– Выходит, вы женщина? – наконец, выдает Рон.
– Нет, Рон. Я гибрид. Меня зовут Рай.
– Так вы парень?
– Я транс.
– Трансчеловек? – допытывется Рон.
– Трансгендер.
– Выглядите, как парень. Не мачо, а обычный парень. Девчонке я бы не давал интервью на «Сэкс-По»!
– Я транс, – терпеливо повторяю я.
– Рон решил стать инвестором в «Оптимале». – Виктор кладет руку на плечо Рона.
«Оптимал» – компания Виктора. Ее слоган: «Будущее уже здесь». И это меня напрягает: если будущее уже здесь, то где, черт возьми, настоящее?
– Мы с профом коллеги, – широко ухмыляется Рон.
– Вот как? – Я недоумевающе смотрю на Виктора.
– Да, – кивает Рон. – Нас объединяет Будущее.
Виктор молча улыбается (что, кстати, не всегда хороший знак).
– Рон, а где Клер? Вы взяли ее с собой? – спрашивает профессор.
– Да. Клер в гардеробе. В сложенном виде она полтора метра в длину. Уместилась в спортивной сумке. Там их несколько, в смысле сумок. На моей написано «Адидас».
– Думаю, наши гости с удовольствием пообщались бы с Клер. Она очень убедительна.
– Между прочим, зря вы так сказали о секс-роботах. Будто они не угроза для человечества. – Рон не разделяет оптимизма Виктора. – Каждая новая разработка – угроза, верно? Однажды роботы станут независимой формой жизни. Так вы мне говорили, когда я предложил стать инвестором.
– Так и есть, – кивает Виктор. – Но пока все секс-роботы не более, чем узкопрофильные машины.
– Намекаете, что у них узкие вагины?
– Нет, я имею в виду другое.
– Тогда о чем конкретно вы говорите? – горячится Рон.
– Ваши роботы предназначены ровно для того, о чем написано на коробке, в которой они прибывают к клиенту: для секса и удовольствия.
– Разве секс и удовольствие – узкий профиль? Здесь заключены все желания любого мужчины!
– Не любого, – возражает Виктор.
– Например, мне такое не нужно, – замечаю я.
Во взгляде Рона читается еще большее подозрение и даже некоторый страх.
– Послушайте, Райан. Или Мэри. Или как вас там! – Он взмахивает передо мной стаканом с виски. – Ничего личного, просто хотел узнать: член-то у вас есть?
– Это как раз очень личный вопрос, – вмешивается Виктор.
– Нет, – спокойно отвечаю я. – Мое имя Рай. И члена у меня нет.
– Ага, – кивает Рон. – Значит, все-таки не мужчина. Тогда вы не можете хотеть того же, чего и другие парни.
– По-вашему, мужчина – это лишь член? – возмущаюсь я.
– А для чего становиться мужчиной, если не ради члена? – Рон смотрит на меня чуть ли не с жалостью.
– То есть мужчина – это ходячий пенис?
– Более-менее… – мнется Рон.
– Все же несколько более, – замечает Виктор.
Не зная, как выйти из щекотливого положения, я честно признаюсь Рону:
– Мне было неуютно в женском теле.
– Почему?
– Трудно объяснить.
– Вам нравились девчонки, но не нравилась идея стать лесбиянкой? Понял.
– Мне всегда нравились мужчины.
Рон невольно отшатывается.
– Не волнуйтесь, вы не в моем вкусе.
Кто-то отвлек Виктора, и я остаюсь один на один с озадаченным Роном.
– Не знаю, мужчина вы или женщина, Райан, но по профессии врач, верно?
– Верно.
– Работаете в больнице?
– Да.
– Откуда вы знаете профессора?
– Я снабжаю его частями тел.
У Рона, словно у терьера, задергался кончик носа. Видимо, он пытается понять, не пахнет ли от меня трупами. Ищет на моей одежде пятна крови и характерную грязь под ногтями.
– Я не раскапываю могилы, Рон, – успокаиваю его я. – Или вы думали, что по ночам я хожу на кладбище с мешком и лопатой? Раскидываю могильный холм, вскрываю крышку гроба, вынимаю оттуда труп в полуистлевших склизких лохмотьях и несу препарировать?
– Нет! Нет! – трясет головой Рон, но я слышу за этим: «Да! Да!».
В старые времена после анатомирования человеческие останки перетирались в костную муку, перетапливались на свечи или шли на корм свиньям. Отходов не было. Современные похороны – сплошное расточительство. Прочным гробам не страшны ни дождь, ни черви, ни какие-либо процессы разложения. Смерть естественна, но нет ничего более противоестественного, чем мертвое тело.
«Выглядит некрасиво, да, Рай? – услышал я за спиной негромкий голос. Это была наша первая встреча с профессором Штейном. – Потому что это действительно некрасиво».
Виктор работает на пересечении двух направлений науки: смарт-медицины[34] и самообучающихся машин. Он «натаскивает» компьютеры по медицинской диагностике. Алгоритм обследования пациентов машины выполняют лучше людей. В будущем докторов заменят роботы. Однако плоть есть плоть, а кожа есть кожа; невозможно обучать анатомии исключительно по учебникам и видео. Роботу предстоит работать с человеческим телом, а значит, учиться он должен тоже на настоящем теле. Точнее, на частях тела. Мне довелось видеть, как маленькие зонды тщательно исследуют мышцы законсервированного фрагмента руки, внедряются в разлагающиеся мягкие ткани ноги.
– Например, когда ампутируют ногу, ее необходимо сразу же убрать с операционного стола, – поясняю я. – Кстати, ноги на удивление много весят.
– Вы отрезаете ноги?
– Не только.
– А чем?
– Пилой, – уточняю я.
Рон заметно бледнеет.
– Затем мы коагулируем срез, – продолжаю я. – Моем и сушим отделенную конечность, упаковываем в полиэтиленовый пакет, запечатываем, приклеиваем ярлык и помещаем в холодильник или в морозилку. Или ее увозят в крематорий. По-разному.
– По-разному, – эхом повторяет ошеломленный Рон.
– Все зависит от ситуации. Не у всех ампутированных ног есть будущее.
– Вас предупреждают заранее?
– Чаще всего, но иногда приходится оперировать в срочном порядке. К тому же, многое зависит от того, какую часть ноги нужно отрезать; сможет ли пациент воспользоваться протезом. По поводу протезирования вам стоит пообщаться с профессором Штейном. Переход к трансчеловеческим технологиям может начаться с бионических протезов.
– Мне нравятся мои ноги, – задумчиво говорит Рон, глядя вниз. – Небыстрые, толстые, но я к ним уже привык.
– Понимаю.
В глазах Рона я вижу благоговейный трепет, который вызывают у людей врачи.
– Как думаете, на сколько потянет? – Он хлопает себя по бедру.
Ноги у Рона короткие, но полные.
– Килограмм на двадцать, если резать отсюда. – Я провожу пальцем воображаемую черту на уровне его паха, попутно заметив, что Рон заправляет «хозяйство» налево.
Здоровяк опасливо смотрит на свою ногу в помятой штанине, радуясь, что конечность все еще при нем.
– Ну и руки у вас! Огромные! – с уважением произносит он.
– Как раз, чтобы ампутировать вашу солидную ногу.
Рон невольно дергается.
– Вы не хотите завещать свое тело для научных исследований? – осведомляюсь я.
– Послушайте, у вас совершенно мужские руки, – бормочет Рон.
Да, у меня крупные ладони. Как и у моей матери. Она умерла при родах, и я знаю мать только по фотографиям. Судя по ним, это была сильная, открытая и смелая женщина. Можно ли скучать по тому, кого даже не знаешь? Я по ней скучаю.
Роста я не очень большого: всего-то метр семьдесят. Телосложение стройное: узкие бедра, длинные ноги. Когда мне удаляли грудь, удалять пришлось всего ничего. Прием гормонов довершил изменение. Бюстгальтеры мне и раньше были без надобности. Теперь моя грудь гораздо более красивая: сильная, гладкая, плоская. Волосы я забираю в небольшой хвост, на манер поэтов восемнадцатого века. Глядя на свое отражение в зеркале, я вижу знакомое лицо. Как будто это я и не я одновременно. Поэтому так и не решаюсь на вторую операцию по окончательному изменению пола. В итоге я не принадлежу к какому-то одному полу. И живу в этой раздвоенности.
Наконец, возвращается Виктор.
– Кажется, вы без меня не скучали. – Рону он протягивает новый стакан с виски, а на меня бросает свой фирменный чуть насмешливый взгляд.
– Мы беседовали об ампутированных конечностях и о нашем с тобой особом сотрудничестве.
– Ну, да. Каждая лаборатория нуждается в учебном материале. – В глазах Виктора мелькает озабоченность: не слишком ли много узнал Рон?
Пусть теперь профессор попотеет. Совсем, как Рон Лорд. Конечно, в мои планы не входило посвящать Рона во все детали: на самом деле Виктор Штейн получает больше конечностей, чем полагается его исследовательской лаборатории.
В зал неожиданно врываются сотрудники безопасности в синей униформе, на бегу натягивая перчатки и размахивая электрошокерами.
ВСЕМ ОТОЙТИ НАЗАД! НАЗАД!
Один из охранников подходит к Виктору, и они спешно удаляются в гардероб. Я иду за ними.
– В этой сумке что-то шевелится, – шепчет белая от страха работница гардероба. – По-моему, там животное.
Охранник наклоняется к спортивной сумке «Адидас».
– Черт возьми, я слышу бормотание! – восклицает он.
К сумке подходит второй охранник. На его лице застыло скептическое выражение.
– Вообразил себя доктором Дулиттлом? Научился понимать язык животных? – фыркает он. – Ткни сумку ногой!
Первый охранник слегка тычет сумку носком ботинка. Ничего не происходит. К этому времени в гардеробе собралась толпа.
Охранник забирается на стул и громко спрашивает:
– Чья сумка «Адидас»?
Над головами возникает розовая ладонь Рона Лорда.
– Моя.
– Откройте сумку, сэр! – строго приказывает охранник.
Полли Ди уже успела взобраться на стул и снимает происходящее на телефон. Рон, уверенно раздвигая плечами толпу, словно вышибала в ночном клубе, подходит к сумке, кладет ее на длинную столешницу гардероба и открывает молнию. Внутри оказывается сложенная пополам секс-кукла. На джинсовой куртке стразами выложено имя «Клер».
– ПАПОЧКА! – раздается из сумки.
– Не понимаю, как она включилась, – недоумевает Рон. – Любые действия контролирует специальная программа.