том шоу про лам? Оно было просто ужасным!
– Знаю. Ламы вообще странные. Спустя шесть месяцев шоу закрыли, но мама не оставила своих амбиций. А я мечтала о братьях и сестрах. Ведь я даже с отцом не виделась. Лишь когда я стала знаменитой, он явился и попросил у меня денег. Это мама отвела меня на прослушивание, когда искали актрису на роль в сериале «Семейка Уайлдз». И это она заставила сценаристов изменить имя персонажа с Венди на Уитни. Тогда мне казалось, что это круто, если тебя зовут так же, как того, кого ты играешь. Я не понимала, что совершила самую большую ошибку в жизни и что образ Уитни Уайлдз навсегда пристанет ко мне.
Мэтью повернул ее лицом к себе и, глядя ей в глаза, заверил:
– Ты же знаешь, что для меня ты – Уитни Мэддокс, правда?
– Да.
А затем его губы сложились в улыбку.
– Но… Лулу?
– Эй, это было отличное шоу о говорящей ламе! – горячо возразила Уитни, но, не сдержавшись, хихикнула. – Ты что, критикуешь качество детской программы, написанной взрослыми дяденьками, сидящими на наркотиках?
– Как там говорил старина Ларри? «А вот и лама!» А потом плевался.
Мэтью попытался пощекотать Уитни. Она схватила его за руки.
– Ты насмехаешься над ламами? Они такие величавые животные!
Он попытался разжать ее пальцы, гостья не уступала. Внезапно оба перестали смеяться и замерли.
Уитни обнаружила, что смотрит на галстук Мэтью: лиловый, с узором из каких-то желто-зеленых амеб.
Мэтью наклонился, коснулся губами ее лба, затем щеки и спросил внезапно охрипшим голосом: